Выпрямляется и уже заводит руки назад, чтобы убрать волосы, но не успевает. Шагаю к ней. Слышит и разворачивается. Глаза удивленно распахиваются. Румяная после тренировки. Горячая сто процентов. Уже рот открывает. Не даю заговорить. Сжимаю пальцами скулы, наклоняюсь, замирая в сантиметре от ее губ. Вытянутые смешно.
— Моя уточка, — мну пальцами бархатную кожу и впиваюсь в желанный рот, будто голодный.
— М-м-м! — возмущенно, но руки уже у меня на плечах. Ступаю вперед, вынуждая её двигать ногами, пока не упирается спиной в стену. — М-м-м… — уже не так грозно. Начинает отвечать на поцелуй.
Просто срыв башки!
Руки отправляются в путешествие по стройному телу. Талия. Бедра. Шлепает меня по плечу, когда порядком наглею. Приходится вернуть в нейтральное положение. Скольжу языком по её юркому и еле сдерживаюсь от стонов.
Блядь…
В штанах повышается уровень давления. Стремительно.
Задыхаемся, целуя друг друга. Её пальчики уже на моем затылке. Ноготками царапает.
Ш-ш-ш… Кусаю за нижнюю губу, зализываю.
Одна рука ныряет в её волосы. Сжимаю у корней.
Наверное, слишком сильно, потому что меня в ответ хорошо так коцают за губу. Скольжу пульсирующими губами по щеке вниз к шее. Руки уже на ягодицах, дергаю Риту вверх. Ножки четко обвивают мой торс. Важные точки соприкосновения разделены лишь тканью. Опять нахожу её губы.
В голове вертолеты. Легкие горят, потому что дышать забываем.
Срабатывают рефлексы. Бедра сами подаются вперед. Ахметова тут же напрягается. Отстраняюсь.
Взгляд расфокусирован. Губы зацелованы. Алые такие, пиздец просто… Хочется снова их покусать. Это как метка.
Нельзя же так… Шумно выдыхаю, держа ее навесу. Мну ягодицы пальцами.
Ну кайф же!
Жалко, что придется тормознуть этот процесс, потому что мне вряд ли обломится.
Упираюсь лбом в её лоб. Прикрываю глаза. Ведет подушечками пальцев мне по линии челюсти.
— У нас аварийная ситуация, — хриплю, представляя что-то совсем не возбуждающее, но мозг отключился.
Тихо посмеивается, пока я страдаю.
Отстраняюсь, чтобы возмущенно посмотреть в глаза.
Улыбается.
— А я знала, что ты маньяк, — белые зубки провокационно впиваются в нижнюю губу.
Со стоном упираюсь лбом в ее плечо.
Издевается, Зараза!
_____
Небольшие новости! 19, 20, 21 объявляю ценопад на мои книги. Будут очень вкусные скидки, так что не пропустите;)
28. Страсти Христовы
POV Маргарита Ахметова
Нет, ну это магия какая-то?!
С улыбкой волшебного на всю голову ребенка смотрю на Галину Викторовну.
Не такая она и грозная.
Женщина в самом соку. Глазки поблескивают иногда эмоциями.
Сними ей оболочку управленца, и перед нами будет вполне пригодная для общения личность.
Вздыхаю, глядя на экран телефона.
Мы уже несколько дней тайно встречаемся с Димой после тренировок. Зажимаемся по углам. Он, где выловит меня, там и целует. Жадно, нежно, очень приятно.
Каждый раз заканчивается его разочарованными стонами. Не маленькая. Понимаю до чего его довожу, но мне хочется распробовать поцелуи и его губы красивые. Конечно, и большего хочется. Только страшно. И атмосфера не располагает. Нужно выбраться дальше стен зала, а как, пока не приходит в голову. Владимира нужно предупреждать, и шантаж с ним работает лишь на половину оборота. С Олесей Кирилловной он поступил по-своему. Я записалась на групповые занятия, а он заменил на индивидуальные. И как с ними твердолобыми быть?!
Вечер.
Галина Викторовна уходит. Дом пустеет. У меня возникает желание сбежать к своему маньяку.
Буду уточкой, заразой и самой вкусной девочкой.
М-м-м…
Со стоном поднимаюсь и иду в душ. Нужно быть реалисткой. Из дома я так просто не выйду, тем более вечером. Привожу себя в порядок, заваливаюсь на кровать и проверяю переписку с Димочкой. Он увлекается аэрографией. Это круто! Хочу посмотреть на него в деле. Пыталась застать на ринге, но меня окружили вниманием ребята, с которыми Шумов занимается. Заметил. Вывел из зала. Был злой, как черт, а я улыбалась.
Меня ревнуют. Мило же!
В ожидании ответа на сообщение чувствую, как скручивается желудок. Не помню, что ела, и закатываю глаза.
Ночной зажор?
Да-а-а.
Спускаюсь вниз максимально тихо. Преодолеваю расстояние до кухни. Вот он! Мой хороший. Открываю холодильник, оцениваю масштаб голода, достаю сыр, ветчину, листы салата. Раскладываю на стол, включив фонарик на телефоне. В своем доме, будто воришка. Усмехаюсь. Так ведь интереснее. Хочется, чтобы сэндвичи хрустели. Прикусываю губу и включаю тостер. Стучу пальцами по столешнице. Пять минут возни и на столе уже стоит тарелка с божественным ночным перекусом.
— Это ты виноват, маньяк, — откусываю кусочек, поглядывая в переписку с Шумовым. Пусто.
Эх…
Чем же ты так занят, что не можешь мне ответить?
В голову приходит разное и, увы, не радостное. Беру тарелку с сэндвичами и на цыпочках иду к себе. Накрошу себе в постель, буду ворочаться и почувствую себя принцессой на хлебе.
Хоть какая-то сказка в жизни будет, кроме тайных встреч с Димой.
Дохожу до лестницы, снова откусываю от сэндвича и замираю с открытым ртом.
В коридоре виден свет. Папа в кабинете. Ничего удивительного, но… как бы поздно. Что он там делает?
Одно жевательное движение. Нога зависает над ступенькой. Кривлюсь.
Я же одним глазком, и все.
Не преступление века.
Иду вперед, пережевывая сэндвич. Хочется стонать от удовольствия.
И почему любая еда в разы вкуснее ночью?
Парадокс, да?!
Когда до двери остается несколько шагов, застываю. Из кабинета доносятся голоса. Я бы назвала это тихой руганью. На цыпочках дохожу до цели прилипаю лопатками к стене.
— Я хочу её увидеть.
— Зачем?
— Убедиться, что она в порядке.
— Нет.
— Она — моя дочь.
— Не только твоя.
Папа переходит на пассивно-агрессивный рык. У меня мурашки по спине пробегают. На автомате беру сэндвич и впиваюсь в него зубами. Хрум-хрум… Затихаю. Надеюсь, слышно только мне…
— Ты мне обещал, Тимур, — всхлипывает. — Чуть сына мне не угробил. Как ты можешь, так жестоко с нами поступать?
— Не выебывался бы твой сын, и все было бы в порядке!
— Он свою сестру защищал!
— Теперь я её защищаю! Не мешай!
— Так не честно… Не честно… — всхлипывает. — Ты мне всю жизнь сломал…
—Я? У тебя у самой не плохо получается. Не приписывай мне таких заслуг.
Что же там за дамочка?
Спалюсь, наверное, если выгляну… Стою на месте. Медленно работаю челюстями.
— Не приписывать? Ты про Владимира забыл?
— А ты, смотрю, не забыла.
— Не ты тут жертва.
— Но и не ты!
Ой-ёой… Страсти Христовы…
— Ты сам просил его вмешаться.
— А ты оказалась не против такого расклада!
— Но ребенок не его!
— И что?! Мне теперь тебе благодарность выписать, Леночка?!
Замолкают. Да, что там? У меня даже давление подскакивает от их словесного батла. Проглатываю пережеванный в кашу кусочек.
Леночка?
Та самая?
Дочь… Сын… Её ребенок у папы?
Около входа шаги. Сердце до горла подпрыгивает. Включаю заднюю скорость. Убегаю из коридора, вверх по лестнице и к себе. Спиной к двери. Крепко сжимаю тарелку.
И что это было?
Мой отец чужих детей забирает?
Бред, конечно…
Пф-ф-ф…
Ага, и сама ты вольная птица?
Оседаю.
Надеюсь, у меня папа не работорговец…
Ой, Рита, совсем крышей потекла…
Закатываю глаза, но вопросы так и роятся в голове.
У папы есть женщина. Одна на двоих с Владимиром…
Отхожу к столу. Сажусь по-турецки на стул. Благо он большой. Ем спокойно. Заглядываю в телефон.
Шум: Почему не спишь?
Вместо ответа текстом фоткаю ему почти пустую тарелку и свое довольное лицо со щеками, как у хомяка. Присылает смеющийся до слез смайлик.
