— Кем быть хочешь, Павел? — Он сложил руки в замок. — На кого поступать собираешься?
— Никем, — я пожал плечами и подпер щеку рукой. — Денег нет у нас на образование. А экзамены я вряд ли сдам.
— На днях я должок один стрясу, так что деньги будут, не ссы, — Гуров махнул рукой. — Ты главное выбирай. Остальное не твоя забота.
— Не моя забота?! — я даже подскочил от такой наглости. — А жрать ты что прикажешь? На одну зарплату не протянуть, мы с матерью пашем, как проклятые.
Гуров усмехнулся, прикрыл рот рукой и долго изучающе меня осматривал, будто экспонат на выставке. Я и сам не заметил, как тогда подскочил с места, стукнул рукой по столу так, что кружка с чаем свалилась на пол. Думал, он сейчас развернется и уйдет от моей грубости. Ну и пусть бы уходил.
— А знаешь, я могу предложить тебе работенку. — Он стучал пальцами по крышке стола. — Есть у меня в бригаде один селезень. Мальчишка мальчишкой, что с него взять. Думал его своим заместителем сделать, а теперь передо мной моя плоть и кровь сидит, так почему я должен кого-то со стороны брать.
— С вами работать?
— Да, — Гуров довольно улыбнулся. — Только матери ничего не говори, а то прикроет нашу лавочку быстро.
Он поднялся с места, оставив гостинцы на столе. Прежде чем уйти, Гуров задержался в дверях.
— На днях звякну тебе, как с одним дельцем порешаю.
Не передать словами, как я тогда радовался. Набрасывал идеи, которые смогу воплотить под покровительством отца. Да даже просто бегая за ним собачкой, я смог бы подняться с колен и воссоздать все то, о чем мечтал для нас с матерью. Как только за ним захлопнулась дверь, я тут же выскреб копилку с мелочью, чтобы решить, на что мне хватит сейчас, а сколько я могу предложить Гурову. Явившись к нему с голой жопой, мне никогда не создать впечатление способного человека. Что думают люди, когда видят парня в белой рубашке с зализанной челкой и начищенных ботинках? Хороший мальчик. Ожиданиям свойственно безжалостно разбиваться о суровую реальность. Так и мои ожидания разбились, когда Гуров оказался в тюрьме. Как только эта новость коснулась меня, то мир рухнул перед глазами. Еще вчера я строил планы по возведению новых дорог к лучшей жизни, а сейчас снова лежу в канаве. Оставлять это на самотек было глупо, и мне просто стало жизненно необходимо увидеться с отцом. Хотелось, чтобы он увидел мою причастность, что мне не безразлично, и я хочу быть с ним близок. И пусть его не было в моей жизни, но сейчас он появился, и я хочу слушать его, учиться у него, стать как он.
— Что произошло? — через потертое стекло с деревянными рамами на меня смотрел отец.
— Да тот перец молодой одного пацана убил. — Гуров поморщился. — В общем, сделка немного не по плану пошла. Моих людей хорошенько покромсали и денег никаких с этого не поимели.
— А почему тогда сел только ты?
— Порядки такие. Остальные мои ребятки капитал мне организуют. Следователь на сделку пошел.
— И что это за сделка, когда ты сидишь, а остальные на свободе? — я усмехнулся.
— Хорошая это сделка. Сам подумай, с чем я буду, если всех нас посадят на десятку? А так мои люди работают, я сижу и бабки получаю, — он посмотрел куда-то в сторону. — Адвокат итак хорошо постарался.
— А что теперь со мной? Куда я?
Гуров вскинул брови, а после рассмеялся.
— А что ты? У тебя ничего не изменилось. Работай, радуйся, будь хорошим мальчиком.
Власть, что была так близка, ускользнула из моих пальцем, будто сырой яичный желток. Журавль в небе полоснул по моему лицу клинками, а синица в руках оказалась всего лишь горсткой камней. Не высовывайся, не привлекай внимание — все, что мне осталось после мечтаний о хорошей жизни. Желание видеться с Гуровым сменила полнейшая неприязнь и тошнота от мысли, что благодаря ему я мог подняться с колен. И именно из-за него этого не случилось. В моей жизни ничего не изменилось бы, если бы он не появился. А лучше бы не появился я сам. Я мог бы согласиться на достойную жизнь после провала, мог бы не высовываться, да вот только сладкий привкус пьедестала так и ворошил все мои внутренности. От него было невозможно отказаться.
— Не думал, что ты явишься.
— Я и сам не думал. — Снова то же стекло, те же рамы и тот же телефон. — Чем я могу быть полезен? Может у твоих людей есть какая-то работа для меня?
— Не смеши, — он махнул рукой. — Мои люди сейчас сами сидят ровно и зарабатывают мизерные проценты. Их знатно запугали, так что им с тебя сейчас толку нет.
— Кто их запугал? Ты же был самым влиятельным.
— Выродок один. — Гуров рассмеялся. — Знаешь, глупо так выходит. Пареньку двадцать лет от силы, но он чуть ли не зубами себе путь выгрызает. Красиво это было.
— Красиво?! — я чуть не поперхнулся от неожиданности. — Из-за какого-то сопляка ты в тюрьме!
— Я за свои годы на многих насмотрелся. Были среди моего окружения и лизоблюды, и предатели. Кого только не встретишь. Но эта перестрелка стоила того. Лицезреть малолетнего щенка, который обладает удивительной волей и силой. На секунду я даже пожалел, что не нашел его, прежде чем он встанет против меня. Таких людей мало.
— Ну видимо было где учиться, — сухо усмехнулся я.
— Кого-то веками не обучишь, а кто-то с первых секунд схватывает. С таким внутренним стержнем можно только родиться, — Гуров щелкнул пальцами в воздухе. — Настолько я понял, он вообще беспризорник. Ты представь! Обычный человек уже бы дуло к виску, а он все кусается. Готов поспорить, когда выйду на волю, он уже будет весь город в ежовых рукавицах держать.
— Как жаль, что не он твой сын, правда?
Стало невыносимо обидно. Гуров сидит передо мной и восхищается каким-то парнем, который поспособствовал его заключению в тюрьму. Внутренняя сила, воля, мастерство, стержень — вот это да! А ты будь хорошим мальчиком, Паш. И главное не высовывайся. Так обидно не было, даже когда мечта о лучшей жизни ускользнула из моих рук. Какая-то дворовая скотина, научившаяся держать пистолет в руках раньше, чем писать прописи вызывает такой восторг. А я — послушный сын и человек, работающий с детства, просто хороший мальчик. Только вот через десять лет никто даже не вспомнит, кто такой этот Паша Огинский. Но парня, что посадил самого Гурова в тюрьму, будут помнить. Смотреть в зеркало стало тошно. Слишком чистый, слишком приторный, слишком хороший. Вырвать бы из себя всю эту манерность, и пусть останется то, что останется.
На работе все стало блеклым и обыденным. Пройдет лет десять, а я буду все здесь же торговать овощами в киоске. К Гурову я приполз только через полгода, когда ненависть к собственной жизни достигла апогея. Мысли о матери и благополучии остались за кадром, и я не мог избавиться от чувства никчемности. С чего было ему решать, что я хуже? С чего он взял, что я ничтожество? Он знать меня не знает. Так вот, пусть увидит, что я намного сильнее того парня. Пусть узнает, что его гены — это не только внешность. Если ему будет угодно, я докажу, что могу даже без врожденных способностей стать лучше и сильнее. Если это значит, что он также будет мной восхищаться, то я сделаю.
— Как зовут того парня?
— У него нет имени. — Гуров пожал плечами. — Как-то по-птичьи, черт знает.
— Спорим, что я свергну его? Спорим, что я сильнее? — глядя на изумленное лицо Гурова, мне становилось так приятно. — Ты будешь гордиться, когда увидишь, что я это смогу.
— Не говори глупости, — он покачал головой. — Ты не создан для этого.
— А ты проверь.
Может, от скуки, может, от забавы, но Гуров согласился со мной. Условием нашего договора было, что он не дает мне никаких наводок касаемо этого человека, но с любой другой информацией помогает. Несколько месяцев я рыскал по городу в поисках этого ублюдка, но так ничего и не нашел. Испугался, что он помер или, не дай боже, решил залечь на дно. Если так, я был готов, кромсая свои пальцы, отдирать его от этого дна, чтобы в конечном итоге заново его выбросить туда же. Всюду было пусто. Впадать в отчаяние было рано, ведь я только выбрался оттуда. Если нам все же суждено пересечься, то мы встретимся и через десять лет. Главное — выйти на одну дорогу, пусть и по разные стороны.
