– Ну-с, молодой человек, – директор научно-производственного предприятия «Заслон» поверх очков взглянул на своего будущего нового сотрудника, – И что вы там такого наизобретали?

– Ничего, – пожав плечами, честно ответил будущий сотрудник.

И к концу рабочего дня он получил всё необходимое для работы над «неизобретением», к концу рабочей недели – аванс и премию в размере месячного оклада, а через три месяца был представлен к высшей государственной награде.

Командир элитного батальона, численностью и вооружением в разы превышавшего полк времён второй мировой, не мог поверить своим глазам и ушам. Стакан виски не помог – легче не стало. Этого просто не может быть! Но это есть, и от этого никуда не денешься.

Выдвижение тщательно и секретно сформированной ударной группы началось в темноте, к первым проблескам скупого октябрьского рассвета колонны начали развёртывание в боевые уступы. Шли тихо, соблюдая полное радиомолчание, без малоэффективной демаскирующей артподготовки.

Противник их здесь не ждал, это точно. Своя разведка – хорошо, но полагаться на неё одну, имея шанс подкрепиться богатыми возможностями орбитального комплекса заокеанских опекунов, было бы дуростью. Нагло подвешенный над регионом геостационарный сателлит ясно показал: ни новых «зубов дракона», ни рвов, ни танков, ни огневых точек по ту сторону разделительной линии, обозначенной несколькими рядами «колючки», не прибавилось. Ротации войск, по данным из тех же источников, там тоже не наблюдалось как минимум месяц. Значит, устали, привыкли к ежедневным не слишком интенсивным перестрелкам. Ленивые мудаки. Батальон на прошлой неделе скрытно сменил две роты днепровцев, вяло оборонявшихся от таких же хилых тычков русской десантуры, давно потерявшей былую выучку.

Ближайшую задачу – овладеть и закрепиться на окраине NN-ска – группа должна была выполнить в первый час боя. Последующую – развить успех, взять весь городок, станцию и промузел – к полудню. Затем в дело будут введены свежие части, и можно крутить дырочку для награды.

В семь ноль три рассвело, докатились звуки канонады. Понеслось. Полковник даже немного расстроился: жаль, не сидит в танке, не принимает непосредственного участия в горячем деле. Но с самого начала повелось – хорошие мозги полагается беречь, и ему, как и другим командирам такого ранга и выше, строго-настрого приказано вперёд не лезть. Он довольствовался ролью гроссмейстера, а шашки-пешки ходили-воевали, как велено.

Первого донесения о начале решительного успеха Савостенко ожидал примерно к восьми часам, поэтому раздавшееся в семь двадцать девять дребезжание мобильника воспринял с неудовольствием. Конечно, полное совпадение планов и реальности на войне – огромная редкость, но… Хорошие новости, как известно, внезапными не бывают. И – почему мобила?

«Что-то пошло не так», – подумал полковник, и крупно ошибся. Не так пошло не «что-то». Не так, наперекосяк, враскоряку, шиворот-навыворот, кувырком, под откос и в задницу пошло-полетело абсолютно всё.

Подробные, детальные сведения о катастрофе поступили в десять ноль-ноль практически одновременно от заместителя, непосредственно следившего за ходом боя из ближнего тыла, и америкосовского куратора, видевшего спутниковую картинку. А первый звоночек прозвучал по мобильнику, от Петро Колысюка. Этой связью, запрещённой на войне как не имеющей должной защиты, пользовались только они с Петькой – глазами и ушами командира в каждом трудном деле. Тот в танке тоже не сидел, двигался позади арьергарда и должен был наблюдать прорыв с недалёкой высотки, где с этой целью заранее оборудовали схрон-блиндаж.

Голос лично преданного, не раз проверенного в схватках соратника по «Айдару» дрожал, как у необстрелянного молокососа.

– Командир!.. Біда!.. Всэ пропало! (Командир!.. Беда!.. Всё пропало! – укр.)

– Петю, не жэны ко́ней та не панікуй. Доповісты обстановку без эмоцій. (Петя, гони коней и не паникуй. Доложи обстановку без эмоций.)

– Без емоцій не выйдэ. Воны загынулы, загынулы! Це розстріл! Божевільный розстріл! (Без эмоций не получится. Они погибли, погибли! Это расстрел! Сумасшедший расстрел!)

– Та тыхо ты, у мэнэ від твого верэску вухо закладає. Русня грымнула наш танк? Чи два?.. Тількы не кажы, що тры. (Да тихо ты, у меня от твоего визга ухо закладывает. Русня грохнула наш танк? Или два? Только не говори, что три.)

– Гірше! Майор тобі розповість докладно, а я говорю відразу: нас хтось зрадыв, конкрэтно зрадыв! (Хуже! Майор тебе расскажет подробно, а я говорю сразу: нас кто-то предал, конкретно предал!)

– Нэвже підбылы всю тэхніку? Чи нарвалысь на міны? Так їх там ще вчора нэ було, хлопцы ж на моіх очах пэрэвірялы… (Неужели подбили всю технику? Или нарвались на мины? Так их же там ещё вчера не было, ребята ж на моих глазах проверяли…)

– Ні, Кольче, не тэ. Все набагато гірше. Мін як не було, так і нэмає, і москалі по нас не стрілялы. (Нет, Кольча, не то. Всё гораздо хуже. Мин как не было, так и нет, и москали по нам не стреляли.)

– А що тоді? Дронамы навалылыся? Так покосіть їх «Гепардамы», нэхер патроны экономыты, нэмчура ще підкине… (А что тогда? Дронами навалились? Так покосите их «Гепардами», нехер патроны экономить, немчура ещё подкинет…)

– Ты нэ повірыш, але це правда. Наші пострілялы своїх! (Ты не поверишь, но это правда. Наши постреляли своих!)

– Хто – наші? У гармат прыцілы збылыся? (Кто – наши? У пушкарей прицелы сбились?)

– Нэ пушкарі. Тобто не лыше воны. Всі. Розумієш, ВСІ!!! (Не пушкари. То есть не только они. Все. Понимаешь, ВСЕ)

На этой истеричной ноте связь с «Гнівним» («Гневным») оборвалась. О странной, непостижимой, как и весь его доклад, смерти друга полковнику станет известно лишь к полудню. Он увидит «Гневного», вернее, оставшееся от него кровавое месиво, своими глазами. Да, от Петьки осталась только груда мяса с торчащими там-сям кусками костей, одна левая рука и две ноги.

Особенно раздосадовал вид жирных навозных мух на этих белых, поросших рыжей шерстью ногах в явно давненько не стиранных носках. На правом к тому же зияла дыра, откуда выглядывал большой палец с жёлтым ногтем. Какая-то сука, кто-то особо бережливый успел позаботиться об уже ненужном покойному имуществе – стащил с трупа новенькие английские берцы. Бритая наголо голова в каске с разбитыми и бесполезными днём ночными очками лежала отдельно, на походном столе. И мобильника при останках не видать… а может, осколки «Моторолы» смешаны с дерьмом… не рыться же в вонючем натюрморте.

Иного результата после взрыва гранаты в нагрудном кармане форменной куртки ожидать не приходилось. Чтоб надёжно достичь задуманного, Петруха предварительно расстегнул бронежилет, и эффект вышел на диво зрелищным. А зачем, точнее, какого хрена бывалому, прошедшему крутейшие переделки бойцу понадобилось вот таким нелепым способом отправляться вдогонку за перебившими друг друга однополчанами, никому никогда не узнать.

Кое-кто, конечно же, об этом знает в подробностях – тот, кого самоубийца чтил и кому поклонялся. Он знает всё – рогатый, хвостатый, с копытцами. Дьявол. Чёрт, бес. Сатана. Да ведь не расскажет, пока лично не встретишься. Полковник не сомневался в грядущей встрече с ним – не в рай же возьмут, с учётом натворённого…

Командир без большой надежды на успех приказал разыскать и наказать мародёров – найти не найдут, и искать, пожалуй что, не станут, но порядок есть порядок.

Наверх он сообщил лишь главное: очередной «контрнаступ» с треском провалился. Потери – сто семьдесят восемь «двухсотых», два с половиной десятка еле живых тяжёлых и четырнадцать более-менее лёгких «трёхсотых». Но мясо, пусть и хорошее, неплохо обученное и экипированное мясо, не главная потеря и далеко не самая болезненная. За фарш его и ругать-то не будут – подумаешь, солдаты погибли. Они на то и солдаты, чтобы гибнуть, как герои или как болваны – какая, в сущности, разница. Погибли в бою – стало быть, герои. Героям – слава. И Украине, потерявшей очередную толику своих сыновей, слава. А что бились со своими, то отчизне знать не обязательно… Да, за две сотни личного состава, превратившихся в гору трупов и калек, с него спрос невелик, а вот за технику… Ох, с этим, блин, дело другое.