— Фармазон, не приставай к хозяину с глупостями, и без тебя тошно. Почему же все идет не так? Почему волк-оборотень, трижды раненный серебряными пулями, все еще вершит свои темные дела? Почему упыриха бодро бегает, хотя должна была умереть еще прошлой ночью? Может быть, изменилась сама структура серебра и оно уже не смертельно для нечисти?

— Не знаю, не знаю… Одно предположение у меня, конечно, есть, — начал я, поудобнее располагаясь на мраморных ступеньках. — Мы ведь скормили Ольге Марковне обычную серебряную ложку, а вот пули для Сыча были еще и освящены!

— Что-то он не торопится тапочки отбрасывать, — скептически сощурился черт.

— Да просто жизненно важные органы не задеты, но раны дают о себе знать: вон посмотрите — он же весь выдохся.

И вправду, оборотень с упырихой выпустили друг друга. Волк тяжело дышал, до колен высунув язык, мокрые бока вздымались, как кузнечные мехи. Поцарапанная и покусанная графиня тоже выглядела не лучше. Мне было интересно, придет ли им в голову мысль наконец объединить свои усилия? Монстры внимательно посмотрели на меня, потом друг на друга, сложили в уме два плюс два, перемигнулись и действительно пришли к соломонову решению.

— Кровь — мне, — выдохнула упыриха.

— Мясо — пополам, — согласно кивнул оборотень.

— Сережка, я пришла! — из-за угла дома вылетела серебристо-серая волчица. Мы обнялись. Анцифер с Фармазоном — тоже. Сыч и Ольга Марковна застыли столбами.

Следом за Наташей появились шесть громадных фигур. Медведи! Ну вот, теперь силы хороших и плохих сравнялись.

— Ты звал нас, Пастух?

— Да. Большое спасибо, что пришли. Я уже начал уставать от навязчивого внимания вон того приставучего волка. Вы не могли бы указать ему самую короткую дорогу к лесу?

Одной медвежьей оплеухи оказалось достаточно, чтобы старый Сыч кубарем покатился по дорожке, с треском влетев в ухоженную клумбу. Прочие волки рискнули было вступиться за вожака, но молодые медведи быстро показали, кто в лесу хозяин. Упыриха, пользуясь моментом, бочком, бочком пошла на меня…

— Любимый, кто это?

— Та самая графиня Филатова Ольга Марковна. По совместительству, в ночное время, подрабатывает местной достопримечательностью. Ест всех подряд. Прошлой ночью пыталась закусить мной — не вышло, жаждет реванша.

— Да я сейчас из нее… — Наташа оскалила зубы и подняла дыбом шерсть.

— Ведьма, уйди, — неожиданно тихо попросила графиня, — мне нужна человеческая кровь. Ты должна понять…

— Еще шаг, и я заставлю тебя пить свою собственную. Никто не поднимет руку на моего мужа.

— Уступи… Мне надо. У меня серебро в желудке… если до утра я не напьюсь… ты знаешь, что будет…

— Знаю, но ты его не получишь. Сережа, она не врет насчет серебра?

— Нет, это я могу гарантировать.

— Ты стрелял в нее?

— Дорогая, как ты могла подумать? Я — и вдруг стреляю в женщину?! Дело было так: в гости зашел лакей Парамон, подарил мне серебряную ложечку, я сунул ее в сапог, а она, когда пришла, сапог съела. Фармазон говорил, что обычные упыри после этого долго не живут.

— Она — не обычная… Если до утра она не попробует крови, то действительно умрет.

— Ведьма, помоги мне… уступи… только один глоток… — Голос упырихи перешел в неразборчивый хрип. Грозный медведь дядя Миша подошел к ней сзади и деликатно прижал ее руки к бокам. Капкан медвежьих лап был настолько крепок, что бедная графиня даже не делала попыток вырваться.

— Что с ней делать, Пастух?

— Право, не знаю…

— Твоя жена — добрый человек. Раз уж она говорит, что ей жить только до утра, может быть, нам взять ее в лес и накормить медом?

— Вряд ли это поможет, — задумалась Наташа, наморщив нос. — Разве что от души наестся сладкого перед смертью, да и похоронить проще, где-нибудь на солнечной поляночке. Вот если бы… Я попробую!

Она прикрыла глаза и быстро пробормотала какое-то заклинание. Ничего особенного не произошло. Наташа почесала лапой за ухом, что-то просчитала в уме и повернулась ко мне:

— Не получается… Помоги.

— Чем? — удивился я.

— Просто положи мне руку на спину, закрой глаза и ничего не говори.

Пожав плечами, я сделал все, как она просила. Через пару секунд словно электрический разряд пробежал по моей руке от пальцев к плечу и тонкой иглой уколол сердце. Я вздрогнул. Потом где-то в глубине сознания сформировалась ответная искорка, побежала через грудь в плечо, а из плеча — в запястье, и вот уже волчья холка едва заметно дернулась от горячего проникновения.

— Все. Спасибо, любимый. Посмотри…

Хм… не совсем понимаю, чего добивалась моя жена своими заклинаниями, но в результате всего на дяди Мишиных лапах картинно возлежала графиня Ольга Марковна в своем человеческом обличье. Сценка несколько напоминала подобный кадр из «Кинг-Конга». Волосы барыни были распущены, ночная рубашка свисала лохмотьями, взгляд светился гремучей смесью благодарности, ревности, смущения и бесстыдства одновременно. Она спрыгнула из медвежьих объятий на землю, грациозно потянулась и пошла на меня медленным танцующим шагом.

— Я так благодарна вам, Серж… Вы снова сделали из меня полноценную женщину. Нет слов, чтобы выразить всю гамму чувств, переполняющих мою душу. Я хочу…

— Все! — строго рявкнула моя жена. — Тема хотения закрыта надолго, если не навсегда. Будешь приставать к чужому мужу — все космы повыдергиваю!

— Господин Петрашевский, — всплеснула руками графиня, — что эта волчица себе позволяет! Как вы можете спокойно выслушивать ее абсурдные притязания на свободу вашего выбора?

— Она не волчица. Вернее, не всегда волчица. Это моя жена, Наташа, я вас предупреждал. Что вы на меня так странно смотрите? Не приближайтесь, я вас боюсь…

— Неужели как женщина я способна внушать страх? Все это так странно… Вы женаты на волчице, она не подпускает к вам нормальных женщин, и вы же упрекаете меня…

— Это ты нормальная женщина?! — мгновенно вспылила Наташа. — Иди в дом, накинь что-нибудь, а то мельтешишь тут разрезами до бедра… Любимый, или ты отвернешься, или я за себя не отвечаю!

— Стыдно, любимая, — я вообще смотрю в другую сторону!

— Сережка, не доводи меня…

— Стоп! А в самом деле, из-за чего мы ссоримся? Ну сделали из упырихи прежнюю дамочку, дальше что?

— Надо извлечь из нее ложку.

— Дать слабительное или рвотное?

— Что?! Да как вы только подумать об этом посмели? — испуганно отшатнулась Ольга Марковна. — Я не позволю издеваться над моим бедным желудком.

— А вас никто не спрашивает! — в один голос ответили мы. — Надо бы и то и другое. Фармазон! Вы не в курсе, где можно достать подобные лекарства?

— Щас порыскаю в доме, — охотно откликнулся нечистый.

— Я проконтролирую, — вставил свое слово Анцифер, — а то мало ли что он притащит.

— Замечательно, — решил я. — А теперь…

«Ба-бах!» — неожиданный выстрел грохнул у самого моего уха.

— Оленька! Не бойся, я спасу тебя! — В дверях в исподнем и тапочках на босу ногу стоял бледный барин Павел Аркадьевич. В его руках дымилась уже знакомая двустволка. Медведи сдержанно заворчали, но я подозревал, что второй ствол еще заряжен, и не мог позволить себе роскошь — подставить под пулю чью-то жизнь.

— Прекратите стрельбу! Здесь женщины и… нет детей. Ольга Марковна, скажите ему, пожалуйста, что вам не причиняют вреда, пусть уберет свое дурацкое ружье.

— Как это не причиняют? — стервозно вопросила графиня, подбегая к мужу. — А кто собирается поить меня всякой дрянью?

— Но… это же в лечебных целях.

— Сережка, не оправдывайся. Вот он, значит, каков, мерзавец, топтавший копытами маленького беззащитного медвежонка. Сейчас, сейчас… Одно маленькое заклинание, и я превращу его в мусорное ведро.

— Какое хамство! — вновь возвысила голос барыня. — Мало того, что чужого мужа даже на время не дают, так еще и собственного угрожают переделать!

— Не волнуйся, Оленька, — дрожа как осиновый лист, начал трясти ружьем отставной военный. — Я сейчас… я сам их всех… по-позастреляю! Беги сюда, золотце мое!