– Нет. Я не жду звонка. И я никакой не Жоржик, вам это хорошо известно. А если б даже это было и так, то никто из моих знакомых не стал бы беседовать с вами в такой манере.
– Да, я знаю. Но мало ли что… Я знаю, Гриша. Извини.
Бутковский подошел и опустил руку на плечо Григорию. Будто не заметив дружеского жеста, Орлов встал из-за стола:
– Спасибо за ужин. Выйду покурю.
– Ты же бросил!
– Ну, значит, так пройдусь.
Мне очень хотелось составить ему компанию, но это, пожалуй, было бы уж слишком. Не поймут.
Когда за Григорием закрылась дверь, в столовой повисла еще более напряженная тишина, чем когда-либо.
– Странно! – вдруг многозначительно изрекла посреди этой тишины Марь-Тарасовна. – Все это очень странно…
В чем, в чем, а в этом я была с ней согласна.
– Ах, да оставьте вы, Мария Тарасовна! – взорвался Олег Николаевич. (Ну, на ком же еще сорваться, как не на теще!) – Что там «странно»! Чей-то идиотский розыгрыш, да и только. Глупо получилось с Гришей… «Жоржик»! Черт знает что! Вы-то что обо всем этом думаете, Таня?
– Возможно, вы и правы: идиотский розыгрыш. Возможно, самая обыкновенная шутка наших связистов, что, по-моему, наиболее вероятно. А может быть, и провокация.
– Что-то прохладно стало, – вмешался нервный голос Натали. – Пожалуй, закрою окно.
Она встала и двинулась в окну, ведущему в сад: только оно одно и было распахнуто настежь.
– …Провокация? То есть вы считаете, что этот дурацкий звонок может быть как-то связан с похищением моего сына?
Я не успела ответить. В комнате погас свет, и мы оказались в кромешной тьме. Оказывается, снаружи уже совсем стемнело!
Все, что случилось вслед за этим, уложилось, должно быть, в несколько секунд. Но в темноте нам показалось, что прошла целая вечность…
Сначала я услышала только обычные в таких случаях возгласы (среди которых был и мой собственный). Затем почти одновременно раздались два звука: пронзительно вскрикнула Натали – и что-то довольно увесистое глухо стукнулось о деревянную поверхность. Теща (истошно): «Ах, ах…» Муж (в смятении): «Натуся, что случилось?!» Жена (взволнованно): «Что-то бросили в окно! Камень…» Все (перебивая друг друга): «Где, где? Что такое?!»
По комнате заметались суматошные тени. А снаружи послышался топот бегущего человека, но он, как ни странно, не отдалялся, а приближался к нам. В тот момент, когда тяжелые шаги замерли за дверью на террасу, мы увидели, что это запыхавшийся Орлов:
– Что тут стряслось?!
– Гриша… Таня…
Бутковский, а вместе с ним и все остальные, не отрываясь смотрели на маленький бумажный сверток, лежащий на полу немного в стороне от окна – почти на уровне ножки стола. Он был перевязан ниткой с одной стороны и напоминал конфету-трюфельку.
Мгновенно я поняла все!
– Не трогать без меня! – приказала я «массовке», окружившей сюрприз, и развернулась к Григорию: – Скорее в сад! Он не мог далеко уйти! Я проверю улицу.
Ему не надо было повторять дважды. Мы разбежались со скоростью ветра.
Длинная деревенская улица была совершенно пуста. Я как могла обследовала ее в обоих направлениях. Ночь была ветреная, неспокойная: небо затянулось тучами, и не было видно не то что луны – ни единой звездочки. Ярко освещенные усадьбы проявляли бурные признаки жизни, но нигде я не заметила ничего подозрительного. Мне ничего не оставалось, как вернуться к нашему крылечку и подождать Орлова. Минуты через две он показался на садовой тропинке, вооруженный фонариком, – увы, с тем же результатом. Впрочем, я понимала, что наши шансы в такую ночь были равны нулю даже при наличии фонарика, зорких глаз и быстрых ног. Если наш метатель записок еще и не удрал на безопасное расстояние (что маловероятно), он мог спокойно отсиживаться за любым кустом или забором и посмеиваться над нами…
В столовой мы застали картину, которая напоминала мне известное полотно «Письмо с фронта». Только вместо голубого солдатского треугольника в руках у Олега Бутковского был измятый листок, вырванный из уже знакомого нам дешевого блокнота. И лица у читающих были ну совсем не радостные…
Разумеется, они ослушались меня и распечатали послание: в центре стола лежала небольшая аккуратная галька, послужившая грузом. Но я не сказала ни слова: сама на их месте не смогла бы ждать ни доли секунды.
Мой клиент потерянно протянул мне листок. Я прочитала:
«ЖИЗНЬ МАЛЬЧИКА СТОИТ 200 ТЫСЯЧ БАКСОВ. СРОК СДЕЛКИ – СЛЕДУЮЩЕЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ. ИНСТРУКЦИИ ПОЛУЧИТЕ НАКАНУНЕ НА ЭТОМ ЖЕ МЕСТЕ. БЕЗ ШУТОК! ВЫПОЛНИТЕ ВСЕ УСЛОВИЯ – МАЛЬЧИК ВЕРНЕТСЯ ДОМОЙ ЖИВЫМ».
Тот же черный фломастер, те же безликие буквы по линеечке. Нас всех почему-то «заклинило» на телефонном звонке. Но, как видно, похитителям больше по вкусу эпистолярный жанр. Интересно – что сие может означать?..
Да уж, ночное купание сегодня придется отменить. А жаль!
– Что вы скажете об этой сумме, Олег Николаевич?
Он остановил на мне свой и без этого остановившийся взгляд:
– Нам лучше поговорить об этом наедине. Пойдемте ко мне в кабинет.
– Этот человек хочет моей смерти, – спокойно объявил Бутковский, когда мы устроились в просторных кожаных креслах в его уютном кабинете под лестницей, служившем, как видно, одновременно и библиотекой.
– «Этот человек»? У вас что, появились конкретные соображения насчет его личности?
– Нет. Я уже говорил: не имею никакого представления, кто это может быть. Ну, пусть не «человек», пусть – люди. Если они вообще люди… Но они знают, что делают. Уверен: их цифра взята отнюдь не с потолка. Примерно в такую сумму я оцениваю все мое движимое и недвижимое – ну, исключая разве что нашу городскую квартиру и эту дачу. Как видите, Таня, я не такой уж богатый человек, как многие думают. Во всяком случае, до Потанина и Березовского мне далеко. – Он невесело улыбнулся.
– Для того чтобы заплатить им, – продолжал Олег Бутковский, – я должен буду обналичить все мои ценные бумаги, продать все имеющиеся у меня акции, в том числе и контрольный пакет «Бутона». Разумеется, для фирмы это не пройдет даром. Придется расторгнуть многие действующие договора, уже запущенные сделки, остановить текущие операции. Конечно, это потеря огромных денег по процентам и неустойкам, но в итоге двести тысяч я наскребу. И вот ведь что интересно: неделя – это тот минимальный, почти невероятный срок, за который со всем этим можно управиться. Это они тоже учли!
– И другого пути нет? – Глупый вопрос, я понимаю, но должна же я была хоть что-то сказать.
– Ну почему же! Есть. – Он опять усмехнулся. – Я могу попытаться занять эти деньги. Вы понимаете, конечно, какой «банк» сможет дать мне подобный кредит и на каких условиях. По этому пути я не пойду. Нет, не пойду! Этого удовольствия я им не доставлю. Они ведь уже давно стараются поглубже запустить в меня свои когти…
Он помолчал, чертя что-то на широком подлокотнике кресла ухоженным ногтем. Я отвлекла его от этого занятия уточняющим вопросом:
– «Они» – это кто?
Он замялся:
– Не думаю, что эта структура имеет какое-то отношение к похищению Антона. Это не их методы. Я уже сталкивался с ними. Давно это было – почти три года прошло. Тогда мы с ними сыграли вничью, и будь у них какие-то козыри, вряд ли они стали бы так долго выжидать.
– И все же, что за «структура»?
– Ну, если в двух словах – татарская мафия. Хотя я бы употреблял этот термин с осторожностью: там есть фигуры не только с исламскими корнями. Помните, Таня, я упомянул об одном эпизоде с участием Гриши Орлова? Ну, когда он вытащил фирму и лично меня из одной крупной передряги? Так вот это и был тот самый случай…
И Бутковский все так же «в двух словах» рассказал мне эту историю. Три года назад у производственно-коммерческой фирмы «Бутон» появились выгодные перспективы на рынке нефтепродуктов.
(Кстати. Как я уяснила для себя, фирма «Бутон» не занималась разве что подготовкой космических полетов, да и то только потому, что в Тарасове не было космодрома. Все остальное – от розничной торговли до компьютерных технологий – входило в сферу интересов фирмы.) Так вот, перспективы перспективами, но нужны были еще инвестиции. И как-то в воскресенье на этой самой даче объявился некий полномочный представитель «структуры» с пакетом предложений – разумеется, «взаимовыгодных». Разговор не получился. По нефтепродуктам Бутковскому все же удалось тогда продвинуться, зато ему тут же дали по рукам на зерновой бирже. Было еще несколько пакостей, так сказать, средней тяжести, Олег Николаевич понял, кому надо сказать за все это «спасибо».
