Быстро отчистив свои ботинки от снега, я тоже зашёл в дом, где уже умопомрачительно пахло жаренными блинами. Финны, в отличие от русских, блины не жарят, а пекут. И здесь они называются «паннукакку». Но бабушка Марта Корхонен, мама тетки Минны жены моего родного дяди Тапио, готовила именно русские блины, так как в юности жила в Санкт-Петербурге и знатно поднаторела в их изготовлении.
В конце сентября у нас случилось несчастье. Бабушка Тейя, которая присматривала за мной и Миккой в городе, из-за «удара», как здесь и сейчас называют инсульты — потеряла память. И её отправили на хутор под надзор родственников. А к нам прислали бабу Марту. Которая сразу попыталась установить свои правила и порядки. Но мы с Миккой дали достойный отпор поползновениям на наши свободы. Из-за чего баба Марта пожаловалась на нас деду Кауко, а тот её неожиданно отругал и отчитал. И ей пришлось подстраиваться под нас.
С Миккой я помирился, простив его и повесив на него заботу о двух моих новых шведских родственниках. По приезду домой, Лукас и Петер хвостиками постоянно бродили за мной, так как не знали финского и откровенно чурались других детишек. И мне приходилось на них отвлекаться. Когда подошёл кузен с извинениями и просьбой о прощении, я и перепоручил мелких ему. Уж он-то шведский знает не хуже меня, да и постоянно тренирует младшую группу сельских пионеров.
А к концу лета Лукас и Петер уже вовсю щебетали на финском и заимели кучу приятелей благодаря Микке, который с ответственностью подошёл к порученному ему заданию.
……
— А это что такое?
— Это брызговики.
— А зачем они нужны? — не унимался директор, а заодно и главный инженер автомобильной мастерской Йорген Расмуссен.
— Для того чтобы грязь, вода и камни не летели из-под колёс.
— Ну, для передних колёс это — да. Интересно придумано, чтобы не повреждать и не загрязнять корпус. А для задних зачем?
— Для того, чтобы вылетевший камень не попал в лошадь, едущей за нами повозки или в стекло автомобиля. Выплачивай им затем компенсации. Оно нам надо?
— Хм. Нет. Странно, почему до этого никто раньше не додумался?
На этот вопрос я только тяжело вздохнул.
Приехавший в ноябре в Улеаборг инженер уже выпил из меня почти все соки, допытываясь что, зачем и для чего нужно в моём мобиле. Под автомобильный заводик Эдвин Бергрот, технический директор нашей корпорации, выделил бывший армейский дровяной склад, который дед Кауко умудрился выкупить у военных почти за бесценок. Здание склада было большим и кирпичным, что полностью устраивало как меня, так и Расмуссена.
Пока устанавливали оборудование, датский инженер знакомился с устройством моего автомобиля, который я назвал «Sisu» (выносливость). В моём предыдущем мире была в Финляндии такая автомобильная марка, и я,не мудрствуя, утянул это название для бывшей «Кинешмы».
А вот эмблему придумал с нуля. Я мог, как и с названием, взять любую из будущего. Да хоть те же кольца «Audi», ведь в этом мире, колец будет всего три. Потому что основатель «DKW» сейчас работает у меня инженером. Я когда понял, где слышал про Йоргена Расмуссена, то слегка прифигел. Это же надо — отказаться от помощи Генри Форда и заполучить другого легендарного авто и мото производителя.
Для того, чтобы придумать свою эмблему, мне пришлось зарисовать все эмблемы из будущего. Какие смог вспомнить. Уж очень не хотелось, чтобы эмблема Хухта Моторс (Huhta Motors) была на них похожа. В итоге, остановился на пятиугольной звезде вписанной в подкову.
Деду Кауко эмблема очень понравилась. Сам того не зная, я, оказывается, воспроизвёл древнефинский оберег для защиты лошадей и оленей. А ещё, эта эмблема мне напомнила звезды на сталинских высотках и здании МГУ. Там, правда, не подкова, а венок из колосьев, но издалека всё равно не видно, а мне будет бесплатная реклама. Если конечно я к 1917 году не сломаю чего глобального и СССР со Сталиным здесь тоже будут.
Пока что я знакомил Расмуссена с устройством мобиля и двигателя. И мы потихоньку готовили документы на патентование новинок. Особо, молодого инженера поразил поплавковый карбюратор и зеркала заднего вида. На мои жалобы относительно проблем с электрикой он пренебрежительно махнул рукой и пообещал разобраться.
— Я сам по специальности электротехник, так что не вижу никаких проблем. Или мы сами наладим выпуск электрических компонентов, или закупим в Германии и Франции, — успокоил он меня.
В чём-то конструкция моего автомобиля его поражала, а что-то он откровенно критиковал. Особо его не устраивал размер колёс. «Слишком маленькие и широкие», вынес он первый вердикт и добавил — «так никто не делает». Но, поездив по нашим заснеженным дорогам, своё мнение о ширине колеса изменил, теперь его не устраивала только высота.
……
В Петербург мы отправились в своём вагоне. Ещё в сентябре, когда получили приглашение на конкурс, всплыла проблема: как перевезти столько оружия и боеприпасов. В военное министерство мы должны были предоставить на испытания четыре пулемёта, по два каждого типа. Про патроны в присланных документах ничего не говорилось, но мы посчитали правильным привезти с собой хотя бы тысячу патронов. По десять снаряженных кассет на каждый ствол. Плюс запчасти, масло, запасные стволы и мои заряжательные машинки.
Сначала, хотели снять целый вагон. Но если на нашей линии от Улеаборга до Гельсингфорса это было сделать просто, то до Санкт-Петербурга ходил всего один поезд в сутки, и все места были наперечёт, что уж говорить про вагоны. Единственное, что нам посоветовал дельного наш родственник-начальник станции Улеаборга, это использовать вагон нашей железнодорожной компании и оплатить его перевозку как прицепной.
Увы, наши старенькие вагоны третьего класса не годились для столь дальних поездок. И тогда дядя Бьорк, глава нашей железнодорожной компании, по согласованию с дедом, купил трехосный вагон первого класса 1885 года выпуска рижского завода «Руссо-Балт». За два месяца его успели немного отремонтировать, и мы большой и шумной компанией отправились в столицу империи именно на нём.
Почему большой компанией? Ну, на конкурс нас ехало четверо. Шмайссеры, отец и сын, дед Кауко, как владелец компании, и я. Плюс, четыре человека охраны, они же грузчики. Наш технический директор Эдвин Бергрот, в петербургском доме которого мы планировали остановиться. И моя мама с отцом. Как же матушка могла пропустить возможность посетить столичные магазины? Но отпускать её одну отец не рискнул и поехал с нами. А ещё, два нанятых проводника, и в последнюю минуту примкнувший к нам мой дядя Бьорк, который усомнился в том, что мы сможем правильно проконтролировать прицепку, отцепку и стоянку вагона.
И правильно сделал, что усомнился. В Улеаборге нас цепляли к составу последним вагоном, а в Гельсингфорсе прицепили первым, что вызвало недовольство местного железнодорожного начальства. Эта же картина повторилась и в Петербурге, когда мы отправлялись обратно. И только дядя Бьорк, с его железнодорожным опытом, смог разрулить все эти проблемы.
Финляндский вокзал встретил нас суетой пассажиров, носильщиков и усиленными военными патрулями. Власти продолжали «дуть на воду» после убийства в конце сентября генерала Куропаткина на Николаевском вокзале Санкт-Петербурга. Когда, во время торжественных проводов на фронт нового командующего Маньчжурской армии, его застрелила эсерка Анастасия Биценко. Спокойно прошла через полицейское оцепление с букетом цветов и всадила в генеральскую грудь шесть револьверных пуль.
Дом Эдвина Бергрота располагался на Нижегородской улице, буквально рядом с Финляндским вокзалом. Для нас и груза сразу нашлись сани. Причем, что характерно, все возчики оказались финнами и с удовольствием общались с нами на родном языке. Как просветил меня херра Бергрот, район вокруг вокзала назывался Выборгским и был финским и шведским анклавом Санкт-Петербурга. В подтверждение его слов нам то и дело попадались вывески и рекламы на финском и шведском языках.
