Два дня они провели в комнате Вацлава. По просьбе Егора он принес ещё бумаги, и Юрий, теперь уже не торопясь, написал второе письмо. Егору стоило немалых трудов убедить его это сделать. Помогло то, что это позволяло скоротать время, и Юрий согласился. Получился гораздо более объемный и обстоятельный документ. Опечатали также. Отправили. Теперь уже Егор оценил округленные глаза девушки, принявшей пакет. Они оба понимали, что это капля в море, но если в Москве поверят, то это поможет спасти немало жизней.

Обсуждали дальнейшие планы. Пришли к решению о создании небольшой мобильной группы, заточенной на диверсии и террор. Решили выехать с территории, бывшей ранее польской, так как на поддержку местного населения рассчитывать не приходилось. К тому же, языковой барьер Егора создавал лишние сложности. После долгих споров решили все-таки поставить в известность власти о создании своей группы, но отложили это на потом. Основным аргументом в пользу такого решения была забота о статусе людей, решивших к ним присоединиться. Оставался еще вопрос практической реализации всего задуманного, но Юрий Андреевич беззаботно махнул рукой, и Егор успокоился. Он уже давно понял, что тот слов на ветер не бросает.

На следующий день пошли забирать документы. К Вацлаву решили больше не возвращаться. Написали записку и оставили пять тысяч. Нехорошо, конечно, но так будет лучше.

Шум в городе утих, и они спокойно добрались к нужному месту. Егор остался сидеть на лавочке, в сквере неподалёку, откуда хорошо был виден вход в подъезд, а Юрий пошел в адрес. Минут через пять Егор заметил, как из подъезда вышла знакомая фигура и, словно вспомнив что-то, зашла обратно. Потом он увидел, как из подъехавшего грузовика начинают выпрыгивать солдаты. Несколько милиционеров окружали его кольцом, держа на прицеле. Откуда они взялись, он так и не понял. Можно было попытаться уйти, но это стоило б жизни нескольким сотрудникам, да и шансы были не высоки. Он остался сидеть на месте. К нему подбежали, повалили на землю и надели браслеты. Когда его тащили к автобусу, он обернулся. Цепь солдат стояла спиной к двери подъезда, где укрылся Юрий. Буквально метрах в двадцати от неё. Значит, не их ловили, а он попался случайно, или его узнали. Он не сомневался, что Юрий сможет уйти. Хоть это радовало.

Отвезли его не в знакомое отделение милиции, а совсем в другое место. И занимались им исключительно ребята с петлицами госбезопасности. Он очень быстро узнал, что обвиняется в терроризме, дискредитации советской власти и много еще в чем… Его опознали и постовой, и дежурный. Поначалу вежливый и обходительный следователь очень быстро изменился и перешел к угрозам, стоило ему лишь заикнуться о том, что он вообще не понимает, о чем речь, и что пистолет ему подбросили, и вообще изъяли с нарушением процессуальных норм без протокола и понятых, и что милиционеры его оговаривают по непонятным ему причинам, возможно, из-за личной неприязни.

Зря он это. Закончилось ожидаемо. Двое здоровых парней пришли на помощь следователю и быстро забили его до потери сознания. Потом привели в чувство, и все повторилось по новой.

      Ночь он провел в общей камере. Его бросили на пол, и он долго лежал на этом грязном полу, не в силах подняться, пока пара добрых самаритян не помогла ему лечь на нары.

      Нос ему сломали. Трёх передних зубов не было. Один раскололся. Еще один шатался. Болели внутренности, и мочился он чем-то темно-красным. Глубокое рассечение на надбровной дуге постоянно кровоточило. Один глаз закрылся полностью. Второй кое-как видел сквозь узкую щёлку. Болела отбитая голова. Егор понял, что еще пара-тройка таких допросов, и он инвалид. Нужно было что-то срочно решать. Один из сердобольных сокамерников дал ему напиться, и Егор отключился.

Наутро следователь и недобрые молодцы поджидали его в том же кабинете. Повторения вчерашнего не хотелось, и Егор, с трудом шевеля разбитыми и опухшими губами, прошепелявил:

– Свяжитесь с Москвой. С Власиком или Поскребышевым. Есть информация по докладной записке. Гриф «особая папка» номер 1 от четырнадцатого июля сего года.

Следователь посмеялся и записал, но от вопросов по существу не отказался. Допрос вышел непродуктивным. Егор часто терял сознание, и его отволокли в камеру. По дороге его вырвало.

Наутро пришел врач. Осмотрел его и приказал отвести в тюремный лазарет. В небольшом кабинете врач наложил несколько швов. Вправил нос. И вымазал всё лицо чем-то страшно вонючим. Затем его вернули в камеру и забыли о нем на несколько дней. Больше к нему никто не лез с расспросами, и Егор был этому только рад. Это позволило немного прийти в себя. Он начал есть. Кормили отвратительно, но он быстро привык, так как альтернативы все равно не было. Сокамерники, на удивление, подобрались радушные и сердобольные. Даже на парашу водили поначалу, да и ухаживали по мере сил и возможностей, когда он валялся совсем обессилевший.

А потом о нем вспомнили. Егора вывели из камеры и погрузили в автозак. Сначала тряслись по городу, потом выехали на грунтовку, и почти сразу же раздался громкий хлопок порванной шины. Они остановились. Он услыхал недовольный мат водителя. Послышалось ещё два хлопка. А через пару минут дверь распахнулась, и он увидел небольшую безликую фигуру в маскировочном костюме с торчащими во все стороны пучками травы, веток и словно обсыпанную листвой. Фигура махнула наганом с длинной трубкой глушителя, предлагая выйти, и он, уже ни секунды не сомневаясь, что это Юрий, с трудом выпрыгнул из машины. Фигура подхватила его под руку, когда он на секунду потерял равновесие, и они сбежали с дороги в небольшой насквозь просвечивавшийся лесок. На той стороне леса стояла знакомая бричка. Вацлав, сидевший на козлах, взмахнул вожжами, и они быстро покатили прочь.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – раздался знакомый голос.

Егор в ответ обнажил зубы и дал полюбоваться образовавшимся промежутком.

– Ну, это они умеют. Не ссы – починим. Металлокерамику не обещаю, но фиксы козырные будут, – она звонко рассмеялась и крохотным ключиком отперла наручники, по-хозяйски прибрав их в дебри своего маскхалата.

– Благодарочка, гражданка Клочкова, – прошепелявил Егор, и они оба рассмеялись.

Глава 5.

Москва.

Поскребышев положил на стол пухлый конверт и отступил назад.

– Товарищ Сталин, получено сегодня. Похоже на мистификацию, но я решил, что Вам будет интересно.

– Хорошо. Идите, товарищ Поскребышев.

Сталин взглядом нашел на конверте отметку, удостоверяющую, что тот абсолютно безопасен, и взял его в руки. Повертел, рассматривая. Достал содержимое. Отметил, что написано разным почерком. Затем вчитался. Прочел все и задумался. Он был материалистом и не вверил в возможность перемещения во времени. Действительно очень похоже на мистификацию или даже скорее провокацию. Некоторые факты прямо на это указывали. Но некоторые были удивительно точны. А некоторые просто невероятны. Особенно это супероружие. Но как раз именно в этом разделе имелись схемы и формулы. Работы по этому проекту уже ведутся и даже есть уже кое-какие результаты. Может, утечка информации? Хотя это можно проверить. Даже, скорее, нужно. Сталин снял трубку и набрал Берию. Это по его ведомству. Затем вызвал Поскребышева:

– Найдите товарищей…, – он заглянул в бумагу, освежая в памяти фамилии, – Курчатова и Ланге. А также Хлопина. Ему из Ленинграда добираться. Так что на завтра их вместе соберите. А на сегодня Ворошилова, Шапошникова, Шахурина и Малышева. Придёт Берия – пусть заходит.

Сталин погрузился в раздумье. Это письмо выбило его из рабочей колеи. Как всегда, было много дел, но он продолжал думать о прочитанном. Отвлекло появление Берии.

– Садись, Лаврентий, почитай, – он кивнул на стопку листков, – Скажи, что думаешь.

Берия сел читать, а Сталин занялся текущими делами. Наконец, Берия отложил последний лист и протер пенсне. Сталин посмотрел на него, ожидая ответа.