— Я хочу сказать, они, предположительно, знали обо всех трех — о хлорметане, ацетоне и метаноле…

— С 1973 года, как говорят: она заявляет, в «Озарке» знали обо всех трех, что их находили в почве и подземной воде под корпусом 329 в Озарк-парке и что «Озарк» признавался: химикаты туда попали во время прорывов труб и утечек в корпусе 329 — другими словами, у них уже было много прорывов труб и утечек…

— Другими словами, они все отлично знали целых восемь лет и все равно ничего не сделали, а теперь я слышу, что Лоис все это рассказала Моне…

— И стоило увидеть письмо, как у меня заколотилось сердце, просто билось и колотилось, прямо с момента, как я достаю его из ящика, потому что я понятия не имею, что в нем ждет; мне было страшно, серьезно, жутко открывать, но, с другой стороны, это могло быть что-то важное, может, то, что важно знать, потому что письмо пришло из управления здравоохранения округа Кроуфорд, и я даже не знаю, откуда у них мое имя; и вот я возвращаюсь в дом, сажусь за стол, кладу руку на горло, чтобы унять сердце, и потом открываю письмо и читаю, что жители Изауры, извлекающие из подвалов своих домов чужеродные химикаты и утилизирующие их в канализационную систему, будут преследоваться округом по закону и караться штрафами от двадцати пяти долларов за каждое нарушение…

— Он думал, я псих! — сказал, может подсказать хорошего психиатра в Дэвисвилле!; но я сказал Доктор Мазлин, пожалуйста: я ничего не придумываю!; в смысле, я сижу у него в кабинете на столе, раздетый до трусов, у меня везде сыпь с обратной стороны рук и ног, сверху на ступнях, и даже в чертовых ушах есть гнойники, — а он говорит, мне нужно лечиться у психиатра!; и знаешь, я просто смотрю на него и говорю Доктор, сэр: знаю, я не специалист, но я и не псих!; да вы сами на меня посмотрите…

— Если говорить по существу, то трудно найти группу, которая заботится об экологическом и экономическом благополучии Изауры так же, как «Озарк» (Реклама)…

— Но при таких открытиях в генетике, при таком прогрессе в реверсии фенотипа рекомбинантной ДНК в голову приходит, что они могут что-нибудь найти, какой-нибудь генно-модифицированный агент, который мог попасть туда, в водоносный слой, и, не знаю…

— И зачем я в него заглядываю, зачем открываю конверт, если каждую неделю там одна и та же сумма, вплоть до пенни; но, наверное, я не могу удержаться: все равно приятно знать, что чек действительно на месте, а на чеке — мое имя и круглая сумма, приятно подтвердить, что он снова вернулся; или, наверное, мне хочется убедиться, что с чеком ничего не случилось, что в сумме нет никаких ошибок; и я надрываю конверт, и вместе с моей зарплатой выпадает зеленая бумажка, такого же размера, как и чек; а на этой бумажке — записка от Боба Росса из службы информации, и там сказано, что он пишет нам, чтобы заверить: прежде всего «Озарк» хочет поступить правильно…

— И я кипячу; я хочу сказать, так-то я не сомневаюсь, что воду из-под крана можно пить спокойно, но ведь не знаешь наверняка, что за чертовщина туда может попасть, так что я кипячу все, что принимаю внутрь: все, с чем готовлю, все, что пью; все, с чем мою посуду или чищу зубы; и стараюсь не открывать рот, когда принимаю душ: рот на замок, и дышу только — только — через нос…

— И вот, когда кончается первый период, я спешу к киоску, но увидев, как там взвинтили цены, решаю ничего не брать, — в смысле, я не уверен на сто процентов, но такое ощущение, что хот-доги как минимум на двадцать центов дороже, чем в прошлом сезоне; в смысле, не так уж они мне и нужны, есть не хочется, просто на стадионе так принято, так что я просто сходил в туалет и все; потом, когда возвращаюсь на трибуну, все вокруг стоят, или разминаются, или прогуливаются, а на поле на свой маршрут вышли машины — в медленный улиточный танец, срезающий лед, — и ни с того ни с сего я слышу, как в нескольких рядах выше поднимается шум; и там женщина в парке — не знаю, кто такая, но она стоит перепуганная и злая, кричит на девушку, которую, кажется, звали Тоня, кричит, что Тоня против Изауры, что она очевидно против Изауры, потому что у нее какие-то там дела с Моной, и что она, очевидно, хочет опорочить Изауру; и это было скверно, все вокруг смотрели, такое напряжение…; и Тоня, знаешь, бедняжка Тоня…

— Там, где это принесет пользу, «Озарк», будучи добрым соседом, пойдет дальше требований закона (Реклама)…

— Ну и что еще мне остается — только оттирать; и вот я оттираю все коридоры на первом этаже, потом оттираю подвал; лью ведра и ведра «Аякса», то и дело мою и ополаскиваю щетки; оттираю на четвереньках, и тут мне становится плохо; потом на мои руки, пока я лежу, на руки как будто что-то давит, а потом это ощущение распространяется, распространяется в ноги и в спину — что-то давит, словно пожар и давление, как будто меня буквально давят; тогда я обращаюсь к врачу, прохожу лечение стероидами — и ничего не помогает; тогда я снова иду к специалисту, и он не знал, что со мной случилось, ничего не выписал, а теперь это давящее ощущение перешло в левое бедро, и врачи, эти сраные врачи, они все боятся раскрыть рот, лишь бы не лишиться лицензии…

— А соседи бесятся из-за моего звонка в управление здравоохранения; но меня интересовала всего пара вопросов, хотелось кое-что узнать, но там ничего не смогли ответить, а соседи теперь со мной не разговаривают — видят на улице и поворачивают в другую сторону; и я так скажу, это теперь чертовски бесит меня, и более того, хочется у них спросить, откуда они-то, черт возьми, узнали, откуда они-то услышали про мой звонок…

— Так что теперь я помалкиваю, не говорю ни слова; как бы, у нас все помалкивают, никто никому не говорит ни слова; так что я просто делаю свою работу, просто, как всегда; например, только что разобрался с пептидом по Кьельдалю, и там все хорошо, хотя по нему редко выходят прямолинейные результаты; а на прошлой неделе мне дали гравиметрический анализ хлорида — оказалось, AgCl, — это попросили сделать срочно, но уложиться в срок было несложно, и даже приятно; все как и сказал Джим: мы компания маленькая, всего лишь маленькая лаборатория; у нас маловато других регулярных клиентов, и надо радоваться, что они решили сотрудничать именно с нами — доверять нам; следовательно, и мы должны доверять им; более того, Майкл мне говорил, что от месяца к месяцу от них зависит от шестидесяти до семидесяти процентов нашей прибыли — мы постоянно отправляем к ним результаты или образцы через весь город; в общем, все как и сказал Джим: мы не можем себе позволить их потерять; нельзя, чтобы даже показалось, будто мы в чем-то выступаем против них; и я ценю его честность, правда…

— Легко ненавидеть большую химическую компанию (Реклама)…

— И я вижу по телевизору репортаж о городке в Техасе, где сошел с рельсов поезд с отходами, идущий с завода по переработке нефтехимических материалов, и вагоны загорелись, весь город накрыло дымом; и ведущий говорит, это как затмение, районы города потемнели и некоторые люди надевали налобные фонарики, пока бежали домой или эвакуировались в заброшенный бойскаутский лагерь в шести километрах от западного конца городка; и местная больница уже перегружена, надо ждать четыре часа, чтобы тебя приняли, и этот телеведущий сидит на фоне черепов и костей, позади него парят под разными углами черепа и кости, некоторые — размытые или в расфокусе, и Билли, мой восьмилетний сын Билли, сидит прямо перед телевизором, смотрит все это, сидит и смотрит, не двигаясь, совершенно не двигаясь…

— И вот наконец они что-то сделали, поднялись с жопы и что-то сделали, так я слышал, когда остановился заправить «форд», мол, штат наконец велел департаменту охраны окружающей среды взять пробы воды; вот видишь, что-то они сделали, что-то они делают…

— И я чувствую себя виноватой, правда, я убиваюсь из-за чувства вины, ведь это все я: это я уговорила мужа купить этот дом; это я, это все моя идея, и это из-за моих требований мы перевезли сюда детей и отравили…