Ощущение присутствия становилось сильнее. Анна сделала еще один шаг. Бубен звучал все быстрее, разгоняя ритм. Голос шамана витал над Воттоваарой, погружая в транс.

«Это всего лишь спираль из камней, Смолина. Старик сам выложил его здесь, чтобы дурить туристов!»

Анна сделала еще один шаг.

«Ты все же оказалась плохой девочкой!» — вдруг услышала она знакомый голос. Отец! Ноги Анны подкосились, но она сделала еще шаг через усилия.

«Как ты могла потерять Лену?»

Смолина даже увидела его глаза, презрительно смотрящие на нее через слегка опущенные ресницы.

Еще шаг.

«Ты же знаешь, что ждет плохих девочек, Анна?»

Свист кожаного ремня, который резко сняли с пояса.

Шаг. Еще и еще.

«Не ходи туда, Аня!» — это Тим. Его глаза-пуговички омутом смотрят на Анну.

Смолина пошатнулась от внезапно налетевшего порыва ветра, но чудом устояла на ногах. Бубен звучал оглушающе, сердце вторило ему в такт.

«Ты мне не мать!» — голос Лены эхом отдается в закоулках сознания, отталкиваясь от стен черепной коробки, каждый раз причиняя боль.

Еще шаг. Еще. Еще.

«Это просто гребаная спираль из камней, Смолина!» — Анна стискивает зубы. Ритм бубна нарастает.

«Внутри урагана всегда спокойно. Ты же ходишь по краю...» — прозвучал глубоко внутри голос Резнова, и Анна почувствовала его крепкую руку на своем плече, словно поисковик шел рядом. Внутри урагана... Нужно добраться до центра.

«Это просто камни...»

Ураган бушевал внутри Смолиной, затягивая ее в невидимую воронку воспоминаний. Порывистый ветер подхватил звуки бубна и хриплый крик шамана, взывающего к давно почившим в бездне богам.

Лена... Нужно сосредоточиться на Лене.

«Иди во тьму» — услышала она шепот Лембо в самое ухо так, будто он стоял совсем рядом.

Еще шаг.

«Плохих девочек ждет наказание...»

Там, в неизведанном мраке, покоились мрачные тени воспоминаний. Анна почувствовала, как они сминают ее сознание. Еще миг — и она не выдержит. Разум скользнет в бездну, из которой уже не выберется.

«Ненавижу тебя! Чтоб ты сдохла!»

Из мрака подсознания возникло лицо Лены. Она зло смотрела на Анну из-под нахмуренных бровей. Смолина протянула к ней руку, в которой была зажата куватка.

«Лена! Иди к своей маме!»

Лена покачала головой.

«Ты не моя мать.»

«Не говори так! Я все делаю ради того, чтобы ты была счастлива!»

«Ты враг.»

«Я здесь только ради тебя!»

«Тогда соверши... пхоа... пхоа... Ты должна совершить пхоа...»

«Лена!» — Анна протянула руки к центру лабиринта.

«Ты спасешь меня, только совершив пхоа...»

Внезапно все закончилось. Анна поняла, что стоит на коленях в центре каменной спирали. Она посмотрела на свою руку, в которой была зажата куватка. Ладонь была вся в куриной крови.

Смолина положила куватку в центр лабиринта. Она не знала, нужно ли что-то говорить, но на всякий случай прошептала:

— Кто бы ты ни был — забери это вместо Лены...

Когда она вышла из лабиринта, шаман стоял на краю Воттоваары над обрывом и задумчиво смотрел в даль. Анна подошла и встала рядом. Она чувствовала себя чертовски усталой, словно перетаскала тонну пыльных мешков с хламом, долгое время валявшихся во мраке подвала. И вместе с тем она чувствовала облегчение. Как будто освободив подвал от мешков, Смолина дала свежему воздуху проникнуть в дом и выветрить застарелый запах плесени.

Словно в ответ на ее мысли из долины прилетел свежий ветерок и растрепал ее волосы.

***

Пинин вновь пожирал белые полосы шоссе. Позади остались Гимолы, и Смолина гнала машину в город, боясь опоздать. Ритуал был завершен. Анна спешила — то, что сказал шаман на прощание, не на шутку встревожило ее.

— Близкий тебе человек умрет.

Они стояли на вершине Воттоваары, горы духов, и древний ветер обдувал его острое лицо.

— Но мы же совершили обряд! — с ужасом прохрипела Смолина.

— Духи возьмут плату, — тихо произнес Лембо.

Когда Анна уже уходила с вершины, шаман окликнул ее, впервые назвав по имени. В его голосе Смолина услышала тяжелую грусть.

— Вечный Турсос поглотит этот мир, Анна. Роли распределены, и тебе досталась одна из главных. Много людей погибнет по твоей вине.

Эти слова звучали в голове Анны, пока она гнала Пинин по пустому шоссе в сторону Петрозаводска. Она настолько была погружена в тревожные мысли, что вздрогнула, когда зазвонил телефон.

— Ало?

В трубке послышался радостный голос Светы.

— Анька! Я так рада, что ты вышла на связь! Ленка очнулась!

Руна 11.

«Молвит Похъёлы хозяйка,

Говорит слова такие:

«Ах, старик ты бедный, жалкий!

Ты попал в чужую землю!»

Калевала

Лена все также лежала на больничной койке, только теперь ее глаза были открыты. Когда Анна распахнула дверь, девочка быстро взглянула на нее, но потом тут же отвела безразличный взгляд. Света радостно поднялась навстречу Смолиной. Судя по всему они с Леной только что о чем-то оживленно болтали.

Анна подавила в себе желание обнять Лену, прижать к груди, как самое драгоценное, что есть в жизни. Она села рядом на табурет. Света глубокомысленно подмигнула ей.

— Ладно, девчонки, я вас оставлю! Думаю, вам есть о чем поговорить.

Света вышла, оставив в палате гнетущую тишину.

— Привет, — сказал Анна.

— Привет, — безразлично ответила Лена.

— Как дела?

— Замечательно, — Лена показала забинтованную руку. — Когда меня выпустят отсюда?

— Хочешь домой?

— Нет. Я не хочу домой, — жестко ответила Лена. — Я хочу выйти отсюда.

— Ты провела в коме несколько дней. Ты хоть понимаешь, что была на грани... — Анна хотела добавить смерти, но не смогла выговорить это слово. Ей не хотелось, чтобы оно звучало рядом с именем ее дочери. — Зачем ты сделала это, Лен?

Лена сжала губы и пустым взглядом смотрела мимо Смолиной. Хотелось взять девчонку, тряхнуть как следует и закричать: «Какого черта ты творишь? Ты хоть понимаешь, как я люблю тебя, как я о тебе беспокоюсь? Я ездила за сотню километров к безумному старику и смотрела, как он на кладбище режет курицу, лишь бы только появился хоть малейший шанс на твое выздоровление! На твою жизнь! Потому что ничего дороже для меня в этом мире нет!»

— Поговори со мной, — Анна почувствовала, что сдерживаться становится все труднее, и слезы сейчас потекут по ее щекам. Но этого нельзя допустить. Лена, дитя улицы, выращенная в детдоме, воспримет слезы как слабость, и тогда — прощай возможность поговорить по душам. Анна добавила уже тише: — Пожалуйста.

Лена продолжала холодно смотреть сквозь нее, будто Смолиной и не существовало вовсе. Анна почувствовала, как внутри закипает горячая злость.

Смолина взяла Лену на руку, та хотела ее отдернуть, но была слишком слаба, поэтому просто зло уставилась на Анну.

— Зачем ты нарисовала на стене ванной летучую мышь?

— Отпусти, — прошипела Лена, но Анна крепко держала ее руку.

— Тебе придется ответить!

— Это почему?

— Потому что я твоя...

— Моя кто? — ядовито переспросила Лена. — Кто ты?

Смолина хотела сказать «твоя мать», но осеклась.

— Ты не можешь ответить, потому что ты не знаешь, кто ты на самом деле, — словно приговор отчеканила Лена. — Ты не мать, потому что ты не рожала. Не жена, потому что нет мужа. Не общаешься с родителями, нет друзей, из интересов — только дурацкий лес, и того ты теперь боишься! Думаешь, я не вижу? Не слышу криков по ночам, когда ты просыпаешься от кошмаров? Как ты можешь кого-то воспитать, когда не знаешь, кто ты сама?

Анна молча слушала эту триаду, чувствуя, как кровь приливает к вискам, а в голове начинает шуметь, словно на газу закипает чайник, готовый взорваться. Она пыталась остановить это, выключить газ, снять чайник с огня, но каждое слово Лены стальным молотком вбивало гвоздь в ее череп, словно в крышку гроба. Каждый раз, когда Смолина пыталась выключить ручку газа, Лена плескала в огонь бензин.