– Приглашение не распространяется на вашего ученика! – с возмущением возражает Хейл.

– Ничего страшного, – вмешиваюсь я, к явному удовольствию Хейла.

– Наслаждайся последними крупицами свободы до того, как начнется наша работа, – советует Уилл, а потом шепотом добавляет: – Пока я буду наслаждаться адом.

Мы с Альтамией с трудом сдерживаем смех.

– Мистер Пирс? Мистер Пирс!

Альтамия повторяет мое имя еще дважды. Ее голос напоминает зов сирены. Я смущенно переминаюсь с ноги на ногу под ее окном, уже почти надеясь, что Фрэнсис появится позади меня и ответит ей.

– Подождите меня. Я присоединюсь к вам на прогулке! – кричит она из окна первого этажа.

Еще до того, как у меня появляется возможность ей возразить, она уходит, превращаясь в размытый силуэт за стеклом. Я уже продумал свой побег после отъезда Уилла и Хейла. А еще в отчаянии пытался как-то разделить напряженное пребывание в шкуре мертвеца и дискомфорт, который вызывал у меня этот дом, напоминавший о смерти.

Дверь дома распахивается, и Альтамия, одетая в плащ с меховой оторочкой и бархатный чепец, спешит ко мне, не обращая внимания на пасмурное небо, обещающее скорый дождь. Ее служанка Агнес, молодая девушка лет четырнадцати с лицом в форме сердечка и настороженным взглядом, покорно следует за ней.

Миссис Хейл осторожно наблюдает за нами из дверного проема.

– После аптекаря – сразу домой, – напоминает она Альтамии, чувствуя себя явно не в своей тарелке из-за того, что дочь покидает дом.

Альтамия торопливо удаляется, и мне очень сложно за ней поспевать. Йорк крупнее Донкастера и, вероятно, даже Оксфорда, и это ощущение истории в каждом его камне давит на меня и заставляет нас шагать медленнее в людской суете. Альтамия лавирует в толпе, словно подхваченная порывом ветра. Я следую за ней, стараясь сдержать растущую тревогу. Север страны имеет репутацию места, изобилующего сверхъестественным, и мне тут не по себе. Внимание Альтамии привлекает мужчина, стоящий на блестящей трибуне, установленной на городской площади. Венок из веточек розмарина на его шляпе становится ярким акцентом на сером небе.

– Земля – всеобщая сокровищница, но король Карл и его жена-папистка ее разворовали! Эта его французская шлюха радушно приняла самого дьявола и с помощью колдовства заставила монарха установить фальшивый мир! – кричит оратор, стоя перед толпой. Королеву и предшествовавших ей иностранных консортов то и дело обвиняли в использовании магии. Всегда считалось, что колдовство передается по женской линии, но лишь сейчас люди начали говорить о том, что оно может затронуть и мужскую родословную. – Дьявол и его сородичи – среди нас! Мы не успокоимся, пока не развяжем всех их узлов! – Что ж, это весьма воодушевляющая речь, которая нацелена на вербовку новых охотников на ведьм, однако я слишком хорошо подготовлен, поэтому вздрагиваю от оценивающих взглядов людей из толпы. Англия – страна зарождающихся династий, начиная от Плантагенетов и заканчивая Тюдорами, а теперь появились еще и Стюарты. Если король Карл не способен вернуть свое влияние, то кто же за ним последует? Либо Парламент, либо паписты, либо – сам дьявол.

Привлекший внимание слоняющихся без дела солдат, проповедник спрыгивает с кафедры и начинает раздавать памфлеты. Один из них он вручает Альтамии, и та вслух читает признаки, по которым можно опознать ведьму: деформированные кости, узелки из ниток, спрятанные по всему телу, а еще ведьмина метка – доказательство, что фамильяр, дарованный дьяволом, от нее кормился. Девушка начинает смеяться, пока Агнес не одергивает ее толчком. К моменту, когда мы покидаем толпу, брошюра оказывается смятой под ее каблуками. Альтамия скользит взглядом по всему вокруг, избегая смотреть на меня, и изучает площадь и город, словно никогда раньше их не видела.

– Все стало выглядеть как-то иначе, – шепчет она Агнес, и та одобрительно кивает. Мне становится интересно, как часто их выпускают из домашнего заточения. Нервозность Альтамии очень напоминает мне мою собственную в дни после похорон Фрэнсиса. Тогда я не выходил из комнаты, пока отец улаживал все неудобства, связанные с моим новым статусом наследника. Однако короткий момент радости после освобождения был омрачен, когда меня передали в руки охотника на ведьм.

Я смотрю на Альтамию другими глазами, когда она вдруг протягивает свою муфту Агнес, дрожащей от холода в этот морозный весенний день.

– Ты относишься к повседневной одежде как к театральным костюмам. – Я предлагаю ей собственные перчатки. Это – неловкий намек на нашу первую встречу, и я им горжусь, пока Агнес, стоящая за спиной у Альтамии, не приподнимает бровь. Я не хотел упрекать Альтамию за ее доброту и теперь внутренне себя проклинаю.

– Сейчас холодно, а Агнес мерзнет больше, чем я, – поясняет она, но все равно принимает мое предложение и начинает рассматривать свои руки в коричневых кожаных перчатках. – Хотя наряжаться действительно весело. – Вместе с Агнес она убегает, стуча каблучками, и рыжие кудряшки выбиваются из-под ее чепца.

Ни секунды не раздумывая, я срываюсь и мчусь за ней. Йорк полностью состоит из хитроумных закоулков и улиц, раскрывающихся и сдавливающих тебя, словно непрошеные объятия. Моя погоня за девушками разворачивается калейдоскопом ярких красок, пока я уклоняюсь от солдат и местных горожан, многие из которых, одетые в то, что когда-то было их лучшими выходными костюмами, выглядят неопрятно и потрепанно. Зловонная грязь земляных укреплений, окружающих город, готова накрыть рыночных торговцев, предлагающих фрукты, мясо, ткани и новостные книги.

Наш бег завершается на улице Стоунгейт. Щеки Альтамии горят румянцем, и, поправив чепец и взяв Агнес за руку, она проскальзывает в ярко освещенный книжный магазин. Я на секунду останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, прежде чем войти внутрь. Лавка практически пуста, не считая нескольких посетителей, слоняющихся вдоль стеллажей, и продавца, поднимающего на нас взгляд со своего места в углу, чтобы сдержанно нас поприветствовать. На лице Агнес появляется озорная улыбка, и девушка исчезает среди книжных шкафов с видом человека, понимающего, что мы здесь надолго. Она указывает влево, и я мельком вижу зеленый чепец Альтамии среди стеллажей.

– «Шкатулка бедняка».

Я останавливаюсь на полпути, возле рядов с изданиями, посвященными домашнему хозяйству. Альтамия опускает книгу, и я рассматриваю ее профиль через узкую щель между полками.

– Это было бы приятным дополнением к моей домашней библиотеке, – шепотом говорит она, пока мимо нас проходит один из посетителей.

– Вы о книгах в подвале вашего отца? – уточняю я, вспоминая толстый том «Vade mecum» Томаса Брюгиса и другие медицинские учебники в кабинете мистера Хейла.

Она печально кивает, стягивая перчатки.

– Вы тешите надежды стать врачом? – мягко подначиваю ее я.

– Не большие, чем выйти за кого-нибудь замуж, – парирует она, и я краснею. Перед глазами у меня встает заинтересованная улыбка ее матери. Мне нечего предложить жене, кроме скромного наследства, которое я получил от отца после смерти брата. Себя самого я тоже не могу предложить, если, конечно, не захочу пожертвовать собственной жизнью ради того, чтобы женщина приняла меня таким, какой я есть.

Альтамия пропускает мимо ушей мои сдавленные извинения, задумчиво теребя черную ленту на рукаве.

– Эти книги достались ему от моего покойного дяди, Оливера Хейла. Он был хирургом и лечил раны лорда-генерала Томаса Ферфакса во время осады, а еще, но с меньшим успехом, его брата. – Голос девушки вдруг становится ласковым, когда она упоминает младшего брата лидера парламентариев, Чарльза Ферфакса, и я стараюсь не думать о том, насколько близко она могла быть с ним знакома. В момент своей гибели он был всего лишь на несколько лет старше меня и к тому же заработал титулы у круглоголовых.

– Кончина моего дяди никак не повлияла на благосклонность к нам генерала, – рассказывает она, опускаясь на пол. Юбки из зеленой ткани омывают ее ноги, словно морские волны. Один из посетителей подходит, чтобы изучить соседние стеллажи, и она картинно прячет лицо за книгой.