– Ё-мое, а можно меня туда, где тишина и покой, а его тут оставить? – тут же озвучил завидующий я, получая подзатыльники от всех присутствующих, кроме стонущего у меня под руками мерзкого типа.

Жизнь несправедлива!

Вообще, случившееся, после первичного шока, особых эмоций не вызывало. Ну клон и клон, то есть вторая личность и вторая. Не то чтобы пофиг, а… да нет, пофиг. Если я себя знаю, а я себя знаю, то о разных наших секретиках буду молчать как убитый, а что еще? Витя хотел тишины и спокойствия? Витя её получит. Пусть через жопу, пусть даже как другой вариант Вити, но, как говорится, в безрыбный день и сам раком станешь, так что за Витю я лично рад настолько…

– Хвааааатит!

Да, я завидую этому подонку! Только родился, а уже всё получил. Сволочь, подлец, мерзавец… а еще он криокинетик на полшишки, то есть человек, у которого всегда будет холодное пиво…

Вот гад.

– Уберите его от меня!! Он мне зла желает!

Ну вот, вытолкали в шесть рук.

На самом деле, я только что соврал. Себе в том числе. Валяющийся на кровати парень – не просто мой клон. Это второй я, связанный с оригиналом ментальной пуповиной. У нас не общие мысли, а у него – мои. Его существование, жизнь хоть и созданного искусственно и противоестественно человека – целиком и полностью зависит от меня. Он есть я. И…

– Так! – рявкнула взмыленная Кладышева, распахивая дверь комнаты, из которой меня только что выставили, – Юлька! За «спиртом-плюс», живо! Весь который найдешь – тащи сюда! А потом еще и за водкой слетаешь! Янлинь!

– А?! – китаянка, выхваченная взбудораженной брюнеткой из-за собственной спины, оказалась буквально брошена ко мне в объятия с комментарием-приказом, – Крутитесь, как хотите, но, чтобы этот длинный дятел трое суток нормально соображать не мог! У Фридриха давление под двести!

– Эй, мне на обследо…, – попытался возмутиться я, но стало поздно.

На обследование действительно угодил лишь спустя трое суток. У маленькой сорокакилограммовой Кладышевой, похожей на голодающего и озабоченного подростка, оказалось влияния достаточно, чтобы прогнуть под свои планы Окалину и Молоко, бивших, между прочим, тревогу по поводу психического меня. Правда, потом, вырвавшись из сладко-алкогольного плена, я все равно угодил в застенки, где был вынужден выворачиваться наизнанку и закручиваться узлом в прогонах многочисленных тестов.

Плюс Молоко, да. Несмотря на специально измененный голос, которым она руководила процессом моего тестирования из Подмосковья, мне все равно было сложно не срываться на женщину, забывшую меня в банке-сейфе-лаборатории-НИИСУКРС.

– Итак, Витя, – грубым металлическим голосом вещал динамик, – Мы определили, что у тебя появилась некая новая форма. Её можно называть сверхгустым туманом и… теперь ты умеешь применять её… безболезненно.

– Умею, – согласился голый я, тут же превращаясь в компактный сгусток тумана объёмом не более двух-трёх кубометров. Моментально и безболезненно. Форма, ставшая для меня чуть ли не привычнее человеческой и гораздо более комфортная. В ней у меня даже некая форма осязания появилась. Более того, находясь в состоянии «осьминога», я мог оперировать с реальными объектами на уровне одетого себя-человека. Очень нехило, учитывая, что сейчас и одетый могу под двести кило выжать. В форме тумана это значит не просто выжить, но и полететь с таким грузом куда надо.

– Но, при этом, мы наблюдаем, что в обычной форме тумана тебе стало неудобно, так?

– Так и есть, – ответил я ученой. «Нормальная» форма, занимающая до трехста кубов воздуха, стала неприятной. Мне приходилось постоянно напрягаться, удерживая себя в таком состоянии, малейшее отвлечение – и перехожу в «осьминога». Невелика потеря, учитывая, что сводить людей с ума у меня желания нет, а в компактной форме я еще и летаю лучше. Единственная проблема – просочиться куда-нибудь стало задачей очень… болезненной.

– Виктор, я уверена, что все твои неприятные ощущения от трансформаций – чистой воды психосоматика, – подумав, проговорила мой куратор, – Не простая, тут явная фиксация на травмирующих событиях, которую твой организм использует для базиса нового набора трансформаций. Но заигрывать мы с этим не будем. У Кладышевой была теория, что если мы попытаемся проработать эти травмы, вывести тебя из-под их влияния, то инстинкт самосохранения, ослабнув, позволит тебе рано или поздно просто… раствориться в воздухе.

– В гробу я видел такие мансы, – фыркнул я, – Отпустите меня уже домой, к жене и детям. То есть к женам и ребенку.

– Последнее, Вить. Покури пока, опытный образец скоро привезут.

– Какой образец? – насторожился я.

– Нам нужно замерить твоё особое воздействие, – в искаженном голосе ученой прозвучали дополнительные металлические нотки.

Ага, палаческие.

Следующие несколько часов я вычеркнул из памяти. Партия сказала надо, комсомол ответил «есть», но лизать горчицу из-под хвоста добровольно и с песней? Мы не в том анекдоте.

Топая домой, я подбивал итоги. Итак, стал еще сильнее, получил возможность выделять еще больше слизи, почти три сотни литров за «сеанс», даже менять её свойства в более широком диапазоне, но это мелочи. Главное – я теперь могу регенерировать без особых проблем и временных рамок. Мы сделали около сотни замеров, во время которых я резал себе предплечье, а затем, спустя разные отрезки времени, переходил в туманное состояние и обратно. Раны полностью исчезали. Даже когда парочка «когтей», вызванных Молоко, мудохала меня дубинками в течение пятнадцати минут – все переломы и ушибы пропали после превращения. Теперь в графе «предполагаемый срок жизни» у меня красовался знак бесконечности.

Чудеса.

Не сказать, что я этому рад. Есть и есть. Хотя нет, чуть-чуть рад. Теперь Нелла Аркадьевна десять раз подумает, прежде чем давать мне задание в городе. От моего простого прыжка с места в одной из тестовых комнат полы в гармошку сдулись. И в зале испытаний проход в соседний зал появился.

Еще один плюс в копилку спокойствия. Теперь остается только разобраться с новоявленным Беккером, и можно будет страдать фигней, причем, довольно долго. В мире, конечно, бурлят события и происходят разные важные вещи, но, знаете что? Витя устал. Пусть НИИСУКРС чинит свою вентиляцию, «когти» стреляют нехороших людей, а мы будем вчетвером жить-поживать, новостей из Китая ожидать. Там, как-никак, уже запустили пробную версию нашей системы в одном из районов. Даже не районов, а в небольшом городишке на три миллиона народа, да и то не среди всех подряд. Аналог стакомовских «часов» – не та технология, которую можно выпускать стотысячными партиями ежедневно.

В общем, пошли все нафиг, я фея. И мне нельзя волноваться.

Перед «Жасминной тенью» курил мой клон, имеющий подмышкой костыль. Напротив него стояла и чего-то хотела Викусик, которую ответы Вити-номер-два определенно сбивали с толку.

– Привет всем! – подкрался я сзади к девушке под скептическим взглядом костылевладельца. Издав оглушительный визг, Викусик подпрыгнула на месте, вызывая небольшое землетрясение. Пошатнулась, конечно же, провалившись слегка в мягкую почву, затеяла падать, но была поймана мной в районе попы, и устаканена на ровную местность.

– Витя! – с деланным смущением, как это умеют все половозрелые барышни, выдала девушка.

– Не виноватый я, – отрезал не виноватый я, – За что смог, за то и ухватил.

– Не виноватый он, – тут же с готовностью кивнул мой двойник, – Ты ему как сестра. Младшая.

– Будешь много п*здеть, уедешь отсюда на коляске, инвалид ты умственный! – тут же вызверился я.

– Пошёл в жопу, – беззлобно отозвался мой умственный близнец, – Я тут третий день разгребаю то, на что у тебя вечно времени нет. И не будет.

– Сестра…, – пробормотала Викусик, рассматривая меня как в первый раз, – Серьезно?

– Ну да, – слегка смутившись, пожал я плечами, – Как-то так.

– А… гм, а…, – потерялась девушка, а потом скромно так потыкала пальцем в Фридриха, – А это кто?