На улице зажглись первые фонари, разбавляя жидкую темноту слабым светом. Подъездная дверь распахнулась, и стайка пацанов с гитарой выпорхнула на волю. Прошли, галдя, мимо горстки вечно недовольных старушек. Облюбовали один из столов в дальнем углу двора в окружении проклюнувшихся кустов черемухи и тут же облепили его, пристраивая ноги на скамейках. Молодые мамаши не спешили загонять своих малышей по домам, и те деловито ковыряли слежавшийся за зиму песок крохотными лопатками. От гаражей вдруг потянуло костром и запахло печеной картошкой. Рваные клочья сизого дыма стали заволакивать двор, закрыв от Назарова милую глазу картинку.

Он оттолкнулся от подоконника и начал мыть посуду.

Почему же его так тревожит семейная неустроенность Верочки? Обычная семья, которая распалась. Перефразировав классика, можно сказать, что каждая разведенная семья сейчас похожа на другую. Бьющаяся о суровый быт, как рыба об лед, мамаша и навещающий их по выходным папаша. Верочкина семья в эту схему вполне укладывалась, за исключением того, что мало в чем нуждалась. Отец, судя по всему, на отпрыска не скупился. Верочку, видимо, тоже не обижал. Или обижал? Почему она так напряглась, заметив его машину в своем дворе? Тут же взяла его – Назарова – под руку, заулыбалась. Пыталась заставить своего бывшего мужа ревновать? Это глупо, если учесть, что тот уже женат. Назаров видел его с молодой девицей из этих современных, у которых все мозги за пазухой.

Почему тогда занервничала Верочка? Неужели до сих пор продолжает любить своего неверного бывшего супруга?..

Сан Саныч выключил воду, вытер руки о полотенце и решительно двинул в комнату. Надо переодеться и пойти отдать ей эти проклятые пятьдесят рублей, которых не нашлось в его кармане у магазинной кассы.

Он влез в джинсы, в которых обычно ходил на дополнительные дежурства. Натянул через голову рубашку, которую редко расстегивал, стягивая просто так. Накинул кожаную куртку и, не забыв про деньги, вышел из квартиры.

– Здрассте, Сан Саныч, – нестройным хором поприветствовали его пацаны, снова перебравшиеся в подъезд. – Уходите? А там дождь пошел.

– Не размокну, – пробурчал он нелюбезно, чтобы они не очень-то расслаблялись на предмет вседозволенности. – Зинаида Ивановна не ругалась?

– Нет… Да нет… – не очень уверенно ответили ребята.

Зинаида Ивановна была одной из тех старушек, которым всегда было что-нибудь да не так. К ее жалобам Назаров относился с терпимой снисходительностью. То есть согласно кивал, обещал разобраться и забывал через пару минут. Ей мешало все подряд, от урчания в канализационных трубах до дворовых кошек и солнечных лучей, бьющих ей прямо в окно. Гитару она терпела и иногда слушала, приоткрыв дверь и оставив ее на цепочке.

– Пущай поют, – толерантно кивнула она, когда Назаров попытался выяснить причину ее дурного настроения. – Лишь бы не наркоманили, лихоманы!

Лихоманы вели себя тихо, всерьез подумывая открыть в подвале свой собственный музыкальный клуб. Но городские власти их идею не поддержали, требуя представить старшего наставника. Такового пока не нашлось…

На улице и в самом деле раздождилось. Свет фонарей тускло пробивался сквозь плотную дождевую завесу. Полуденное тепло от нагретого солнцем асфальта мгновенно испарилось, уступив место прохладной влажной свежести.

Надо было взять зонт, посетовал на свою непредусмотрительность Назаров и поднял воротник куртки повыше. Он быстро миновал двор и вышел на улицу Зайцева.

Машин на проезжей части было немного. Разбрызгивая лужи, они лениво ворочали дворниками по ветровым стеклам. Редкие прохожие прятались под зонтами и, сторонясь обочин, жались к стенам домов. Почти все магазины уже закрылись и теперь расцвечивали мокрый асфальт судорожными всполохами ярких вывесок. Оставалась открытой лишь дежурная аптека на углу да тот злополучный супермаркет, в котором ему пришлось сегодня натерпеться стыда. Его громадина высилась за три квартала от дома Назарова и хорошо просматривалась даже с того места, где он сейчас стоял.

Надо будет зайти и купить Верочке чего-нибудь, вдруг запоздало подумалось ему. Может, цветы…

Да, цветы будут как раз кстати. Не бутылку же с вином нести, в самом деле. Она же не такая…

Он вошел в ярко освещенный магазин и заспешил в самый дальний угол, где гнездился цветочный отдел.

– Чего хотели? – Приветливо улыбающаяся девушка тут же подскочила к Назарову и стала умело перебирать цветочные стебли. – Букетик? Невесте, жене или… любовнице.

На последнем слове голос ее интимно дрогнул.

– Просто женщине, – улыбнулся Назаров, заряжаясь ее игривостью. – Очень хорошей женщине.

– Ага! А как зовут нашу женщину? Поймите меня правильно, – она сложила пальцы с идеальным маникюром щепотью. – От имени может зависеть ваш выбор. Есть имена, которые просто заряжает женщину быть страстной. Такой уж точно не преподнесешь незабудки. А есть очень трогательные и нежные…

– Она именно такая, – перебил девушку Назаров. – Очень нежная и очень трогательная.

Они долго выбирали, споря и соглашаясь, и в конце концов остановили свой выбор на одной кремовой розе.

– Никаких упаковок, – отвергла девушка идею Назарова оплести цветок блестящей слюдой. – Просто, изысканно и непретенциозно. Это то, что нужно вашей недотроге. Поверьте мне…

Назаров проникся ее уверенностью и спустя десять минут уже звонил в квартиру Верочки Хитц.

Ему долго не открывали, хотя свет горел во всех окнах, он специально посмотрел. Потом кто-то прильнул к дверному глазку, замок щелкнул, и дверь распахнулась.

На пороге квартиры стоял ее сын. В широченных спортивных штанах, растянутой до колен футболке, с растрепанными волосами и… заплаканными глазами.

– Привет, – проговорил Назаров, а сердце от чего-то заныло. Неужели что-то случилось за то время, пока он отсиживался дома. Неужели кто-то обидел их… – Мама дома?

– Ма-аам! – закричал Хитц-младший и понимающе хмыкнул, узрев в руках Назарова цветок. – Тут к тебе!

– Кто? – откликнулась Верочка слабым голосом из глубин квартиры.

– А это… наш участковый. – Данила снова уставился на цветок, дался он ему, и добавил с хитрецой: – Он в штатском, между прочим, и с цветами.

В штатском Назарова видели не многие. Он почти не вылезал из формы, обследуя район на предмет благоприятности обстановки. Дождь или снег, жара или стужа, он патрулировал свой участок с невероятной прилежностью, потому и знал его почти каждый живший здесь в лицо. Даже вон Даниле успел примелькаться, раз тот узнал его.

Мальчишка убежал, оставив дверь открытой и так и не успев пригласить его войти. Повинуясь непонятному порыву, Назаров осторожно толкнул дверь и переступил через порог. Прошел, остановился посреди просторной прихожей, огляделся и тут же поскучнел. От каждой стены и предмета мебели, будь то выключатель либо подставка под телефон, веяло большими деньгами. Он вновь сам себе показался смешным и неуклюжим, в идиотских потугах стремящимся заработать денег на то, чтобы обеспечить Верочку и ее сына. Куда ему до ее бывшего!..

– Добрый вечер. – Верочка появилась на пороге гостиной как раз в тот момент, когда Назаров подавил в себе десятый, наверное, по счету горестный вздох. – Александр Александрович, что-то случилось?

Он поднял на нее глаза, и язык его тут же прилип к небу. Она стояла, ухватившись обеими руками за притолоку, и очень внимательно и требовательно смотрела прямо на него.

На ней была такая же, как у сына, растянутая почти до колен футболка с улыбающейся рожицей и старенькие спортивные штаны. Волосы высоко зачесаны и стиснуты мохнатой красной резинкой. Она была босиком и трогательно поджимала теперь пальцы с крохотными розовыми ноготками. То ли нервничала, то ли привычка у нее такая. А вот глаза… Глаза у нее тоже были заплаканы.

Что-то он все же успел пропустить.

– Можно я пройду? – вдруг обнаглел Назаров и, вновь не дожидаясь приглашения, принялся разуваться. Снял ботинки, аккуратно поставил их вдоль плинтуса и только тогда протянул ей розу: – Это вам, Вера Ивановна. И еще вот…