Догнать его удалось лишь на середине лестницы.
– Удовлетворите мое любопытство. Откуда в Персии взялись русские казаки?
– Долгая история, – все еще сквозь зубы.
– Я никуда не спешу, – Мармеладов остановился.
– Нет, вы спешите! Вы очень даже спешите! Там, – казак махнул рукой на особняк с башнями, – вас ждет человек, который сроду не привык никого ждать. И ежели я не доставлю вас как можно скорее, то наживу изрядные неприятности. Будто их и так мало!
– Тогда в ваших интересах ответить на один-единственный вопрос, – сыщик не допускал в голос презрения или бахвальства, но тон его оставался жестким. – После этого я помчусь наверх, перепрыгивая через две ступеньки. В противном случае вся королевская конница не сдвинет меня с места.
– Да чтоб вас…
Полковник задохнулся от гнева и потянулся, чтобы силой втащить упрямца наверх, но в последний момент передумал.
– Ладно. К чертовой матери! Слушайте… Лет десять назад, шах Насреддин приезжал в гости к нашему императору. По этому случаю устроили смотр войск, а на плацу самое интересное что? – он горделиво приосанился. – Казачья джигитовка! Наши лучшие наездники показали высший класс. Перепрыгивали с одной лошади на другую. Поднимали с земли на всем скаку кисеты с табаком, платки и золотые червонцы. Причем не только руками, но и зубами, для пущего эффекта. А уж когда шашки засверкали, выписывая восьмерки, шах не выдержал. Он умолял императора прислать казачьих инструкторов, чтобы и его кавалерию выучили таким приемам. Через месяц мы прибыли в Тегеран. А потом сюда потянулись казаки с Кубани и Терека, наниматься на полное довольствие. Из них сформировали русскую сотню. Еще триста сабель в бригаде – местные наездники. Казаки патрулируют внутренний периметр дворца, охраняют резиденцию шаха – видите тот большой купол за деревьями? – дома наследного принца и великого визиря, а также банки, иностранные миссии, особняки остандаров[12]. Иногда приходится сопровождать караваны или доставлять особо важные депеши… Вот такие пироги. Идемте наверх! Тут до крыльца всего-то пять шагов осталось. А дальше вас проводит этот служивый.
Ляхов отдал короткий приказ на фарси высокому стражнику, одетому в черное, лицо которого скрывала полоска ткани, замотанная до самых глаз.
– Идите за ним. Позвольте предупредить: этому молодцу вопросы задавать бесполезно. Не ответит. Ассасины, личные телохранители шаха, присягают на верность, а после откусывают язык и выплевывают к ногам владыки. Поэтому беседовать с этими чертями не о чем. Да они, обычно, и не тратят время на разговоры, сразу…
Полковник чиркнул ногтем большого пальца по кадыку, засмеялся и направился вниз по лестнице.
* * *
Безмолвный ассасин выделялся черным пятном на фоне великолепного убранства дворцовых покоев. Мозаичный пол создавал иллюзию, будто под ногами проплывают облака, на которых растут цветы, а рядом летают сказочные жар-птицы. Посмотришь вниз хотя бы десять секунд, и голова закружится от ощущения немыслимой высоты. Стены украшены рубинами, изумрудами, аметистами и другими драгоценными камнями, названия которых Мармеладов попросту не знал. Даже сейчас они переливались и поблескивали, хотя света трех люстр не хватало для настоящего волшебства. Но когда в зал входит солнце, спотыкаясь о витражи в гигантских окнах, самоцветы наполняются неземным сиянием. В этом райском чертоге людям королевской крови легко поверить, что они во всем равны богам.
За одним важным исключением – боги бессмертны.
Фотограф поджидал на втором этаже.
– А вот и вы, мой друг! – воскликнул он.
Сыщик отметил, что приятель обрадовался их встрече гораздо сильнее, чем вчера, и не преминул высказать это вслух.
– Хотя прежде мы не виделись двадцать лет, а теперь – лишь пару часов. Стало быть, и впрямь случилось нечто ужасное. Убили кого-то из королевской семьи?
– Вы совершенно правы, Родион Романович! Наследный принц Али-Мирза… – Севрюгин глубоко вздохнул, чтобы не зарыдать, – отравлен в своей опочивальне.
Он толкнул дверь, скрытую за парчовой драпировкой, посторонился, пропуская Мармеладова. И это всего лишь спальня? Здесь с комфортом разместится на ночлег пресловутая казачья сотня, причем вместе со всеми лошадьми и походными кибитками. Да только кто же их пустит? Эти хамы потопчут роскошный ковер, нарочно постеленный на пол, чтобы скрадывать шаги слуг и не будить принца раньше полудня. А от дыма казачьих трубок потускнеет горный хрусталь на потолке. Нет уж, посторонним вход в эти покои заказан!
Сыщик огляделся по сторонам. Окон нет. Стены покрыты розовым мрамором, который дарит приятную прохладу даже в адскую жару. В центре спальни – ложе под золотым балдахином. Он и впрямь золотой, сплетен из миниатюрных колец, мелодично звякнувших, стоило Мармеладову откинуть полог.
У кровати стоял высокий мужчина в зеленом адрясе[13]. Сыщик на мгновенье задумался, вспоминая галерею в ателье – Севрюгин развесил портреты влиятельных лиц Персии, которых доводилось фотографировать. Таким образом, он одновременно повышал собственный статус – что на Востоке, зачастую, важнее любых богатств, – и цену снимков. «Ни один уважающий себя перс не пожалеет пары лишних туманов[14] за работу придворного мастера…» Большую часть похвальбы старика можно пропустить. А что он говорил дальше? Указывая на этого человека? «Коварный, как тысяча чертей, да к тому же пожрать не дурак…» Пожалуй, тоже опустим, хотя про коварство стоит принять к сведению. Ага, вот оно: «…великий визирь Азугар-хан».
По фотографии Мармеладов опознал и убитого. Али-Мирза носил усы. Не такие пышные, как у отца, но справедливости ради стоит отметить, что у Насреддина было больше тридцати лет форы. Пышные усы шаха занимали пол лица, вздымались как девятый вал на известной картине, они повергали в благоговейный трепет верноподданных и до одури пугали врагов персидского престола. У наследника же растительность была довольно хлипкой, хватало лишь на небольшие завитки, подкрученные вверх. Сейчас они безжизненно повисли, а в уголках губ принца скопилась лиловая пена.
– Его Высочество отравлен. Мой личный лекарь осмотрел тело и пришел к выводу, что яд вызвал затрудненное дыхание, спазмы в горле и паралич сердца, от которого умер принц, – садразам говорил по-русски бегло, но с таким гортанным акцентом, что половину слов невозможно было разобрать. – Джабар изучает еду и питье, чтобы установить, куда именно подмешали проклятое зелье.
Азугар-хан кивнул в дальний угол спальни. Против ожидания, доктор не был похож на сморщенный гриб с крючковатым носом, какими предстают придворные алхимики и звездочеты в «Тысяче и одной ночи». Дородный детина в шелковых перчатках разрезал пополам персики, груши и даже виноградины, обнюхивал их, а после бросал в фарфоровую вазу все, что не вызвало подозрений. Остальные фрукты протягивал слугам. Те покорно ели. Судя по раздражению лекаря, отыскать отраву пока не удалось.
– Обычно Его Высочество живет в собственном дворце в Табризе, – продолжал визирь, – но это лето выдалось слишком жарким, и Али-Мирза приехал к отцу, погостить. С ним приехали слуги, повара, любимые наложницы… Лишь охранников для принца подбирал я. Именно поэтому они первым делом поспешили ко мне. Шах Насреддин, да ниспошлет ему Аллах все блага земные, спит и не знает о гибели сына. К восходу солнца мы должны принести повелителю голову убийцы.
Он не стал добавлять «иначе» и многозначительно умолкать, как это сделал бы любой вельможа в Санкт-Петербурге. И не потому, что на Востоке не любят драматичных пауз, о нет – их любят и постоянно используют все: менялы на рынке, погонщики верблюдов, достопочтенные муллы и недостойные свахи, бедняки, богачи, дети и седые старцы, и даже сам великий визирь в иных ситуациях. Но сейчас никто даже помыслить не мог, что возможно какое-нибудь «иначе».
