И потому по вечерам поселковый пейзаж оживляют только до изнеможения однообразные физиономии вездесущих «гопов» – уныло обритых молодчиков, не обремененных ни умом, ни культурой, зато имеющих в своем арсенале неограниченный запас наглости, тупости и агрессивности.

Чего-чего, а уж этой злокачественной помеси питекантропа с изъеденным сотней татуировок уркой здесь всегда было вдосталь.

Именно сюда и лежал наш путь.

– Сейчас они скорее всего не пойдут на сближение, просто будут вести до ближайшего пустынного участка трассы, а таких по мере нашего приближения к Лунному становится все больше и больше, – пояснила я.

В зеркале заднего вида из-за все редеющих автомобилей то и дело показывался кажущийся уже черным в накатывающих сумерках корпус «Ауди» со включенными на дальний свет фарами. Она следовала на строго заданном расстоянии – метрах в ста от нас, не приближаясь и не удаляясь.

– Скоро начнется. – С горящими азартом глазами (давно я не испытывала такого парящего, молодого чувства, да и сейчас оно нахлынуло как-то спонтанно и бесшабашно) я резко прибавила скорость и попыталась свернуть в какой-то проулочек, чтобы сбить погоню со следа. Но тотчас отказалась от этой мысли, потому что преследователи тоже резко прибавили ходу и, естественно, успели бы раскусить мой немудреный маневр.

А уж в этом проулочке-то им благодать, козлам.

– Черт бы побрал эту колымагу, – пробурчала я и в сердцах так шлепнула по рулю ладонью, что он угрожающе заскрипел с риском немедленно предаться демонтажу, а Демидов взвизгнул, как будто я шарахнула ему по шее увесистой резиновой дубинкой.

– Будь эта богадельня на колесах хотя бы в исправности, – продолжала я сквозь зубы, не обращая ни малейшего внимания на причитания Сергея Викторовича, – у нас были бы неплохие шансы уйти. А так…

– Эй, полегче там с моей машиной!

– Что, простите?

– Не уздите тачку! – теряя терпение, рявкнул Демидов. – Моя любимая машина!

– А про свою жизнь у вас есть основания сказать: моя любимая жизнь? – вкрадчиво поинтересовалась я. – Или ее тоже, по вашему образному выражению, не надо уздить, а пустить все на самотек… авось куда и притечет, а, господин помидорный король?

С этими словами я отпустила руль и, саркастически усмехаясь, посмотрела на Демидова.

– Почему помидо… – начал было он, но тут машину занесло влево, к пустынным серым громадам типовых девятиэтажек, и «король» притих.

Братва в «Ауди» явно не ожидала, что мы заложим такой чудо-вираж, и потому пролетела мимо, а потом мы услышали мерзкий визг тормозов.

Я, стараясь не потерять ни секунды, бодро перехватила руль и свернула в какой-то темный закоулок. Через несколько мгновений за нами последовала и «Ауди», послышались выстрелы, и одна из пуль разбила заднее стекло, чудом разминувшись с моим затылком. Вторая же ничтоже сумняшеся угодила в колесо, и оно в полном соответствии с законами физики спустилось. Машина встала.

– Ну все, – злобно сказала я, вынимая пистолет, – салют, мальчики.

– Что, что? – вжавшись в кресло на манер испуганного дефективного ежа, обделенного колючками, проверещал Демидов.

– Как поется в песенке, я обиделась, – пояснила я, открывая дверь «уазика». – Я обиделась, йя-а-а обиделась р-р-раз и навсегда!.. – пропела я уже через плечо и выскочила наружу.

– А я? – чуть не плача, прокудахтал он.

– А вы сидите смирно и не высовывайтесь. Да пригнись же! – воскликнула я, видя, как он пугливо смотрит на приближающуюся «Ауди» поверх спинки сиденья.

Сказав это, я вышла на середину дороги и, расставив ноги, навела дуло пистолета на стремительно приближающуюся ко мне иномарку с братвой.

Тридцать метров… двадцать… десять.

… Нет, они не отвернут. Не на тех нарвалась. Да я и рассчитывала на иное.

А на что именно я рассчитывала, эти законопослушные граждане сейчас испытают на собственной шкуре.

И когда между мной и «Ауди» оставалось не более десяти метров, я, сжавшись в тугой, горячо пульсирующий клубок мышц, сухожилий и нервов, выстрелила в правую от меня половину тонированного лобового стекла, туда, где почти зримо маячила морда водителя.

«Ауди» попала в одну из дорожных колдобин, ее развернуло на полном ходу, и, проскрежетав по выбоине, из которой я мгновение назад сиганула, стелясь к земле, она врезалась багажником в дерево.

Я подскочила к ней, распахнула дверь и, ткнув пистолетом в затылок полуоглушенного здоровяка, заорала:

– А ну выходи по одному и становись вон к тому дереву!

– Да ты че, в натуре, подруга… – попытался слабо протестовать взятый мной на мушку амбал, но я резко ткнула его дулом в ямочку под ухом, отчего он протяжно взвыл и ударился лбом о бардачок.

Братки поняли, что их дело туго, и полезли из машины. Первым на свет божий выволок свои монументальные телеса бандит, которого я столь немилосердно приложила дулом пистолета. Вторым, опасливо посапывая, вылез мой старый знакомец, которого я причислила к категории плохо поддающихся дрессировке калимантанских орангутангов.

Третий, водитель, неподвижно сидел в кресле.

– А этому что, особое приглашение требуется? – на всякий случай спросила я.

– Да ты ж его… – начал было калимантанский абориген, но его сотоварищ тут же сердито рявкнул:

– Прикрой базар, дятел!

– Вы вот что, братцы, – произнесла я. – Не рекомендую канифолить мне мозги, иначе пострадают ваши собственные. Или то, что вам их заменяет. На кого работаете? Кто послал вас отработать Демидова?

– Ах ты, тварь мусорская… – начал было тупоумный амбал, которому его более сообразительный товарищ уже советовал прикрыть базар.

Правильно советовал. Потому что остаток фразы я вбила ему в глотку сильнейшим ударом с правой. Правой ноги, естественно, потому что не хотелось об этого грязного ублюдка марать руки.

– Ну, – сказала я, переводя взгляд на второго, потому что дважды уже пострадавший от меня брателло в ближайшие десять минут едва ли был способен исторгнуть из своей глотки что-либо путное, то бишь членораздельное и информативное.

– Ты, конечно, девка крутая, – примирительным тоном произнес он, – но ты все же полегче, и не таких в расход пускали.

– Сейчас ты у меня допрыгаешься, – предупредила я. – Ну что, мне повторить свои вопросы или как?

– Или как, – буркнул тот, – а то знаю я, как ты повторяешь. Допрыгаешься… что я тебе, блоха на сковородке, чтобы так, чиста-а, прыгать?

Он глянул на подельника, валяющегося на земле и вяло бултыхающего при этом ногами под аккомпанемент собственных стонов, и снова недобро покосился на меня.

– Че, Помидорный типа ФСБ подтянул? – спросил он. – На мусорскую ты вроде не похожа, а?

– Нет, не ФСБ, – ответила я и, с силой приподняв ему подбородок дулом пистолета, вкрадчиво выговорила: – На твои вопросы я ответила, отчего же ты не отвечаешь на мои, а, голубь?

Он поморщился: то ли стало больно, то ли не понравилось сомнительное в криминальной среде обращение «голубь».

– Маркел… – прохрипел он. – Маркел велел. Но не наглухо, а так, влегкую трамбануть для ума.

– А кто взорвал демидовский лимузин?

– Знаю… слышал. Но это не мы по-любому, подруга. Ашот не будет так Помидорному косорезить.

– Кто такой Ашот? – живо спросила я.

– Ашот… это…

Больше я добиться от него ничего не успела. За спиной послышался легкий шум, и я обернулась.

Водитель, которого я сочла мертвым, был уже в полутора шагах от меня. Правда, двигался он несколько медленней, чем ему этого хотелось. Почти начисто снесенное ухо с обрывками хрящей и кожи сильно кровоточило (так вот куда попала моя пуля), глаза заливала кровь из глубоко рассеченных – вероятно, от удара, брови и лба.

– Тебе край настал, овца!.. – просипел он и взмахнул рукой. Продолжения я ждать не стала.

Не выпуская из поля зрения первого, я выстрелила в опрометчиво подставившегося водителя. Но он не упал, хотя пуля попала ему в ногу, а по инерции ступил еще шаг и только тут свалился лицом вперед и прямо на меня.