— Понимаю. Наверное, ты прав. Наверное, стоило и мне доверять тебе. Но в таком случае — и ты помоги мне доверять тебе. Зачем ты Ходячую крепость почему не уничтожил? Я Полидеусесу пока не сказал даже.

Я снова напрягся. То ли это был припрятанный козырь в рукаве, то ли — просто к слову пришлось, или захотелось расставить все точки над «i». Я ответил правду.

— Потому что стремно без дома, понимаешь? Коттеджи съемные. Гостиницы какие-то. А тут — такая крутая штука. Гений инженерной мысли — рука не поднялась уничтожить.

— Ясно. Ну, развлекайся, если хочешь. Я бегло просчитал риски — если сможешь замаскировать должным образом, то вреда оно не принесёт. Только постарайся демилитаризировать и не спускаться далеко на юг. Хотя я бы на твоем месте купил поместье на побережье Цамунц. С парой чайных плантаций — куда приятнее лесотундры.

— Кофе… — вспомнил я. — Ты же знаешь, что это такое?

— Знаю, конечно. Что, ломка? — он первый раз за время беседы улыбнулся. — Не припомню, чтобы оно где-то у нас росло. Но постараемся спросить у соседей. Ты мне пообещал найти родителей, а я тебе поищу кофе. Отлично же!

Я усмехнулся.

— Не очень-то равноценный обмен.

— У меня последний вопрос. Ты наверняка определился со своими целями. Что хочешь ты? Ты будешь работать у нас?

— Пока — да. А цель у меня одна — трудиться во благо человечества. Ну, и прочих разумных. Не важно, под чьим начальством. Или — вообще, без начальства.

Неожиданно Халиб хрипло засмеялся и сказал.

— Слушай, мне кажется, стало понятно, почему Первые запихнули тебя в антиэнтроиийную камеру.

А мне вот стало совсем не смешно. Потому что я тоже всё понял.

Глава 30

Трудоголизм

[10000/10000]

Я растёр виски, к которым прилила кровь.

— Хочешь сказать, они сделали это потому что я…

— Да. Потому что ты трудоголик. Да ещё и одиночка, не особо привыкший к работе в команде. Ты это старательно глушишь, запихиваешь куда-то глубоко, но ты просто не можешь остановиться…

— Да нет же, блин, я последние дни вообще…

— … Пытаешься всё улучшить, решить, разрешить. Это очень вредно. И опасно для коллектива Первых. Нет, они все тоже, в принципе, были трудоголиками — но не в том возрасте, что у тебя! Творцы должны уметь отдыхать. Радоваться молодости. Уметь предаваться животным инстинктам. Уметь отключать и включать обратно логику. А главное — уметь побороть в себе старые травмы. Ведь ты же не сам по себе таким стал? Наверняка кто-то твердил тебе в детстве — ты должен быть лучшим, ты недостаточно хорош. Так?

Твердили, вспомнил я. Ругали за плохие оценки в школе, корили за недостаток усердия в колледже и ВУЗе, посмеивались над плохим знанием английского. Вспоминали «сыновей маминой подруги». Конечно, всё это только потому, что хотели как лучше, и, конечно, любили, и зла спустя столько веков я держать на них не имел никакого права. Это всё осталось в прошлом, и я находил в себе силы не вспоминать это.

Но, по-видимому, просто «не вспоминать — было недостаточно». Снова Халиб задел струны в душе, и эти струны издали минорный аккорд. Я нашёл силы и усмехнулся:

— Ты хочешь сказать, что я не творец? Просто потому что в детстве меня кто-то поругал? Это ты кого начитался? Фрейда, или, может, Юнга?

— Почему — ты вполне можешь быть творцом. И наверняка будешь этим. Подумай над этим. Но потом — сначала отдохни. У тебя завтра полноценный выходной. Подумай, как хотел бы его провести.

Я поёжился.

— Хотел бы поработать.

— Ценю твоё усердие, но тебе реально требуется отдых. К тому же, на следующую неделю я вынужден назначить тебе штрафные работы — сам понимаешь, весьма формальные, иначе меня просто не поймут. И будь осторожен, постарайся поменьше общаться с Энтоном. Мне кажется, он ведёт какую-то свою игру. Как ты уже знаешь, полусеяные защищены законом, и поэтому являются чем-то вроде ферзей на нашей шахматной доске.

И вот тут-то я наконец-то я понял, зачем был весь этот сеанс семейного психолога.

— Слушай, меня это уже достало! — вдруг вспылил я. — Сначала залечил меня на тему психологии, а потом всучил штрафные работы и ещё сомнение до кучи посеял, чтобы я засомневался на тему единственного в этом мире друга. Это прямо вот типичная тактика «разделяй и властвуй». Я понимаю, что ты боишься полусеяных. Ты и меня, наверное, боишься, и родителей своих — потому и меня не трогаешь. Да? Дескать, они вернутся и накажут, так?

Халиб изменился в лице, поджал губы, и я понял, что угадал.

— Давай не будем об этом? Кажется, ты сам недавно говорил о доверии, не так ли? Я всего лишь дал совет.

— Так. Именно так. О доверии. А ты пытаешься сделать так, чтобы я доверял только тебе. Ладно, я услышал тебя. И доверие своё не увеличил. В общем, теперь подскажи мне, как отсюда выбраться?

— Куда собираешься выбраться? Кстати, сегодня у Серафимиона день рождения, и он устраивает пикник. Можешь развлечься!

— Тимбилдинг… — я снова усмехнулся. — Ладно, валяй. Переноси меня к ним.

Приглашение, вспышка, снова привычное чувство тошноты. Вокруг было тепло, но не так жарко, как в преисподней, куда меня вызвал на ковёр Халиб — дул лёгкий морской ветерок. На горизонте гасли сумерки, а вокруг слышались голоса и тихая музыка, похожая на ланж.

— О, стажёр!

— Смотрите, это Стэн!

— Это он накуролесил в Теньгороде!

— Да, забавно.

Меня уже схватили за руки, усадили на что-то мягкое, сунули в руки не то стакан, не то фужер. Зрение и мысли вернулись. Мою шею тут же обвили тонкие руки, я почувствовал запах и услышал голос Ийю:

— Ты где был, я не знала, что ты уйдёшь!

После обнимашек я рассмотрел компанию. Мы сидели полукругом на лужайке под большим навесом— я, Ийю, Серафимион, Маркунда — та самая любительница орочьего металла со склада, а также пара молодых на вид Сеяных, которых я не знал.

— Мы знакомы, — сразу предупредила собравшихся Маркунда.

— Джафер, — представился парень. Он был очень похож на Ийю — и чертам лица, и цветом кожи, из чего я заключила, что он её родственник.

— Мелисса.

Последняя выглядела на вид типичной гречанкой или жительницей Турции. Позади виднелись силуэты гор, тонкая линия океана вдали, а с другой стороны, в метрах двухста — сверкающая подсветкой двухэтажная усадьба за оградой, рядом с которой возвышался стеклянный шар совершенно-футуристического внешнего вида. На поле где-то вдалеке ворочались огромные, в пять метров высотой животные, похожие на слонов.

— Серафимион, с днём рождения! Прости, я без подарка — не знал.

— Ничего страшного, зачем мне вещи, сам всё сделаю.

Уютное место, приятный пейзаж, милая девушка рядом. Я не глядя хлебнул из стакана — глотку обожгло, вывернуло наизнанку, дикая боль пронзила всё тело и прокатилась ниже, пробрав до самого позвоночника.

— Что это⁈… — едва сумел произнести я.

Компания дружно заржала. Смеялась даже Ийю, а я корчился от боли, слёзы брызнули из глаз — от боли, конечно, а не от обиды, Хотя она тоже была но я сумел разогнуться, зажмурился и махнул рукой.

Потом я вспомнил это слово — «кинектировать». Зонтик-шатёр, который стоял над компанией, сложило и сдуло вверх, словно ракету, напитки и еду расшвыряло по столику, Маркунда и парочка новеньких попадали с мест.

— Чертяга, что творит!

— Стойте, стойте, ему больно! Он не может сам! — услышал я голос Ийю, она обняла и снова усадила меня.

Перед глазами вылез знакомый кружок, я принял, и тут же странное жжение прошлось по груди, а боль исчезла. Маркунда пристально смотрела на меня, водя пальцами, и я понял, что лечением занималась она.

— Это королевская водка, кажется, так называется. Смесь кислот, которая растворяет золото, — пояснил Серафимион.

Он привстал, чтобы лучше видеть, и упавший зонтик медленно поднялся, раскрылся и вернулся на место.

— Царская, — поправил я. — Нахрена так шутить?