– Я опять не очень вас понимаю, Михаил Александрович.

– А тут понимать нечего… Вот к примеру, у вас, Петр Иванович, большие способности к живописи, особенно при восприятии пастельных или акварельных цветов, а вы об этом не знаете и даже не догадываетесь… Я это сразу увидел, посмотрев на вас и вашу реакцию на живопись… Я всегда ярко вижу все впечатления от увиденных кем-то настоящих красок…

– Да, я люблю смотреть на нежные переходы цветовой гаммы, но сам… никогда не брал в руки кисть и даже карандаш…

– Вот видите… в этом вся суть… Мы не знаем себя, не знаем, что хотим, будто кто-то нас постоянно обманывает, завлекает страстями, кажущимися нам необыкновенной свободой, а в зрелом возрасте жизнь нам кажется некой бессмысленной увядающей чередой событий… Но мы при этом очень часто не понимаем и не знаем, что от нас требует душа или связанный с всей вселенной тонкий мир предначертания при появлении собственного «Я».

Петр Иванович молча впитывал слова приятеля, который размышлял:

– Что-то нам по жизни очень нравится, мы откладываем «на потом».Мол, сначала надо выучиться, обзавестись семьей, обеспечить хороший быт, даже о интересующей нас работе забываем, трудимся где попало, лишь бы побольше заработать… Часто откладываем свои самые заветные мечты на будущее… А будущее в этих условиях – это плод собственного искажения действительности, не более того, его просто не будет… Существует реально только то, что сейчас… в данную минуту… Это и есть жизнь настоящая, а не иллюзорная… в будущем… или в прошлом… Человеку трудно вообще осознать, что жизнь ограничена во времени… И вот настает момент, когда он это осознает, но силы уже не те, что в молодости, и не подкрепленные ничем мечты моментально угасают…

– Наверно, вы правы…

– И вот тот, кто являлся мне раньше во сне в сиреневом цвете, говорил это… Он, конечно, не говорил речью, но как-то в тишине внушал… Правда, многого не досказал… с ним хочется продолжать общаться…

Михаил Александрович продолжал, немного прикрыв глаза:

– Но это все происходило на грани поиска себя, хотя немного было страшно… с этими силами нельзя поравняться… Он менял мои мысли и желания под каким-то непонятным чувством страха и напирал сверхъестественной волей.

– Может, это и переутомляет вас?

– Вовсе не переутомляет, даже страхом вселяет некий покой и понимание своего «Я».

– Вы так считаете?

– Я не считаю… Я знаю и чувствую это давно, а последнее время особенно остро… Это подобие какого-то демона, он все время меня настраивает на свою волну, и медицине и еще многим другим кажется, что я действительно вижу… не так, как раньше… А меня это обогащает и… воодушевляет, а многим окружающим я кажусь нелепым…

– Может, тут какая-то религиозная основа?

– Если бы мы жили в прошлом веке, то это было бы возможно… Религия не противоречит всему этому, и я православный человек. Но для меня сегодня религия – мои краски… Они – мое «Я»

– Странно. Вы действительно так себя ощущаете?

– Утром, когда лежу после сна и думаю, как все просто в жизни. Но почему нас кто-то отвлекает и заставляет заниматься другим – неестественным… ненужным… А как прекрасно живется птице! Когда хочет – поет, когда хочет – вьет гнездо и потом улетает на другой конец земли… Ищет свои постоянно меняющиеся краски и наслаждается жизнью.

Пожилые люди услышали за спиной шаги и обернувшись.

– Насилу вас нашел. Вы просто бегаете, как молодые, – выдохнул Игорь Михайлович.

– Ну, что сказал доктор? – невозмутимо произнес отец.

– Все нормально… Но через десять минут у тебя процедуры.

– А-а… Ну, пойдемте обратно, – как-то безнадежно продолжил Михаил Александрович.

– Игоряша, я забыл у тебя спросить: как там ведет себя Лола?

– Мама справляется с ней, они даже подружились.

– Лола не может не подружиться… Я скучаю по ней… Мне кажется, в ее глазах столько слов и красок, они всегда наполняют меня.

Петр Иванович вдруг невольно почувствовал, что после этих процедур, когда их бесполезное, как считает больной, действо будет закончено, Михаил Александрович вновь будет страдать, ощущая безысходное одиночество.

– Завтра я обязательно забегу к вам часам к 17, у меня тут недалеко назначены переговоры в середине дня, – произнес он.

– Прекрасно! Буду вас ждать.

– И непременно захвачу маленькую бутылочку коньяка…

– Ну, это ни к чему, врачи против, – вставил Игорь Михайлович, он знал о пристрастиях отца.

– Игоряша, не горячись! Немного не повредит никогда.

На этой позитивной ноте будущей встречи они попрощались, и Михаил Александрович пошел в палату.

6

Возвращаясь после посещения больного, оба мужчины также долго молчали в машине, и каждый думал о своем.

Вспоминая последние слова приятеля, Петр Иванович думал в влиянии близких и своей бывшей жены.

«Вот, если бы она была рядом, мог ли я также рассуждать и думать – и тем более подружиться с Михаил Александровичем? Нашлась бы масса дел и занятий, которые оградили и в то же время ограничили мою свободу размышлений, не говоря уже об интересующем меня общении… Хорошо ли это? Или не очень? В то время я даже бы не задумывался об этом… »

Петр Иванович вдруг вспомнил слова своего весьма скучного и необщительного тестя:

«Если что-то непонятно в обществе, посмотри и сравни, как это делается в живой природе более низшими существами – животными… Они ведь – как дети, ведомые не только разумом… Противоположные особи, самцы и самки находятся вместе, только когда надо размножиться и вырастить детей, а потом жизнь их разводит и делает в остальное время даже далеко не друзьями».

Он попытался проанализировать разговоры с новым приятелем:

«Михаил Александрович близок к детскому восприятию жизни… он спокойно, не раздумывая, отвергает то, что не принимает душа… и радуется больше природному инстинкту… Его сознание не ломает естество и само существование в этом сложном мире природы…»

Петр Иванович смотрел в окно на не смолкающее и давящее на сознание шумное автомобильное движение.

«А ведь Игорь Михайлович думает больше об обгоняющих машинах или еще о чем-то… Вряд ли глубина его внутренней мысли сейчас активна в естестве… в лучшем случае она затаилась… либо уже давно утратила желание расслабиться… Живем мы все… на автомате…»

Молчащий пассажир смотрел на дорогу, и ему становилось неуютно и даже страшно:

«В каком мире мы живем? Нет ничего стабильного и вселяющего надежду на спокойное будущее… Если будет приниматься решение – нажать ли на кнопочку или нет, все произойдет автоматически и с такой скоростью, что мы даже не узнаем. Мы играем с огнем! Этот мир только мерцает огнями, а на самом деле он – почти гибридный. И он уже меняется необратимо…»

Они выехали на широкий проспект, и скорость автомобиля возросла.

«А будет ли у нас выбор?Свобода или безопасность. Но мы уже не сможем обойтись без прогресса. У компьютерных технологий есть безусловные плюсы, они очевидны. Но не менее опасны очевидные минусы… увидим ли мы вовремя опасность?»

Эти тяжелые мысли невозможно было проглотить, и Петр Иванович решил отвлечься вопросом:

– Игорь Михайлович, мне показалось, что общение с отцом вас не очень радует?

– Не совсем так… Мы часто беседуем достаточно откровенно, – он улыбнулся и посмотрел на пассажира.

– И ваши специальности довольно близки для таких разговоров.

– Но, тем не менее, на протяжении всей жизни, а мне уже немало лет, все эти разговоры об окружающем мире нас не сближают… Я уважаю его позицию, но не разделяю…

– Это мне становится понятно.

– Вы, конечно, в глубине души меня осуждаете?

– Нисколько… Каждому мнению – свое время, – задумчиво смотрел в окно Петр Иванович.

– Я не могу возражать… Однако пока я во власти науки человеческого мозга, у меня другое… рациональное мышление… Тем более что в современном мире позиция отца ведет к перенапряжению рассудка… Возможно, в этом есть определенная разгадка…