Вот когда Этьен пожалел, что не бегал круглые сутки. Сейчас он задыхался, сердце его бешено колотилось в груди и руки почему-то стали слабыми и тяжелыми. И начали очень болеть в предплечьях. Но Этьен бежал. Он уже миновал выход из ущелья и теперь старался припомнить, что рассказывал Верхов о нахождении его части. Это не очень далеко… Где-то километров пять всего после ущелья. Вроде на север… Найду. Только бы боевиков больше не встретить…

— Кто мог подумать, что Миссия с самого начала потерпит такой провал? — думал Этьен, — как такое могло произойти? Почему эти скоты сразу начали стрелять? Ну да, они же не знали, кто мы… На нас же не написано… Мы же не нацепили плакатики… Да кто их читать здесь стал бы?… Чушь! А Верхов как там? Может уже и не жив… Дерьмо!… Дерьмо!!! Такой парень…

Этьен попробовал сверить направление бега по солнцу. Вроде правильно пока. Верхов же говорил, что недалеко. Верхов говорил… Где он теперь Верхов? Как его хоть звали?… Не помню…

Мысли отвлекали Этьена от усталости. Он не сосредоточивался собственно на беге. Бег был только фоном, но мысли не давали ему покоя… И все же он начал уставать. Он бежал все медленнее и медленнее. Дышал все тяжелее и тяжелее. Пора бы уже и передохнуть, наверное. Пора…

До расположения части Верхова ему оставалось бежать еще всего лишь три с половиной километра.

Кифаятулла еле передвигал ноги. Почти час он нес Кянды на руках, не позволяя никому прикоснуться к уже остывающему телу собаки. После гибели Кянды он больше ничего не видел. Перед его глазами было только тело собаки, которая приняла на себя пули. Те, что предназначались ему…

Он не видел, как его люди добили последних оставшихся дезертиров. Как они расстреливали диких собак. И как только пара последних собак сумела ускользнуть с места боя живой. Черт с ними! Сами подохнут…

Боевики Кифаятуллы видели, как страдает их командир и хотели бы ему помочь, но они не решались даже подходить к нему сейчас. Сейчас его лучше не трогать.

Кифаятулла шел прикрыв глаза и тихо что-то бормоча себе под нос. То ли напевая, то ли баюкая уже мертвую собаку. Его голос напоминал одновременно и стон, и молитву, и плач. Из глаз его все еще катились слезы. Наконец, он остановился, уже просто не в силах идти дальше, опустил собаку на землю и тяжело вздохнул. Боевики остановились поодаль, ожидая приказаний. Или действий. Или чего-угодно, кроме этого нескончаемого монотонного бормотания…

— О нас он так не выл бы…, — проговорил кто-то тихо. И упал с простреленной головой. Слова были сказаны тихо, но Кифаятулла услышал…

— Кто-нибудь, возьмите его. — сказал он, — донесем до ближайшего аула. Там я его похороню.

Больше не было сказано ни слова. Двое ближайших помощников главаря взяли тело собаки и понесли его в направлении аула. Следом за ними плелся и сам Кифаятулла. Труп убитого им бандита так и остался лежать там, где человек нашел свой смертный час.

Две группы боевиков, под командованием Кифаятуллы и Гасабкули, встретились в зарослях, невдалеке от аула. Не радостная это была встреча. Бойцы Кифаятуллы копали могилу для Кянды на пригорке. А группа Гасабкули, кроме Верхова, Эндрю и Вара, принесла с собой еще восемнадцать тел убитых десантником боевиков. Почти каждый живой нес мертвого. После недолгого отдыха здесь же решили похоронить всех убитых и принялись копать для них одну общую могилу.

Верхов и Вар уже пришли в себя. Крепко связанные, они лежали рядом друг с другом и даже не могли пошевелиться. Верхов тихо говорил что-то, обращаясь к собаке:

— Ничего, брат, не дрейфь… Это еще не самое страшное… Мы им еще много чего покажем…

Вар, в ответ на слова капитана, пару раз ударил хвостом о землю. К счастью, пуля Кантемира попала в металлическую пряжку ошейника и лишь по касательной прошла через мышечные ткани шеи собаки. Вар был ранен, но был, в основном, лишь оглушен. Потерю крови остановила повязка, которую наложили бойцы Гасабкули. Так что…

В словах Верхова, в равной степени, была и похвальба и трезвый расчет. Никто не знал, что у него на внутренней стороне брючного ремня сзади был прикреплен подпиленный и очень острый скальпель. Как раз на такой случай, как сейчас, — когда руки связаны за спиной… Но только сейчас пробовать перерезать веревки, что его связывают, просто глупо. Бандиты вокруг.

В это время Кифаятулла и Гасабкули рассказывали друг другу о том, что произошло.

— Кянды погиб.

— Я понял…

— За меня…

— Да…

Они немного помолчали и Гасабкули, что бы как-то отвлечь командира от его мыслей, сказал:

— Этот Шайтан один перестрелял почти всех моих людей! Если бы не подошли те, кто стоял на выходе из ущелья — живым его взять мы бы не смогли…

— Он того стоил… А «фирмача» обменяем…

— И собака у них ничего. Интересно будет его с Ханом…

— Не говори о собаках.

— Да.

Эндрю все это время находился, хоть и неподалеку, но все же отдельно, от Вара и Верхова. Он был в шоке. Боевики Гасабкули добили его товарищей и всем отрезали головы. По приказу Гасабкули. Этим можно будет попугать федов… Один черт подохли бы. Все равно лечить их никто не собирался… Незачем…

Что-то в душе Эндрю перевернулось. И, похоже, необратимо… Он перестал ощущать себя сторонним наблюдателем… Советчиком… Консультантом… Независимым и беспристрастным… Это стало его жизнью, его делом… Делом его чести… Его совести… Каким бы уравновешенным и серьезным он прежде не был.

За пару часов могилы для Кянды и для убитых боевиков были вырыты. Пора было их хоронить. Как только тела были сложены в ямы (могилы), Кифаятулла встал возле ям и сказал:

— Вечная память героям! И смерть убийцам!!!

Кифаятулла отвернулся, тяжко вздохнул, но вдруг вскинул автомат и дал длинную очередь в небо… Гасабкули бросился к нему, пытаясь остановить, но… поздно…

В это время из-за пригорка показался старик со здоровенной собакой. Боевики мгновенно направили на него автоматы… Старик замер и тут же подозвал к себе собаку. Огромная сука подбежала к хозяину. Да, это был старый Хамит-ага, который уже начал брать Лани с собой в недолгие походы, чтобы та поскорее восстановилась после тяжелых родов. Догулялись… Но тут Кифаятулла чуть внимательнее всмотрелся в старика и узнал в нем (и в его собаке) тех, кто приходил к нему два месяца назад…

— Старик, иди сюда!

Хамит-ага медленно подошел к боевику. Лани, как прилипла к его ноге.

— Это ты приходил с собакой к нам? К Кянды???

— Я.

— И что? Она родила???

— Да.

— Веди. Покажешь…

Старик повернулся и махнул рукой, показывая куда нужно идти. Боевики, заканчивавшие засыпать могилы, оглянулись и понимающе закивали. Кифаятулла, Гасабкули (в душе моля Аллаха, чтобы выстрелы никто не услышал) и остальные боевики повернулись и последовали за стариком.

Сквозь прицел «дальнобойного» армейского бинокля за ними наблюдали три пары глаз. Они видели все и всех. Их и в самом деле привлекли выстрелы и теперь им было все понятно…

Этьен все-таки добежал. Он едва мог говорить. Да и то по-английски или по-французски… Ну, кто его мог понять??? Да, практически, никто! Только когда он смог отдышаться и стал говорить как для детсадовских детей: медленно, внятно, раздельно, — его начали понимать… Но что нового он мог сказать?

И так уже всем все было ясно. Даже больше того. Роте Верхова уже было известно: и о его пленении, и о предполагаемом месте ночлега группы Кифаятуллы, и о количестве боевиков. И не было в роте бойца, который не отдал бы все, что имел, включая жизнь, да, нет, сто жизней, за командира!!!

Разработка операции не заняла много времени. Было ясно, что атака и освобождение пленных должны быть осуществлены этой ночью. И только этой ночью, ибо назавтра неизвестно куда уйдут боевики. И что сделают с пленниками… А что долго живыми их держать не будут — это ясно. Как и ясно, что Верхова будут мучить так, что…