— Возьми мою куртку, — Щегол обернулся на нее. — Или можешь подождать в какой-нибудь кафешке, пока я обойду здесь район.

— Да ладно, — она слегка улыбнулась. — Я не так сильно замерзла, — Сорока подошла к Щеглу и взяла его под руку.

Каждый символ Птиц, что встречался им по пути, был закрашен черной или красной краской. Зрелище было не из приятных, особенно если вспомнить, как в первый день Щегол собирал по ним свою собственную карту до встречи с Соколом и Ласточкой. Его восхищало и будоражило происходящее вокруг, хоть и тоска расползалась по телу. Сейчас не осталось ничего кроме страха и звериного желание вгрызться в горло тому, кто все это рушит. Все, что они строили так долго, разрушалось буквально на глазах. Непосвященный человек даже никогда не узнает, что на его глазах что-то рухнуло. И только тот, кто был причастен к истории Птиц, мог видеть лишь лоскутки, разлетающиеся по ветру, которые когда-то были величественным полотном. Щегол задержал взгляд на сером здании с синей вывеской.

— Я зайду, — он двинулся в сторону двери, но Сорока мертвой хваткой вцепилась в руку Щегла.

— Не смей! Он и тебя убьет.

— Он ничего не сделает мне в милицейском участке. — Щегол остановился перед Сорокой и обхватил ее за плечи. — Помнишь, что я обещал? Я тебя не оставлю.

Сорока отвела взгляд в сторону и позволила Щеглу уйти. Встретиться с Огинским в участке было спонтанным и даже импульсивным решением. Но Щегол не мог не поддаться ему и не пуститься на поводу у собственных эмоций, что лились через край от одной только мысли об Огинском. Дверь протянуто скрипнула, и глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к слабому освещению. Мрачные коридоры, потертая краска на стенах и едкий запах пыли и железа сопровождали Щегла до самого кабинета, что находился в самом конце. Безо всякого плана и подготовленной речи, лишь с уверенностью осыпать Огинского обвинениями, Щегол влетел в кабинет. За столом его встретил чужой мужчина, что не меньше Щегла был удивлен внезапному появлению незнакомца.

— Я могу вам чем-то помочь? — мужчина любезно поднялся из-за стола.

— Да, можете, — Щегол прервался, чтобы перевести дыхание. — Подскажите, где я могу найти Павла Викторовича Огинского?

— Здесь я вам абсолютно бесполезен. — Он пожал плечами. — Павел Викторович уволился на днях. Теперь я вместо него. А с каким вы запросом?

Щегол ничего не ответил, кивнул и вышел за дверь. Подчистил за собой все следы. Если раньше Огинский всюду бегал за Птицами и желал быть ближе к ним, то теперь, когда маски сняты, Птицы вынуждены искать встречи с Огинским. Такая игра в салки рушила всю картину, которую успел построить в голове Щегол. Друг за другом можно было бегать сколько угодно, попутно теряя все больше людей. У Огинского определенно была какая-то цель, вот только Щегол так и не мог ее увидеть. Трудно бороться с кем-то, не зная его лица, но еще труднее сражаться с человеком, не понимая ради чего это сражение. Разочаровавшись, Щегол вышел на улицу к Сороке.

— Эта гнида уволилась, — он сморщил нос и передернул плечами.

Сорока подошла к нему сбоку и приобняла за руку, чтобы Щегла меньше трясло от нервов. Она и сама понимала, что пропажа Огинского с поля зрения не сулила ничего хорошего. Только вот Сороке было достаточно чувство того, что она не одна, а Щегол жаждал возмездия. Не того возмездия в привычном понимании, которое внушал Сокол, а возмездие справедливостью, без кровопролитий, ради того, чтобы больше никто не пострадал. Возможно, это и привлекало Сороку в единении со Щеглом. Он не был похож на Сокола, а значит, был безопасной зоной. Щегол склонил голову и опустил подбородок на макушку Сороки.

— Мы прорвемся, — тихо сказала Сорока. — Прорвемся и найдем его.

— Я так хочу, чтобы все это закончилось.

— А что будет потом? — Сорока приподняла взгляд на Щегла. — Ты хочешь, чтобы мы нашли Огинского и отомстили ему, но что будет после этого?

— Я не хочу мстить ему. — Щегол отстранился. — Я хочу, чтобы все это закончилось и неважно как. Посадят его, убьют или он сам спрыгнет с крыши. Это не имеет значения. Я не жажду крови.

— Я не об этом. — Сорока собиралась продолжить, но заметила краем глаза знакомый силуэт. — Постой, — она указала в сторону мужчины в зеленой спортивной кофте, что удалялся от них. — Разве это не Матросов?

— Это он, — Щегол метнулся в его сторону. — Он должен знать, что замышляет Огинский.

Они бросились бежать за Золотаревым, чтобы узнать у него хоть что-то. Золотарев же, как только заметил Щегла и Сороку, кинулся в противоположном направлении. Отдать должное, но бегал он быстро, несмотря на болезный внешний вид. Щегол на секунду уже отчаялся, что они не смогут его догнать, но Сорока прыжком набросилась на Матросова и повалила его на землю. Такого не ожидал не только Матросов, но и сам Щегол на мгновенье замедлился, чтобы убедиться в произошедшем. Она была намного меньше Матросова, и он бы мог запросто скинуть Сороку с себя и продолжить бегство. Но почувствовал на шее холодное лезвие ножа-бабочки, Матросов вскинул руки, признавая свое поражение. Сорока навалилась на него всем своим весом, не сводя взгляда с серого лица, обтянутого кожей.

— Не дергайся, а то и моя рука дрогнет, — Сорока натянуто улыбнулась, водя ножом по коже шеи.

Нож-бабочка едва прикасался к коже, но этого оказалась достаточно, чтобы напугать Матросова и заставить успокоиться. Щегол стоял рядом и наблюдал, как строптивый и наглый взгляд сменяется испуганным и встревоженным. Это было приятно. Приятно чувствовать власть и силу над чьей-то жизнью, распоряжаться ей, как заблагорассудиться. Это приятное ощущение было на грани с опасностью превратиться в монстра. Об этом говорила баба Зина после смерти Сизого. О слепой жажде крови, а становлении чудовищем, о том, в кого превратился Сокол.

— Чего хочет Огинский?

— А кто это? — Матросов улыбнулся, и Щегол заметил несколько отсутствующих зубов. — Ты про участкового, что ли? У него и правда такая фамилия?

— Ты еще пререкаться будешь? — Сорока сильнее прижала нож к горлу.

— Я с самого начала тебе говорил, что бежать надо из этой клоаки, — Матросов усмехнулся, глядя на Щегла. — А теперь уже поздно, гайки закручены.

— Какая у него цель?

— А какая у всех нас цель? Лично у вас, думаю, выжить. А Огинский на Соколе вашем нездорово помещен. У него кукуха поехала еще давно, конечно, но сейчас фляга уже знатно свистит. Он этот план долго вынашивал и вы сейчас, будто слепые котята, мечетесь к мамке, а мамка уже сдохла, — Матросов поморщил нос.

— Ты тоже часть плана?

— А как же, — он посмотрел на Сороку. — Слезь с меня, пожалуйста, я и так уже говорю или ты просто из любопытства мне в горло своей зубочисткой тычешь?

— Только попробуй выкинуть что-то, — Сорока встала с Матросова, а Щегол помог ему подняться.

— Огинский сказал, что я должен буду попасться вам на глаза, а вы в свою очередь должны будете принять меня за наркомана и пойти к нему, — он развел руками. — Как видите, все так и вышло.

— Значит, ему нужен Сокол, — Щегол вздохнул.

— Дата уже назначена. Тут ничего не поделаешь.

— Какая дата? — Сорока вздрогнула.

— Дата казни. Если Сокол явится, вы все будете свободны, а если нет, то Огинский продолжит по вам колотить.

Холодный пот прошиб Щегла. Сокол наверняка уже знает об этом. А может, знал и до того, как сбежать. Теперь целью стало не найти Огинского, а спасти Сокола. Даже несмотря на едва зажившие побои, Щегол все еще восхищался Соколом и считал его идеалом лидера, человеком, который может повести за собой.

— Когда и где?

— Нет, — Матросов развернулся. — Я вам не информатор. Делюсь тем, чем могу поделиться, — он замешкался. — С рыжим своим свяжитесь.

— Чиж? — Сорока подбежала к Матросову. — Что он знает? Откуда?

— Я вам не информатор.

Матросов скрылся за зданием, оставляя Сороку и Щегла наедине со своими мыслями. Связываться с Чижом у них обоих желания никакого не было. Но стоит ли гордость жизни Сокола. Если придется, Щегол готов ползти на коленях до Чижа, чтобы тот помог в том, о чем говорил Матросов. Вся надежда была на то, чтобы Чиж горел хоть небольшим желанием отомстить за смерть близкого друга. Ну или испытывал чувство вины за то, что не узнал об Огинском раньше. Щегол вздохнул и приобнял Сороку.