— Полагаю, этот дом принадлежит Эзилату, — сурово сказал Тит.

— По закону — да. Его убранства не соответствуют армейским нормам, но он уже существует в том виде, в каком он есть — не сносить же его.

Тит недовольно поджал губы.

Они вошли в кабинет Цесара. Комната была неожиданно небольшая, но тоже с весьма неплохой обстановкой. Посередине ее стоял массивный письменный стол. Позади располагался выход на балкон, зашторенный шелковистыми шторами алого цвета. Там было свежо и приятно пахло, но Тит не понял, чем.

Цесар сел на стул, облокотился на спинку всем весом и облегченно выдохнул, будто весь день был на ногах. Тит же сел на стул ровно, сохраняя сдержанность и концентрацию. Они внимательно посмотрели друг на друга.

— Чего вы хотите, центурион Тит? — Наконец расслаблено спросил Цесар. В его вопросе не было недоумения или не понимания. Цесар не спрашивал о том, что Тит хочет прямо сейчас. Его интересовали общие цели собеседника. Цесар хотел понять мировоззрение Тита.

Тит это понял и ответил:

— Мира в Эзилате, справедливости, равенства граждан.

— Справедливости и равенства? Хм, интересно. Известно ли вам, что это взаимоисключающие понятия. Еще Когитар Андайский размышлял на эту тему и написал не мало трудов. Вот, что он говорил: «Если мы живем в справедливом мире, то наследие отца переходит к сыну, если мы живем в мире равенства, то все начинают свой жизненный путь одинаково, а все имущество отходит стране». И что же для вас важнее?

— Все важно. Говоря о равенстве, я имею ввиду одинаковые возможности и ответственность.

— Опять же, возможности у всех будут разными, если справедливость будет оставаться. Даже у вас все равно было возможностей больше, чем у обычных солдат. Имя вашего отца повлияло на вашу судьбу.

— Мой отец не сделал меня капитаном. Я всего добивался сам.

— Да, но о вас знали, и имя вашей семьи учитывали. Иллир вознес вас до центуриона не только потому, что вы хороший воин. Да, я знаю, сколько вы проводили до этого время в тренировках. Он вознес вас и потом, что вы из знатного рода. Ему нужна поддержка знатных родов. И сколько бы вы не отрекались от Максимуса, вы всегда будете его сыном в глазах окружающих. Сыном великого полководца. И после этого вы скажите, что равенство существует?

— Существует. То, что вы говорите — ошибка. Свое звание я получил своими заслугами и упорным трудом.

— Отец. Он оставил вам наследство? — Спросил Цесар.

— Он отрекся от меня, когда узнал, что я поддерживаю Иллира, а после сжег поместье во время войны.

— Вы за это его ненавидите?

— Я не ненавижу его. Он совершал преступления, поэтому понесет наказание.

— Так вот оно что. Может быть, вы хотите равенства потому, что боитесь, что придется отвечать за его поступки? Хотите избавиться от всего, что связывает с отцом, таким образом. Или потому, что ваш отец вам ничего не оставил, и вы хотите, чтобы все начинали с «нуля»?

Тит возразил:

— Потому что только так возможно построить лучший мир.

— Но для начала вам нужно избавиться от влияния отца, так ведь? Чтобы все знали, что вы сами всего добились? Вот почему вы так рьяно сражаетесь с врагами Иллира. Да, это очень похвально.

Тит промолчал. На самом деле он почувствовал, что Цесар подкрался к ответу очень близко. Человек с таким опытом видит людей насквозь и умеет задавать правильные вопросы. Стоило Цесару понять, чего человек хочет в действительности, как он тут же начинал действовать.

Цесар улыбнулся и сказал:

— У меня к вам предложение. Я могу помочь вам принести мир сначала в долину, а потом, если будет угодно, и в Эзилат… Мы не будем предпринимать резких действий в отношении Париса, но начнем планомерно сужать вокруг него кольцо. Через некоторое время мы загоним его в угол и тогда он понесет достойное наказание. Вы сможете принести мир в эти земли, идя со мной рука об руку. Потом, если угодно, мы посмотрим, как сможем сообща добиться справедливости и в Эзилате.

— Что вы попросите взамен?

— Вы молоды, в сравнении со мной. Вам легко даются перемены. А я и мои люди уже привыкли к определенным устоям. Если все начнет рушиться, это нанесет удар по стабильности… В такие тяжелые времена нельзя позволить всему рушиться. Стабильность — опора благополучия и победы. Если вы сможете найти в себе силы закрывать глаза на некоторые вещи и не будете задавать лишних вопросов, всем будет только лучше. Помните о том, ради чего все это. Спасение Эзилата в наших с вами руках. После никто не вспомнит, чей вы сын, я вам обещаю. Все будут говорить только о лично ваших заслугах.

Цесара хотел отсрочить разборки с Титом. Он знал, что Тит не угомонится очень быстро, но, вероятно, ему удалось бы склонить воина на свою сторону позднее. Тит воспринял это предложение однозначно отрицательно. Он не сказал ничего и в кабинете повисла пауза. «Я должен выбрать между своими принципами и общим благом… и своим благом…» — думал Тит. Тит никогда не думал о том, что его принципы — не единое с общим благом.

Тит не дал ответа сразу. Он взял время подумать и, попрощавшись с Цесаром, пошел прочь. Цесар догнал его у выхода из дома и сообщил, что Титу приготовили новую комнату. Комната находилась в командирских казармах. Нужды ютиться в стенах лекарской больше не было.

Хадегис проводил Тита в его новые покои. Когда они прибыли на место, Тит понял, что новая комната ему досталась не просто так — это был маленький подарок от Цесара в знак предложенной им дружбы. Вот тогда до Тита дошло, что Цесар просто пытается переманить его на сторону зла, а все сказанное им было грамотно выстроенными и подобранными, но при это лукавыми, словами. Тит решил, что ни за что не пойдет на его предложение и начнет действовать сейчас же.

Как только Тит остался один, он нашел перо и бумагу и написал письмо Иллиру. Он сообщил ему все: про ситуацию в каструме Скутум (о том, в каком состоянии находилось войско в каструме, о задержках в выплатах, о битве, о поражении), про предательство Криуса и Цесара, про попытку подкупа, про угрозы Терентия Галлуса, и все свои домыслы о связях каждого из этих командиров между собой. Тит написал, что намерен действовать жестко и быстро, чтобы вырвать смертельную опухоль из тела страдающей Родины. Он планировал арестовать Цесара и Криуса в течение нескольких дней — сразу после того, как определит всех замешанных в преступлениях. В этот день в столицу улетело два голубя: один с посланием от Тита, другой с посланием от Цесара.

* * *

Тем временем война набирала обороты. Парис стал действовать агрессивнее. Поползли слухи, что южные племена кариумов в тайне помогали мятежникам из Валлиса — поставляли оружие и доспехи; хотя доказательств о том не было. Парис хотел напасть на каструм Гатас, а до этого бил по близлежащим форпостам и линиям снабжения, чтобы оголит защиту каструма. Мелкие стычки, начавшиеся еще тогда, когда Тит лежал без сознания, происходили все чаще и иногда превращались в сражения с участием двадцати-тридцати воинов. Не тот масштаб, чтобы напугать Эзилат, но все это расшатывало оборону, что не могло не беспокоить командование. Цесар много времени проводил на военных советах, готовя ответ врагу, ведь его договоренности о статусе-кво были нарушены Титом.

Прошло несколько дней с момента, как Тит направил письмо Иллиру. В тот момент, пока Фин, Лотар и Натан пробирались через заросли гор Норраберг под пристальным взором Аффиса, Тит готовился к своему «сражению».

Это был погожий денек, конец марта. Солнце ослепительно светило с самого утра и грело землю, как летом. Ветра не было совсем, хотя в горах только недавно закончился ураган. Не считая охраны, Тит проснулся раньше всех в каструме. Он вышел на плац, расположенный в самом центре крепости и прислушался к тишине. Солнце пригревало лицо и руки, но под доспех закрадывался легкий приятный холодок. Так он стоял довольно долго, собираясь с мыслями, пока не запела труба. Сразу же после нее началась суета.