– Кстати, я так и не добрался ни до одного магазина. Заказывать удобно, но вдруг мне захочется побродить между стеллажами и выбрать то, что попадется на глаза?

– Жаль, что вы не воспользовались за это время ни одним рекламным предложением. В принципе, если вы подпишете “Акт сомнения” я могу дать вам еще одну неделю чтобы побродить по окрестностям, съездить в город, самому купить в трех поселковых лавочках продукты и мелочи…

– Нет, я уже решил. Давайте все оформим. Пусть лавочки и их хозяева будут сюрпризом. К тому же старики любят поворчать и попридираться в магазинах. Без этого их жизнь на пенсии будет не такой интересной и полной. Да, кстати. Мне не нравится резеда у входа.

– Не проблема. Просто выдерните ее когда заселитесь и закажите что нибудь другое.

– А если мне надоест этот дом, могу я приобрести другой?

– Конечно, у нас есть там агент из местных. Свяжитесь с ним и он обязательно подберет вам что-то по средствам, которыми вы располагаете. Я же вас предупредил что выбранное вами место не очень популярно, поэтому возможны некоторые колебания цен, но я надеюсь, что все будет в порядке и местечко станет модным и тогда вы даже получите прибыль от продажи.

– Агент из местных?

– Подрабатывает на досуге. Писатель, очень интересный человек, заскучал и откликнулся на наше предложение.

– А еще есть какие-то работы?

– По нашим делам особо нет, разве что бывают собрания, на которых мы просим жителей рассказать о своей жизни переселенца неофитам. Там, где много наших единоверцев, они даже устраивают небольшие концерты, спевки, экскурсии. А вот в выбранном вами месте довольно пустынно, так что мы особо не настаиваем на миссии. Пока раз в полгода-год может кто-то постучится от нас, напоите чаем, посидите, поболтаете на кухне. Но это только в том случае, если он у нас будет настаивать на встрече со старожилом. За это вам даже полагаются бонусы и некоторая часть комиссионных. Как евангелисту.

– Никогда бы до такого не додумался.

– Некоторые, вновь обращенные, очень дотошно подходят к выбору и не воспринимают все на веру. Обязательно надо вложить руки куда не попадя.

Он засмеялся, от чего его белый, тугой подворотничок сдавил шею и она слегка побагровела.

– Ладно. Давайте оформлять финансовые бумаги.

Он ловко вытащил из чемоданчика и аккуратно разложил на три стопочки листки бумаги трех цветов, вынул бутылочку темного стекла, коробку с бумажными салфетками, баночку с тампонами и авторучку.

– Вы ознакомились с документами?

– Да.

– Очень хорошо, тем не менее еще раз пробегите их экземпляры и убедитесь в их идентичности.

– Я вам верю.

– Дело не в вере, а в том, что у вас могут появиться вопросы по пунктам, на которые вы до этого не обращали внимания, читая со стола. К тому же вся процедура фиксируется на видеокамеру, чтобы в дальнейшем избежать претензий со стороны родственников, которым может не понравиться ваш выбор.

Он символически поправил камеру, стоящую справа от него на миниатюрной треноге и заглянул в дисплей проверив изображение. Я протянул руку и подгреб к себе все три стопки настоящей бумаги.

Как только я это сделал, вид у моего наставника стал торжественный. Я даже улыбнулся, представив себе объемную картинку, которую пишет камера. Он, в черном костюме, пуловере и белом подворотничке, начищенных до полной матовой неизбежности черных мягких туфлях, сидящий с прямой спиной, как будто проглотивший лом и я, небритый, всклокоченный, в футболке, толстовке со следами вчерашней яичницы, клюквенного сока и зубной пасты и домашних тапочках на босую ногу.

Минут на десять мы погрузились в молчание. Я читал, он изредка втягивал воздух носом, подсовывал палец за воротничок или отхлебывал колы, но при этом не спускал с меня взгляда.

– Вот, кстати, пункт: “Отказывается от каких бы то ни было процедур, поддерживающих его жизнедеятельность более чем на месяц, в случае если медиками не будет однозначно доказана целесообразность их продолжения.” А если родственники будут настаивать?

– Там дальше есть еще пункты, по которым ваша, высказанная прижизненно воля, ограничивает права кого бы то ни было, в частном порядке, принимать решение о поддержании вас в жизни реанимацией. Эта упёртость родственников очень усложняет нашу работу, и мы не хотели бы столкнуться с какими бы то ни было проблемами выполнения наших обязательств. Вы все прочитали? Вот вам еще листочек. Это вы должны произнести вслух, членораздельно, если вы все понимаете и все три экземпляра договора идентичные.

Я взял карточку из плотной бумаги и пробежав строчки на ней откашлялся, выпрямил спину и прочитал:

– “Подтверждаю, что то сам, в твердом уме и по трезвому разумению, 11 апреля 2024 года прочитал все три экземпляра, понял и оценил текст Акта «Верую». Я согласен с его положениями и признаю все ограничения, накладываемые на меня данным “Актом”, равно как после прохождения таинства воцерковления признаю всех, кто подписал ранее и подпишет такие же Акты впредь своими Братьями и Сестрами в вере. Обязуюсь соблюдать установленные таинства и не разглашать их сути. Вверяю себя Богу и уповают на милость его. Аминь”

Когда я закончил свою клятву, вдруг понял, что тоже сижу с выпрямленной спиной, как и мой визави, а глаза у меня горят каким-то неземным огнем. Мой собеседник аккуратно принял у меня карточку, положил её в чемоданчик, осторожно, но твердо пожал мою руку и строго посмотрел в мои глаза.

– Поздравляю, Брат!

– Спасибо…

– Ну а теперь давайте подпишем “Акт” …

Он быстро и аккуратно достал бумажную салфетку, развернул ее на столе. Выдавил на тампон немного жидкости из флакончика. Отчетливо запахло спиртом. Потом разорвал упаковку одноразовых перчаток, снял колпачок с авторучки и жестом попросил мою руку. Я догадался и протянул ему ладонь, выставив вперед безымянный палец. Левой рукой твердо перехватил палец у подушечки, протер тампоном, сильно сжал его и ткнул пером ручки. Я почувствовал боль укола и ручка зажужжала, втягивая в себя капельку крови.

– Ну вот в все, как комарик укусил… Сейчас подождем три минуты и можно будет подписывать.

Он положил авторучку ближе к моей правой руке, пером от меня. Я ощущал, что она она немного вибрировала и гудела, а на обращенном ко мне зажиме горел красный огонек.

– А сразу нельзя подписывать?

– Идет процесс консервации. Кровь смешивается со специальной жидкостью и отвердителями, позволяющими сохранить в подписи ДНК на несколько сотен лет. Мало ли кто из родственников и потомков примется оспаривать “Акт” …

– А я думал, что кровь сцеживают в чашку и макают в нее перо… Кстати, в тексте, который я прочитал, упоминаются “таинства” – подписание это и есть процедура, о которой я не должен говорить непосвященным?

– Нет, это не таинство, а простая юридическая формальность, обставленная некоторой торжественностью. Если вы бы когда-то брали большой кредит, подписывали транснациональный или международный договор, то там вся технология такая же.

– Но ведь показывают, как президенты подписывают соглашения. Там никакой крови и ваток со спиртом.

– Это внешняя сторона. И подписывают они, скорее всего, муляжи договоров на публику. Кстати, именно оттуда пошла привычка забирать ручки.

– Забирать? А разве они ими не обмениваются?

– Обмениваются они при подписании липовых соглашений на публике. А настоящие, с кровью, забирают.

Я посмотрел на лежащую передо мной ручку. Она все так-же светилась красным.

– Конечно я ее вам отдам. Это правило, так как важнее этой ручки нет ничего для подписания документов. Можете оставить ее с кровью, через полгода она высохнет и будет как символ Веры. Ее можно будет носить во внешнем кармане пиджака на собраниях. Или положить в укромное место. Можно промыть и набрать обычных чернил и пользоваться как простой авторучкой.