Annotation
Наверное все слышали про "Диких гусей". Так назывались отряды ирландских наёмников в XV веке. Но мало кто знает, что в будущем будет вполне официальное подразделение содружества земных поселенцев "Дикие коты". Другое название? Да к тому времени никто уже не знал, кто такие гуси — их попросту не осталось ни на одной планете; последнего сожрали ещё в XXI веке. Зато котов развелось, мама не горюй: отдельная раса, выведенная для боевых действий против врагов человечества. Я был наёмником в XX веке, я стал "Диким котом" в XXV.
Андрей Лучиновский
Андрей Лучиновский
Пятиминутка ненависти
Сильный удар раскрытой ладонью в грудь, треск ломаемых рёбер — борзый мальчонка врезается в ростовое зеркало, кроша его в мелкие осколки, сползает по стене вниз и затихает на грязном полу.
Ну здравствуй, бар “За пазухой у Ангела”, вот и я.
За пять лет моего отсутствия тут не изменилось ровным счётом… ни-че-го. Ещё при входе на меня пахнуло хорошо знакомым ароматом свежего пива и другими аппетитными запахами, а в предбаннике встретил “дежурный” отморозок, пытавшийся разжиться дармовой монетой с помощью глупых угроз. И даже за барной стойкой всё так же маячила небритая рожа Ангела. Ангел было сокращением от Евангелиста и называть его так позволялось только друзьям из ближнего круга.
“Надеюсь, я все ещё вхожу в этот круг.”
Я помахал ему рукой и показал три растопыренных пальца. Ничуть не выказав удивления моим появлением, он молча кивнул и полез под стойку за бутылкой “Столичной”. Я присел на высокий табурет и облокотился на столешницу.
— Слышь, бродяга, — проскрипел чей-то голос за спиной, — Ты зачем моего приятеля обидел?
— Завянь, Колбасник, этот парень — не вашего полёта клиент, наваляет и не вспотеет, — ответил вместо меня Евангелист, аккуратно наливая водку в стакан, — Но, если всё же захочешь с ним схлестнуться, то валите на улицу, мне тут погром не нужен.
Он катнул по стойке в мою сторону хайбол с водкой и спросил:
— Рау, ты же за испорченную мебель и битую посуду платить не собираешься?
— Не собираюсь, Ангел. Мои правила не поменялись, за всё платит проигравший.
— Вот об этом я и толкую — ты никогда не платишь. Слышал, Колбасник? У тебя денег хватит со мной расплатиться?
Я отпил маленький глоток “бодрящего” напитка, и расслабленно выдохнул. В голове всплыла давно забытая фраза — “Дом, родной дом”. Которая тут же была задвинута в дальний уголок сознания предчувствием очередной разборки. Негромкое сопение за спиной подсказало, что обладатель скрипучего голоса никуда не делся, и мне пришлось разворачиваться в его сторону, медленно поднимая голову. Сначала в поле моего зрения попал огромный живот, затем тройной подбородок… а вот наконец и лицо. Бритая голова с обвислыми, как у бульдога щеками, губы-пельмени и широко растопыренные, переломанные уши.
— Ты, собственно, чего хотел-то? — я одним махом осушил стакан, поставил его на стойку, и начал медленно привставать, решив перед мордобоем немного покуражиться, — Не беси меня, мурло, а то ведь я загрущу. А я так загрущу, что всем вокруг станет грустно. И больно.
Мой плащ, слегка придержанный кончиками пальцев за отворот, распахнулся с левой стороны, явив толстяку рукоятку пистолета, торчащего из наплечной кобуры. Впрочем, незваный собеседник даже не посмотрел на него. Он впился поросячьими глазками в моё лицо.
— Примите мои глубочайшие извинения, господин Рау, ошибочка вышла, не признал со спины. С приездом вас, — взбледнувший на морду боров опустил голову и попятился назад и вбок, тягуче проговаривая нелепые оправдания, — А тот дурачок и не друг мне вовсе, так… видел пару раз.
Я плюхнулся обратно на табурет.
— Смотрите-ка, и понты бандитские куда-то сразу исчезли. Вот и славненько. Проследи тогда, чтобы твой знакомый, когда закончит пузыри из носа выдувать, отдал хозяину денежку за порчу имущества, — мой, зажатый в руке хайбол, качнулся в сторону Ангела, — И запомни на будущее — я не господин, а капитан “Диких котов”.
Выпучив глаза, жирдяй замер и уставился на меня, как на неведому зверушку. Внимательно обследовав свой стакан и убедившись в его пустоте, я вздохнул и переместился поближе к Ангелу, показывая этим толстяку, что наша беседа окончена.
— Не стоит беспокоиться, господин капитан, сей момент заплачу за этого дебила, — пробормотал боров, суетливо засучивая правый рукав, и вытянув руку вперёд, бросился мимо меня к Евангелисту, переводить деньги посредством вшитого в запястье чипа.
“Хосподя… Тут что, до сих пор таким старьём пользуются?”
Кивнув самому себе, я растянул глупую улыбку до ушей, и катнул опустевшую посудину хозяину бара. Тот снова наполнил его на три пальца.
“Вот и на кой надо было сюда возвращаться? Отсталый, никому не нужный мир, с такими же, никому не нужными обывателями. Воспоминания о прошлом? Ну да, пока был молодым тут жить было весело. Пока не погибли все, кто был мне по-настоящему дорог. Валить надо отсюда, зря я поддался ностальгии, ничего хорошего тут меня не ждёт. Разве что, только приличная водка.”
За всё время существования бара Ангел так ни разу и не проговорился, откуда он достаёт настоящую “Столичную”.
Три последующих минуты я наслаждался вкусом настоящей, непалёной водки. Целых три минуты покоя и тишины. А потом из тёмного провала, ведущего в подсобку, появилась Райса. Вот тут-то тишина с покоем и закончились.
— Ра-а-ау!
Впрочем, водка тоже подошла к концу.
“Мда… Не задался отпуск с самого начала. Райса, Райса… Ты всё такая же оглушительно громкая…”
* * *
“Твою же маму… Где это я?”
Причиняя невыносимую боль, рой мыслей бился изнутри о стенку черепа. Во рту было так сухо, что мне показалось вся слизистая там пошла глубокими трещинами, а привкус вызвал в мозгу образ чего-то давно протухшего. Глаза я пока открывать не торопился, опасаясь увидеть какую-нибудь хрень. Понятия не имею, где сейчас находится моё отравленное алкоголем тело. И не был уверен, что хочу это узнать.
— Рау, дай попить! — от резанувшего по моим ушам и мозгу вопля Райсы, моя голова рефлекторно дёрнулась, но тут же рухнула обратно на подушку.
Я обхватил звенящую внутри голову руками и застонал:
— Да, ё-моё! Чтоб тебя, милая… Когда же ты научишься нормально говорить, — последняя фраза была риторической, поэтому я пробормотал её себе под нос.
Райса с рождения страдала от частичной глухоты, и привычка постоянно орать с годами только окрепла. Однажды наша прежняя компания сбросилась и купила ей на пятнадцатилетие дорогущий слуховой имплант. Все наши надежды на нормальное общение с ней, рухнули в одночасье — выйдя из дверей биомеханической мастерской, она проорала на всю улицу: “Ребя-я-ята! Вы бы видели, какой член себе местный механик забабахал!”
Дотянувшись до столика, зацепил с него бутылку с чем-то прозрачным, и наученный горьким опытом, поднёс горлышко сначала к носу, а не ко рту.
“Вроде бы вода”, — доверившись обонянию, я сделал долгожданный глоток.
— Ну дай попить!
От очередного крика Райсы бутылка выскользнула у меня из руки, замысловато кувыркнулась в воздухе, и мягко приземлилась точно на донышко.
“Надо же, цивилизация и сюда добралась. Зря я вчера бухтел об отсталости Сабатона, попадают и на эту планетку новинки из техно-миров.”
Я медленно приподнялся и сел, обозревая помещение. Кроме кровати, на которой лежали мы с Райсой, в нём находились столик, кресло и книжный шкаф, до верху забитый книгами. Покосившись на жадно утоляющую жажду девушку, я встал и подошёл посмотреть бумажные раритеты. По нынешним временам они стоили просто баснословных денег. Тем неожиданнее было увидеть их в, хоть и переделанной, но все же до боли знакомой подсобке бара.
