– Аварийку включи, – посоветовал Андрей. – А то еще какой-нибудь сонный дурак влетит в задницу.

– Да нет же никого, – отмахнулся Атасов. – В такую паршивую погоду, Бандура, даже хозяин-садист, типа, собаку из дома не выгонит.

Армеец потянулся к торпеде, толкнул пальцем кнопку подачи аварийных сигналов. Атасов хмуро покосился на Эдика.

– Воспользуюсь, типа, законным питстопом и пописаю, – доверительно сообщил он приятелям. – Чтобы ни у кого, типа, претензий не было, в дальнейшем.

– Да че-чего ты завелся?

– Ничего, типа, – по-стариковски заворчал Атасов, поворачиваясь спиной к машине и расстегивая ширинку, – ничего, Эдик, а вперед перелазь. Мы с Грименцием на массу давить будем.

Произошла рокировка, в результате которой Армеец с Бандурой оказались впереди. Гримо, потоптавшись по кругу, как и положено собакам перед сном, улегся, свернувшись калачиком. Атасов устроился рядом, беспардонно использовав несчастного бультерьера в качестве подушки с подогревом. Гримо попробовал поворчать сквозь сон.

– Я тебе, типа, рыкну, – предупредил собаку Атасов. Вскоре сзади воцарилась тишина.

– Ну, с Богом, – пробормотал Андрей, трогая с места. Небо на востоке принялось несмело светлеть.

– Куда, хотел бы я знать, П-протасов за-запропастился, – тревожно спросил Армеец. – Мы его ночью не-не проскочили, часом?

– Его проскочишь… – протянул Бандура, смутился под укоризненным взглядом Армейца и добавил:

– Вроде как не было его…

– В Одессу ненароком уехал, – зевнув, пробормотал Атасов. – Либо в Румынию. Указатели перепутал, типа… И привет.

– Если, как мы, летел, – рассудил Андрей, – то черта мы его догоним, пока где-то не станет. В дороге и за грузовиком не угонишься, особенно, когда фора большая. Два часа разницы, да плюс – за его джипом… У «Нисана» под капотом сколько коней?..

– Ну ты и скотина, типа! – громко возмутился совсем было уснувший Атасов. – Вот мерзавец, а?

– Кто? – испугался Армеец.

– Гримо негодяй!..

– Ч-что он сделал-то?..

– Сейчас, типа, унюхаешь…

Разулыбавшись, Андрей опустил окно. В салон ворвался свежий ветер с полей, наполненный влагой, ароматом полевых растений и запахом росы. Сон сразу отступил. Испарился, хоть и временно.

– Не знает, паразит, что отравляющие вещества, типа, запрещены международной Женевской конвенцией, – бурчал Атасов, снова пытаясь прилечь, – еще в начале столетия.

– П-плевал он на ко-конвенции, – согласился Эдик, в свою очередь хватаясь за ручку стклоподъемника.

Вскоре дорога перешла в четырехполосную, что безошибочно указывало на приближение большого города. Херсона, надо полагать. Ближе к четырем справа от трассы потянулся бесконечный стальной забор. Вдалеке, за забором, в розово-серых предрассветных лучах виднелись силуэты каких-то вертолетов.

– Военно-транспортные Ми-6, – сразу определил Бандура. В школе Андрей бредил небом, одно время даже думал поступать в Харьковское летное училище, пока неожиданный развал Советского Союза не начертил поверх романтических планов большой жирный крест.

– Вот силища-то, – качал головой Андрей, – пассажировместимость – что у аэробуса. Ну, или почти как…

– С-сколько денег народных даром пропадает, – по-своему откликнулся Армеец. – Тут левый поворот, смотри, не пропусти. А то в Херсон уедем…

– А ты в Херсоне был?

– Бы-бывал…

– Хороший город?

– К-красивый. Я там счастлив был, Андрюша. Мы с женой пу-путевки на море брали. П-профсоюзные. В лагерь «Маяк», от Киевского политехнического и-института. В поселке Лазурное Херсонской области. Я в и-институтской научно-технической библиотеке работал.

– Далеко Лазурное от Херсона?

– До-добрая сотня ки-километров. Туда из Херсона а-автобус ходил. И еще на «ку-кукурузнике»[20] можно было до-долететь.

– Ух ты! – при упоминании «кукурузника» из головы Андрея вылетела даже новоиспеченная жена Армейца, о которой он первый раз в жизни услышал. – Ты летал на таком серьезном корыте?!

– О-один раз. Ощущения – не для слабонервных, Андрюша. Си-сидения там друг напротив друга с-стояли. Как в армейском «Зиле» повышенной п-проходимости. Во время полета в воздушных ямах так ш-выряло, что ду-душа уходила в пятки. Ма-малая авиация… – Армеец развел руками, мол, что тут попишешь. – Хотя, по большому счету, машина была и-исключительно надежной. Даже если мо-мотор заглохнет, все равно с-спланирует. И садится на пятачке. Би-биплан, что ни говори…

– Значит, вы на нем на море летали? – Бандура обратился в слух, вспомнив о мистической жене Армейца и решив вытянуть из Эдика все, что только можно.

– В Лазурном а-аэродром был. П-поле травяное, попросту го-говоря. – Армеец кинул долгий задумчивый взгляд в сторону Херсона. – Мы в Ла-лазурном т-трижды отдыхали. Один раз на Ан-2 из Херсона добрались. У-удобно, слов нет. Из к-киевского самолета вышел, и, сразу в «кукурузник». Раз – рейсовым автобусом. О-однажды – на теплоходе.

– Что, прямо в Лазурное?

Армеец отрицательно покачал головой:

– Вниз п-по Днепру – до Голой Пристани. Она в дельте Дне-днепра расположена. Камыши там сплошные. Ре-река на множество ру-рукавов делится. К-красиво очень.

– Никогда не был, – сказал Андрей.

– Лукоморье, – добавил Армеец. – То самое, о котором поэт писал.

– Ух ты, – зачаровано проговорил Андрей, – Пушкин, что ли?

– Рабиндранат Тагор…[21]

– Да ладно, – заулыбался Андрей. – Ладно…

– Т-точно тебе говорю, Тагор.

– Да ладно… – засомневался Андрей.

– Еще на ча-частном такси можно было добраться. Т-только они, па-паразиты, сотню долларов ломили. Нам не по к-карману было…

– Атасов говорил, что ты в школе учителем работал? – сменил тему Андрей. – Это правда?

Армеец кивнул:

– И-истории.

– А ушел чего?

– П-по здоровью… – тихо ответил Эдик и сразу как-то осунулся.

– Ну и как там, в «Маяке» отдыхалось?

– З-здорово, – воспрянул духом Армеец. И просветлел сразу. Откинулся на подголовник, прикрыл глаза. Заулыбался даже, только как-то неуверенно, будто опасался вспугнуть свою же улыбку. – До-домики фанерные, ма-матрацы ватные. К-кровати с железной сеткой. Если любить на т-такой женщину – по-половина лагеря проснется…

Бандура захихикал. Армеец покраснел.

– Вода из колонки. Ту-туалет во дворе. Такой невыносимо вонючий, – никакая х-хлорка не могда запах перебить. Как за-зайдешь по надобности, так потом минут т-тридцать ходишь проветриваешься.

Армеец задумался. Видно было, что вспоминает.

– Ну, – продолжал он, – мы, в конце концов, не в туалете сидеть приезжали. Мо-море – чудесное. Теплое. М-мелко долго-долго. Пе-песочек. Детишкам красота… Т-трехразовое питание. Котлеты, каша. Совдеп, конечно, без изысков. А мне нравилось. Масло на ужин давали – кубиками. З-завтраки я п-просыпал, Маринка одна ходила… Ну, знаешь, отпуск, х-хочется поваляться по-подольше… Так она нам завтрак в к-кастрюльках приносила. Ругалась, конечно, страшно. – Армеец широко улыбнулся. – На весь лагерь, ме-между прочим. «Что я вам, обормотам, нанялась?!» В шутку, конечно. Возле домика на углу ре-ретранслятор висел, на столбе. По у-утрам «на за-зарядку по порядку» крутили. Маринка и его пе-перекрикивала… Вечерами – в кинотеатр под открытым небом х-ходили. С пледами, чтобы за-заднице у-удобнее было. И знаешь что? Лю-любая дурня на ура шла. Отчего – понять не могу.

Бандура внимательно слушал. Армеец продолжал рассказ.

– Марина с т-теткой из села до-договорилась – молоко вечернее брать. Нам от пансионата до се-села – около километра было шлепать. В-вечером ходили, когда жара с-спадала. Идем, бывало, че-через поле, к-коровьими лепешками пахнет. Колючками разными, ковылем. Небо з-звездами усыпано. Как г-глянешь, так и жалеешь, что в з-звездочеты не подался. Море за спиной шумит. Лето. Т-тепло. Та-такое счастье распирает – ни за какие д-деньги не купишь. По-понимаешь?