Крысёныш серый молча сник.

Слагаю строфы я навеки,

Грустя и радуясь заре.

"Прощай, любовь моя к калеке" —

Пишу на свадебном одре.

БЛУД

Я умер и меня не отпевали.

Дотла сгораю — в церкви не крещён.

В Аду, в золу я обращусь едва ли.

Гештальт мой не закрыт — я обречён.

Ошибок слишком много в жизни бренной,

Что посложней и круче, чем в кино.

Пусть Бог и знает, что я убиенный —

За мной других грехов полным-полно.

Пусть буду я вовеки в этом пекле,

Но душу греет пуще чем огонь

Мне осознанье в том, что рядом в пепле

Моя любовь, чья распнута ладонь.

Наш крик застрял надолго в наших глотках,

Бок о бок в жаре адском — ты и я.

Но не изменчив дух мой — о красотках

Мечтаю. Тише, не тревожь меня.

МАНГУСТ И ЗМЕЙ

Любовь сковала сердце до безумия,

Как чаша чувством полнится душа.

Себе не позволяя вольнодумия,

Шагаю по бульвару не спеша.

Мне в тягость то амурное страдание —

Как в клетке, воля заперта в груди.

Взаимны чувства — в этом истязание

Моё, твоё… Хоть стену возведи!

Я будто бы супруга Фараонова,

Чей брак — обычай, но договорной.

А ты покорен, как солдат из олова,

Оплавленный оранжевой свечой.

Конечно, на весах давно всё взвешено

На небе синем или под землёй.

Но так охота пнуть тебя, как лешего,

Чтоб ты уполз зигзагом, в даль, змеёй.

Мой путь увенчан станет перекрёстками,

Приворожен мной будет всякий взгляд.

Тропа, однако, полнится подростками,

Которые не любят. Говорят.

Наполнена душа как чаша звонкая,

Отравленная соком с твоих уст.

Сужается бульвар — тропинка тонкая,

Мой змей идёт навстречу. Я — Мангуст.

ПРИНЦ С ХОЛОДНЫМ СЕРДЦЕМ

Я проиграла в лотерею.

Когда ты рядом, вся робею

От взглядов и от ласк твоих,

И от понятий воровских.

Ты вкусно пахнешь, но дешево,

С тобою быть давно не ново.

Однако, будучи зверьём,

Нам всё равно с тобой вдвоём.

В тебе сидит не джин, но тоник,

А в плейере звучит тектоник.

В тумане разум, блеск в глазах —

Сегодня снова при деньгах.

Ты требуешь настольных танцев.

Весь в ожиданьи декадансов,

Но фантазируешь лишь тверк,

Когда в привате свет померк.

Тебе по нраву мои формы,

Попрали мы с тобою нормы.

Испей меня как алкоголь.

Ведь там, где страсть — повсюду боль.

Предательство тебе не ново —

Всё отобрал. Мне "Будь здорова!"

Сказал опять и был таков

Мой лев, а я лишь твой улов.

Ты в душу дверь ломаешь берцем,

Мой жаркий принц с холодным сердцем.

Вернёшься как бродячий кот,

Когда сойдёт вниз небосвод.

ДОСТОЕВСКИЕ МОТИВЫ

Синева так чиста, купола до небес,

Но печальна я с детства лицом.

Жизнь моя — тёмный лес, а под ним грешный бес.

Золотым венчан палец кольцом.

Партизаны вокруг. Каждый враг ляжет вдруг

И укроется пухом сполна.

Пряник съеден, увы. Остаётся лишь кнут,

Погоняют которым слона.

Изо рта вместо букв перегар от спиртов.

Достоевского книга молчит.

Как студент на старух, не жалев топоров,

Довод мой грешной каторгой крыт.

Каламбуры в ночи — хочешь, плачь, не кричи.

Вдоль исследован праведный путь.

На меня не ворчи, поперёк кирпичи

Преграждают тропу, тише будь.

Санитара ко мне! Пусть воды принесёт,

Как принёс в свое время в оплот

Мой корабль любви. Жаль, теперь не спасёт,

Из пластмассы и потроха плот.

ПРОКЛЯТИЕ ЗМЕЯ

С тех пор был проклят змей Господним ладом

За то, что Еве смуту нашептал.

Пред зверем полевым и скотным стадом

Ходить на чреве по земле он стал.

Вражду меж змеем и женой Адама,

А также меж потомством предсказал

Господь: отныне жалить будет прямо

В пяту змея, сражая наповал.

В ответ людское племя дружно станет

Разить в чело всё семя змей вокруг.

Язык змеиный немотой обтянет,

Раздвоенный от смуты и от мук.

СВЯТЫЕ О ГРЕХАХ НЕ МОЛВЯТ

Святые о грехах не говорят,

Свою в тиши молитву стойко молвя.

Во веки речь их не исторгнет яд —

Под куполами золотая кровля.

Однако, уязвлённые в пяту,

Плавлённый воск от свечек собирая,

Бранятся звучно бабки в пустоту.

Покуда бронзовеют храма сваи.

Куда идти с проблемой? До кого?

Когда мой слог отчасти непонятен,

А от колен до стоп нет ничего.

Претензий кличь старушечий понятен.

Меня терзает, как бы вам сказать…

Проблема: не смиренна и не свята.

И потому, я молча излагать

Мольбы лишь — не могу, когда распята.

Печать смиренья ставлю на себя,

Попутно обретая трезвость духа.

Моя стезя — поэзию дробя,

Строфу нести до праведного уха.

При храме колосится тихо рожь,

И праведники милостыню ловят.

Но как понять, что правда есть, что ложь,

Когда святые о грехах не молвят?

ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА

ЗНАКОМАЯ ТРОПА ДО ДОМУ

Я целый мир в себе несу

Внезапно нынче предсказуем,

Свой дух от тягот не спасу,

Что прегрешеньем наказуем.

И дело вовсе не в тоске -

В груди моей она как дома.

Пятном родимым на руке

Тропа в квартиру мне знакома.

Закончился рабочий день,

Один из сотни жалких тысяч.

И одиночество, как тень,

Вновь шрам на теле хочет высечь.

Не впечатляет нынче смех,

Не побороть в душе тревогу,

Не радует в делах успех,

Лишь бы дойти опять в берлогу.

Не жалуюсь давно уже,

Что жизнь по кругу пролетает,

Что пёс на третьем этаже,

По запаху определяет

Меня с гостинцами в руках,

И зло на звуки часто лает,

Забыв возможно впопыхах,

Что на цепи он восседает.

Вновь дождик мелкий моросит,

Всё та же кладка в переулках,

Печаль над городом висит

В мечтах о радужных прогулках.

На верх ступени, поворот.

Почти что я уже у дома,

Душа давно навыворот,

Хоть мне всегда тропа знакома.

ХОЧУ ВСЁ ЗНАТЬ

Где начинается земля?

Была-ли прежде жизнь, чем я?

Есть кто соскучился по мне?

И каково в чужой стране?

Ответы позарез нужны,

Как воздух мне они важны.

Я в море словно на плоту,

Ищу причал свой, весь в поту.

БАГРОВЫЕ ХОЛМЫ

Позади дом родной,

Ничего не видать.