Замер, прислушался… Да, что-то жуткое доносилось именно отсюда. Поэтому, немного подумав, я сменил пистолет на пулемёт. Ну чтоб наверняка.

Прямо за дверью, послышался какой-то протяжный стон, словно живому человеку кишки из жопы вытаскивали. Меня даже мороз по коже пробрал оттого, что моё воображение нарисовало там. Так, всё, на счёт три…

ТРИ!

Я подобно рембо выбили дверь пинком и тут же шагнул в небольшую комнату. Где-то в углу звякнула жалобно щеколда, вырванная с корнем из двери, однако я этого даже не заметил.

Не заметил, потому что нашёл старика. Обычный старый то ли китаец, то ли японец с полукруглой седой бородой и полностью лысый.

Твою мать…

Мы обменялись взглядами; я неловким, он уставшим и недовольным.

И после секунд двух молчания он произнёс:

— Сынок, ты это, пред тем, как кровь мне здесь пустить, дождись пока я срать закончу, хорошо?

— Д-да, простите, пожалуйста… я подожду, — пробормотал я и закрыл дверь.

Единственное, отчего я смог его спасти, так это, наверное, от запоров, так как после такой неожиданной встречи со мной я буквально услышал, как он просрался. То ли от неожиданности, то ли от страха.

Пришлось немного подождать, во время чего мы переглянулись с Юи; она смотрела на меня с усмешкой, а я с порицанием, типа «хули не сказала?!».

Минут через десять старик поднялся со сральника, и махнув рукой, чтоб мы шли за ним, двинулся из комнаты в коридор. Мы прошли за ним до холла, который, скорее всего, служил ему коридором. Окинул недовольным взглядом выломанную дверь и обломанный надвое запор, чьи щепки были разбросаны по полу, после чего провёл нас в другой коридор. По нему мы вышли в какой-то молитвенный зал.

Он жестом предложил сесть нам на какой-то коврик, а сам приземлился в позе лотоса на подушку.

Эй, хрыч хитрожопый, почему у нас сраный коврик, а ты на подушке?! Самый умный?!

Юи безропотно села на колени, аля классическая японская девушка.

Блин, ладно, надо уважать чужие традиции и другую муть. Поэтому я последовал её примеру, хотя сейчас не хватало закадрового голоса, который бы закричал: «Прогнулся!».

И стоило нам сесть, как дед обвёл нас взглядом и мудрым старчески голосом произнёс:

— Здравствуй, дочь моя. Я удивлён и рад увидеть тебя в здравии по прошествии стольких времён. Хочу я всё спросить, так как вопрос мучает меня с того момента, как я увидел его. Что за недоразвитого долбоёба вижу подле тебя я?

Юи посмотрела направо, то есть на меня, я тоже посмотрел направо…

Так! Стоп! Да кроме нас здесь никого нет! Ты чо, старый обоссаный пень, охуел шоле!?

— Да ты охуел, старый пень! — возмутился я.

— Нахуй пшёл отсюда, — шикнул он на меня, — петух подзалупный.

— Этот блять петух подзалупный тебе сука клизму свинцовую сейчас сделает, — выхватил я револьвер, чтоб разъебать нахуй его морду.

— Я тебя ща палкой выебу, широкоглазый пидорас! — он схватился за какую-то трость, которую, по-видимому, в жопе и держал до этого.

Ах ты ебаный расист блять! Это всё из-за того, что я таким же косоглазым уёбком не родился, да?!

Остановила нас Юи, нырнув между нами двоими. Одной рукой она опустила ствол револьвера, а другой палку старика.

— Не за этим мы пришли, чтоб драться с вами, наш отец, — спокойно сказала она.

— Он не мой батя! — возмутился я такому предположению. Этот уебан мне не понравился с первой секунды.

— Конечно, кто согласиться быть отцом такого петушары. Я лучше в параше захлебнусь! — буквально выплюнул слова старик.

— Я тебе сейчас педрила плешивая помогу в этом! — вновь поднял я револьвер, и вновь его опустила рукой Юи.

— Мы не будем никого в экскрементах топить, хотим лишь мы поговорить, — спокойно сказала она. — Отец… мой, — решила не говорить всё же «наш», — я пришла спросить тебя, что происходит в мире нашем. Встретили погром мы здесь.

— Хорошо, дочь моя. Займи своё место рядом с этим педрилой.

— Блять, ну ты точно сейчас пулю… — Юи коснулась моих губ пальцем, предупреждающе взглянув.

Ладно, пусть, я потерплю, обещаю. До момента, как мы закончим; после этого я ему прострелю калено.

Она села на место рядом со мной, сложив руки на коленях.

— Пидор блять, даже не может цивильно сесть, хуйло блять, — пробормотал он и взглянул на Юи. — Боюсь, что действия, о коих любопытствуешь ты, недавно начались с волнений.

— С волнений?

— Сестра твоя домой вернулась, слушок прошёл такой, — кивнул он. — Слухи ходили, что гнали её эльфы и многим она покой помогла обрести. Очень многим. И теперь вернулась она, отчего избранника ей ищут, что станет её мужем и императором империи. И кажется, совсем недавно такового нашли ей.

— Уже? — нахмурилась она. — И согласилась она на это?

— Уже, как только ты сошла на нет, она пытается пробиться к власти, — кивнул он. — Однако слишком она слаба, чтоб править ими, оттого теперь уже она в тисках у них. Будь уже избранник у неё, было бы всё иначе сразу. Но заявить о таком она затруднилась и на неё тут же надавили. И до этого она была ключом лишь в руках союзников. Сейчас же они как никогда к цели близки, вопрос лишь времени.

— И не смогу я перенять всё у неё?

— Боюсь, что сила теперь у них, моя дочь. Им не интересна ты боле и как следствие не нужна. Юми слабее и воздействовать оттого легче на неё, но ты слишком крепка для них. Ты была нужна им как шанс частичку власти лояльной получить, но теперь же у них есть сестра твоя, в полном подчинении. Тебя не подпустят к ней и место её занять тебе не суждено, если…

— Если? — тихо спросила Юи напрягшись. Но мы все втроём уже поняли главную мысль.

— Если только им не придётся выбрать вновь тебя. Твоя сестра должна умереть.

Я услышал, как захрустели её пальцы, так сильно она сжала кулаки. Мне кажется, что она настолько сильно напряглась, что я могу постучать по ней и услышать каменный стук.

— Боюсь с того момента, как сестра твоя императрицей вознамерилась стать, всё было предопределено. А возвращение её укрепило лишь всё это.

— Значит сестру убрать должна я, верно? — ещё тише спросила она.

— Не должна, — покачал он головой. — Но если власти ты так сильно возжелала, это единственный твой выход.

Какой интересный подход. Я даже теряюсь, что бы сам выбрал в этой ситуации. Твои люди или благо для всех? Я, конечно, переформулировал ситуацию на свой лад, однако смысл тот же. Люди или цель? Я, конечно, считаю, что любая цель и идея без людей не нужна, оттого жизни в первую очередь. Однако если это жизнь всего нескольких? Нескольких, но зато близких тебе людей.

— Это плохо, — пробормотала Юи. — Есть ли кто из людей моих, что следовать до сих пор за мной готовы?

— Боюсь, что кроме педрилы никто, — покачал головой он. — Но силу никто не отменял, ты можешь вновь убедить тех, чья помощь будет критична для тебя.

— И кто же это?

— Подругу старую ту помнишь? Что в детстве с тобой учиться ходила?

— Ах, старая подруга. Да, помню я её. Она к тому причастна?

— Играет роль не маленькую её семья в той свадьбе. Ты помнишь, помогали сколько они тебе. Не мало же вложились.

— И предали меня, — кивнула она. — Но помощь мне необходима, я поговорю тогда с семьёй их.

— Уверена, что ты потянешь? — нахмурился старик.

— Да, — кивнула она, положив мне на ногу руку. — Потянем.

У меня сейчас было прямо откровенное желание сбросить её руку, чтоб лишний раз напомнить ей, кто в нашей группе главный, но я сдержался. Это был бы откровенный плевок ей в лицо, так ещё и при чужом человеке. Всё-таки внутренние тёрки нельзя выпускать наружу. И нельзя опускать собеседника на глазах у других. Как в плане выгоды, так как его ценность в глазах других определяется отношением к нему, так и в плане человеческом.

— Быть может… Да, быть может… — кивнул он. — И куда же ты теперь? Пойдёшь к лучшей подруге?

— Подумаю сейчас над этим. Могу ли я здесь посидеть?

— Конечно, дочь моя. Тебя мне чаем угостить?