Дарвина на его гипотезу естественного подбора в борьбе за существование навело специальное изучение искусственного подбора, применяемого садоводами и скотоводами по отношению к культурным растениям и домашним животным. В этой гипотезе он думал найти объяснение происхождения всякого в мире живого существа. Эта гипотеза носит название дарвинизма в узком значении этого слова. Однако всему учению о происхождении присвоили название дарвинизма, что послужило причиной безграничной смуты в умах, которую тенденциозно учли и еще будут учитывать предвзятость и предрассудки в борьбе с учением о происхождении видов. Приверженцы религиозного, так называемого союза Кеплера, стараются доказать в своих докладах с высоты ораторской трибуны, что дарвинизм находится на смертном одре, причем публика вводится в заблуждение тенденциозными сообщениями о последних минутах теории происхождения.
Должно, однако, считаться, как с неопровержимо установленными фактами, и с борьбой за существование, и с естественным подбором. Для обнаружения этого необходимо только добросовестное наблюдение природы. В природе все стремится проглотить друг друга или, по крайней мере, грызется друг с другом, и это наблюдается как у растений, так и у животных, причем животные, не считая, конечно, воздуха и воды, находят себе пропитание исключительно в пожирании растений и других животных. Вполне понятно и естественно, что наименее приспособленные при этом гибнут, выживают же наиболее вооруженные для борьбы, – и трудно себе представить, как могли новые влияния настолько ослепить нынешних противников Дарвина, что факты эти перестали для них быть ясными. Но зато всегда была гипотетичной и таковою навсегда останется теория происхождения путем естественного подбора всех животных и растительных форм.
Мы не будем здесь возвращаться к мутациям Де Фриза и мнеме Земона, о которых мы уже говорили. Идеи Геринга, расширенные и разработанные Земоном, дали нам исчерпывающее освещение фактов. Благодаря энграфии, возбуждающейся в организме под воздействием внешних раздражений, последовательно подготовляется и создается все усложняющееся строение живого существа, причем функции естественного подбора сводятся к урегулированию и направлению этой работы мнем, а также к устранению всего малоприспособленного или же подчинению его данным условиям.
По Де Фризу, явившиеся следствием искусственного и естественного подбора разновидности не отличаются устойчивостью, в то время как неожиданные мутации значительно долговечнее. Но мы уже убедились в том, что и мутации представляют собой не что иное, как позднюю экфорию накоплявшейся за долгий период времени скрытой энграммы у прародителей.
Но и разновидности, явившиеся следствием подбора, в свою очередь, основаны на экфориях, однако более скорых, обусловленных повторявшимися в определенном направлении конъюгациями. Плате и другие все же нашли, что такого рода высшего порядка разновидности, основательно приспособившиеся, все более и более укрепляются и становятся устойчивее. Отсюда вытекает отсутствие противоречия между основными фактами, так как все находят себе объяснение в сочетаниях наследственной мнемической энграфии с естественным подбором.
Сверх вышеуказанного, все более и более подтверждается, на основании новейших исследований, что отнюдь не имело места равномерное и последовательное видоизменение живых существ, как полагал Дарвин, но что на самом деле сравнительно быстрые видоизменения чередовались с периодами большего или меньшего застоя, и применительно не только к общему состоянию, но и к отдельным формам. Можно в настоящее время даже утверждать, что живущие виды выделяют и такие, которые совершенно неподвижны, не подвергаясь никаким дальнейшим видоизменениям, но обнаруживая скорее тенденцию к вымиранию, в то время как другие в значительной степени изменчивы. Перемещение в новую обстановку (например, на новый материк) обусловливает сравнительно быстрое изменение вида. Энграфия, таким образом, тем скорее изменяет живые существа, чем быстрее она сама подвергается изменению. При переселении же какого-нибудь вида на другой материк изменяется не только энграфия, но и факторы естественного подбора (Вагнер). Вместе с тем становится все более и более ясным, что мировая фауна и флора в их настоящем не склонны к образованию все новых и новых форм, ибо фауна и флора третичной эпохи отличались бо́льшим богатством. Кроме того, мы можем установить, что в настоящее время царство животных и растений в большей степени подвержено вымиранию, чем обогащению новыми видами.
Нам, конечно, еще не известно, каким образом возникла жизнь, – во всяком случае, в форме бесконечно более малой и более простой, чем клетка. Но она, бесспорно, нарождалась не в одном месте и не из одного индивидуума, а в различных местах и через посредство многих индивидуумов. Поэтому родословное дерево ее должно быть полифилетично и не может быть монофилетично. Но относительное единообразие единичных существ с достаточной ясностью указывает на то, что во многих местах жизнь при одинаковых условиях зародилась и совершенно единообразно. Этим и объясняется кажущаяся вероятность монофилетического происхождения.
Если мы пожелаем из истории происхождения человечества выделить факты, наиболее существенные при разрешении интересующего нас вопроса, то остановимся на следующих:
1. Учение о происхождении видов непоколебимо.
2. На первый взгляд выдвигается кажущееся разнообразие в факторах эволюции: естественный подбор, мутации, климатические, физические, химические и прочие условия. Но, как мы в этом уже убедились, все они могут быть сведены к основному положению энграфии и уравновешению естественным подбором. Мы, конечно, не осведомлены еще относительно самой природы энграфии внешних раздражений применительно к живой субстанции. Если удастся когда-нибудь определить законы жизни через посредство законов так называемой мертвой природы, мы очутимся лицом к лицу с единой огромной монистически метафизической загадкой, состоящей в стремлении мировой энергии к бесконечному дифференцированию в частичных ее проявлениях и к образованию все новых, более сложных форм, так называемых магазинов энергии. Нам остается только считаться с тем, что органические виды под влиянием энграфии и естественного подбора в состоянии существенно изменяться в ту или иную форму, – лучшую или худшую, – причем улучшение обусловливается благоприятными влияниями и конъюнкциями, ухудшение же – дурным подбором и неблагоприятными энграфиями; иногда же виды вырождаются благодаря бластофтории. Сочетание из дурного подбора и бластофторических влияний представляет собою наибольшую и близкую опасность, зловеще угрожающую человечеству, и противовесом ей может явиться лишь осмысленная половая жизнь.
3. Родство видов по их происхождению распространяется в такой же мере и на духовные (психические) их особенности, как на остальные, причем первые определяют собою внутреннюю сторону мозговой жизни, мозг же в числе прочих органов следует законам природы.
4. В зависимости от вышеприведенных положений история происхождения и естественный подбор имеют столь же важное значение для полового вопроса, как и правильно усвоенная наследственность, ибо зародыши, явившиеся следствием совершения полового акта, служа интересам размножения, представляют собой носителей грядущих поколений и судеб их и одновременно заключают в себе потенции или энергии минувших поколений. Однако возможно влияние на них в хорошую или дурную сторону культурного человечества, в зависимости от воздействия его или же невмешательства. Но, в связи с разнообразными предрассудками, в наших школах почти или совершенно замалчиваются новейшие исследования о происхождении животных и, между прочим, и человека, вследствие чего человечество в массе своей остается в абсолютном неведении, не приучаясь к естественнонаучному мышлению. Неудивительно поэтому, что многие вещи, совершенно простые и определенные в представлении естествоиспытателя или врача, кажутся массе совершенно чуждыми. Поэтому я и считаю необходимым несколько подробнее остановиться на следующем пункте.
