— Да?.. И сколько вы мне в блинах накидали?

— Сто сорок. Короче — кандидатский минимум вы сдали, без дураков…

Твою дивизию…

— Народ. Я рад оказанному доверию. Но давайте мы больше без подстав… Я ведь для вас старался, даже за регулярные занятия доплаты на всех пробивал.

— Поняли. Больше никакой дурнины не будет. И остальных предупредим.

Зато пловом угостили и чаем горячим. Неплохо они тут вечеряют по мере возможностей. Надо будет тоже чего съедобного прикупить. Сам халявщиков не люблю. Но вроде неплохо посидели и, когда уходил, со всеми за руку попрощался. Даже с ночной вахтой, кто двери за мной закрывала.

— Федя, ты как считал?

— Чего?

— Помнишь, мы блины тогда заново подписывали, потому что отметки стерлись.

— Ну?

— Баранки тебе в одно место… Иди сюда. Три двадцатки и одна десятка. Так?

— Вроде так… Это что получается?

— Сто сорок в блинах и двадцать гриф. Сто шестьдесят это получается. Я еще удивлялся, что он красный такой от натуги. Не кандидат он, мастер. И мускулатура вон какая.

— Ну нафиг… Давай еще раз проверим.

— Проверяй, академик ты наш… И молчи в тряпочку. Не удержал бы вес или порвал мышцу — чтобы мы тогда делали? Гафаров — он шуток не понимает. Премию за полгода в минус и в наряды на все праздники.

— Сорок, шестьдесят, семьдесят… Гриф… Етить его налево, в самом деле, облажался… Давай тогда все по местам, чтобы никто не увидел. И с меня пиво за косяк.

— Это само собой. Пару упаковок хорошего баночного мы ему точно задолжали…

* * *

С утра в половине шестого уже прыгал, ногами дрыгал, всячески разминался и предавался уничижению. Тренер решил, что мне надо подучиться падать. А то, слишком шкаф большой, грохоту много.

Поэтому сунул меня в пары парням, кто скоро на очередные соревнования поедет и понеслось: задняя, боковая, подбив, «мельница», через бедро, через себя… С последним у них было сложнее — все же я ряху успел наесть за эти два месяца изрядную. Поэтому «через» шарашили уже те, кто по габаритам ближе ко мне. Остальные просто так швыряли на маты. И я — кувырком, с контролем руки, правильно укладывая ноги и остальной суповой набор. С хеканьем, чтобы воздух из грудной клетки выходил, а не распирал меня изнутри с остаточной деформацией.

Пятнадцать минут, затем пять минут отдыха. Но не просто так, а методичку в зубы и читай, восстанавливай дыхание.

— Мне это точно понадобится? — разглядываю заголовок «Основы наблюдения в одиночку и группой».

— Насколько я тебя успел узнать, на заднице ровно сидеть не будешь. Наверняка рано или поздно свое дело откроешь. А кто сможет для тебя людей в охрану подобрать и проверить базовые навыки? Только лично, или хапнешь идиотов и угробят по итогам.

— Охрана — это хорошо, но ей зачем следить?

— Чтобы уметь противостоять правильно, надо основы знать. Ты не умничай, читай давай. Я попозже тебя с молодняком потаскаю, чтобы на тебе потренировались. И наоборот… Освоишь это, затем будешь учиться уходить правильно, хвосты сбрасывая. И выявлять специалистов, кто по твою душу заявится. Москва — город контрастов. Чем больше освоишь, тем дольше проживешь. Богатые иногда и поплакать не успевают. Раз — и уже выше небоскреба взлетели. Особенно, если минера хорошего конкуренты арендовали.

Так среду с утра на зарядке и провел: летал из угла в угол зала, потом читал в перерывах. Обратно бежал на завтрак, крутил в башке: «Слежка — это скрытое наружное наблюдение с применением специальных средств или без них. Наблюдение может проводиться пассивным открытым или скрытым…». И еще пятьдесят страниц убористого текста с вкраплениями схем и черно-белых фото. Главное — никакой воды, строго по делу.

Когда пришел на работу, только и успевал раскланиваться и здороваться. Сбоку от входа знакомые мужики фикус засохший на новый меняли вместе с бетонной кадкой — с ними «привет-здоровье-не хворать». На турникете — с охранником в стекляшке и старшим смены. С последним за руку и насчет вечерней тренировки уточнил: «В семь? Тогда увидимся еще». У лифтов трех девушек из нашего отдела заметил. Их пропустил, пожелал хорошего дня и в самую последнюю дверь еле успел заскочить. Мне — вниз.

— Утро доброе, Еремей Геннадьевич, Петров-сан.

— Язва ты, Иванов. Снова к нам?

— Не, чуть выше. На минус десятый не пустили. Говорят, плохо на вас влияю. Горшки с золотом после меня пропадают.

— Какие горшки? — не понял меня старший менеджер по клинингу.

— Большие такие, мне по пояс. На верхних этажах нефтью торгуют, заработанное в звонкой монете в тару глиняную складируют и вниз.

— У меня золота нет! — тут же пошел в отказ старик.

Я шагнул на своем «минус шесть» и вздохнул:

— Вот поэтому меня больше к вам и не пускают… На обед в столовую придете? Тогда буду ждать, рыбалку и охоту обсудим.

Все. Вот я и на рабочем месте. Вешалку с собой в рюкзаке принес, на нее пиджак. А то боюсь, он от неловкого движения треснет. Галстук ослабить, ноут в центр стола. Дверку сейфа открыть, добыть оттуда чайник. Фильтр ручной рядом пристроил, воды сейчас наберу, буду изничтожать печенье. Тоже с собой прихватил. Сел, прислушался к внутренним ощущениям. Жизнь-то вроде налаживается.

* * *

Я только успел заварить чай, как в косяк распахнутой двери поскреблись. Новое лицо. Это хорошо, люблю знакомиться. Люди — они все разные. И тараканы у каждого свои, особенные.

Из охраны дяденька. И возрастом лет под пятьдесят, что для безопасников обычно редкость. В смысле — начальство прожитыми годами бугрится, особенно в районе пуза. Как только перестают бегать и еженочные обходы совершать, сразу лишний вес набирают и стремительно растут вширь. Этот — в униформе, со всем положенным обвесом. И меня старше. Интересно.

— Иванова-сан где могу увидеть?

Не признали, богатым буду.

— Это я. Утро доброе.

— … Извините, я думал, вы моложе. Сказали, бывшему стажеру планшет передать.

— Ничего страшного, меня буквально на днях официально в отделе оформили. Еще полгода — и место там выделят. Пока здесь кукую… — Присмотрелся к бейджику: — Русаков-сан, чай будете? И как вас по имени-отчеству, если не секрет?

Выложив на стол коробку с планшетом, гость протянул мне листочек «принял-проверил-повреждений не обнаружил». Дождался, когда я включу и зайду под своим паролем, получил роспись и засобирался обратно.

— Вроде не положено по имени-отчеству, нас на инструктаже предупреждали.

— Мне так кажется, что вы точно здесь недавно.

— Второй день. Часть персонала в Берлин переводят, в новый филиал. Вот рекрутеры и подняли старые дела, кого сразу в штат не приняли.

Я не поленился, встал, переставил от стены еще один стул и пригласил Русакова садиться. Специально вчера из складской комнаты приволок, от пыли почистил. Нехорошо иначе получается — вдруг кто в гости зайдет, а мне даже принять по человечески не получается.

— Тогда открою вам местную тайну. Если вы где-то на минусовых этажах и не с японцами общаетесь, то можно чуть-чуть от навязанных правил отступать. Русские люди, они до сих пор по имени отчеству обращаются. Меня — Иван Иванович зовут, легко запомнить.

— Выходит, мы с вами тезки. Иван Лаврентьевич я.

— Вот и познакомились… Вы пока в бегунке время не ставьте. Будут спрашивать — я по складам бродил, меня только в конце коридора нашли. Так, вот у меня две кружки. Ситечко… Печенье берите, не успело окаменеть, можно даже не размачивать.

Через десять минут Русаков начал прощаться. Мы как раз чай допили и поближе познакомились. Я про буровые вышки и гнус байки потравил. Он про то, как на контракте двенадцать лет приграничье топтал. Потом после травмы в Подмосковье в разных мелких охранных конторах лямку тянул. Сейчас вот в столицу перебрался, в надежде на большую зарплату и мутные перспективы.