– Ладно, иди давай к своим подопечным, они уже, наверно, все «желтые», заждались тебя.

Артем прошел вглубь коридора, где находился пропущенный вчера подсудимый. Анна Сергеевна явно знала больше, чем казалось.

Он подошел к пропущенной вчера капсуле, протер запотевшее стекло и замер. Изнутри на него смотрело знакомое с детства лицо. Не поверив своим глазам, он начал изучать информацию, указанную на капсуле, а потом достал планшет и открыл материалы дела. «Летягина Анастасия Вячеславовна, статья 1.61 – Террористический акт», это действительно была она, «летняя соседка» Артема, которая приезжала каждое лето к своей двоюродной бабушке, живущей по соседству. Последний раз он видел её, когда им обоим было по шестнадцать лет. Это было последнее лето, когда она приехала, но потом связь резко оборвалась.

Все еще до конца не веря, что перед ним находится Настя, Артем протер руками запотевшую капсулу. Невысокого роста, худая, с пухлыми щечками и немного грустным лицом – такая же, как двадцать лет назад. Волосы были явно короче, чем раньше, а на наполовину выбритой голове блестел нейроразъем. Тюремная роба была явно больше размером, чем нужно, и сидела мешковато, обнажая части тела с незажившими ссадинами и синяками.

Артем облокотился на капсулу и погрузился в раздумья. Решение было на поверхности – дойти до кабинета Виталия Андреевича и попросить передать экспертизу, но ему не давала покоя мысль, что он никогда не узнает, как «летняя подруга» из его юности оказалась в капсуле подсудимого с таким серьезным обвинением.

Он выпрямился, вытер руки о свитер и направился к посту дежурного, где за электронной книжкой скучала Анна Сергеевна.

– А скажите, капсулу 146 давно прооперировали?

– Почти месяц назад, еще один день – и она твоя, герой, – ответила Анна Сергеевна, не отрываясь от книжки.

– Спасибо, – сказал Артем и вышел в коридор.

Он быстрым шагом вернулся в свою ячейку, упал во все еще холодное кресло, открыл дело Насти и погрузился в изучение информации. Из обвинительного заключения следовало:

«ДД.ММ.ГГГ года, в период времени с ЧЧ часов ММ минут местного времени до ЧЧ:ММ минут местного времени, более точное время следствием не установлено, находясь на рабочем месте по адресу: <данные скрыты>, в должности кухонного рабочего <данные скрыты>, Летягина А. В. произвела умышленный поджог в подсобном помещении кухни гостиничного комплекса «Триполис». Летягина А. А., реализуя свой преступный умысел, направленный на массовое убийство, пронесла на свое рабочее место горючую жидкость объемом 1 литр, и осуществила поджог».

Далее были несколько десятков страниц текста с заключениями экспертов, фотографиями и таблицами. Также из материалов дела следовало, что Настя не признала вину, а ходатайство обвинения о необходимости назначения экспертной симуляции оставила на усмотрение суда.

– Уже весь в работе? Молодец! А дверь чего не закрываешь? Вот будешь в симуляции, подойдет кто-нибудь и пощекочет твое одинокое тело, жалкое будет зрелище, – услышал Артем голос над собой.

Погрузившись в текст с головой, он совсем не заметил, как над ним навис Виталий Андреевич.

– Да решил сразу за самое сложное взяться, а с убийцами и насильниками пусть машина разбирается. Зря я, что ли, столько сцен сделал? – отшутился Артем.

– Ну ты смотри не забахвалься, автосимуляции – это, конечно, круто, но иногда пока сам в детали не погрузишься, ничего не получится.

– А кстати, есть какая-то статистика по нашим симуляциям? Точнее, корреляция между нашими выводами по результатам симуляций и приговорам?

– Есть но вам её знать нельзя. На старте технологии симуляции была большая дискуссия, давать ли вам вообще материалы дела. Якобы это может повлиять на результаты. Еле убедили, что без материалов дела не всегда может получиться экспертиза в принципе. Потому что автосимуляций не всегда достаточно. Вот «музыкант», например, твой. Он все автотесты пройдет на раз-два, и пойди разбери, как он это массовое самоубийство организовал…

– Просто хочется понимать, насколько полезную работы мы в действительности делаем…

– А ты делай и не задумывайся. Ты не судья. Ты – эксперт, и задача твоя – экспертное заключение составить, проведя для этого самые подходящие для подсудимого симуляции, – закончил Виталий Андреевич.

– Хорошо, спасибо за совет.

– Ладно, осваивайся, – сказал, Виталий Андреевич, хлопнул Артема по плечу и направился к выходу.

Дождавшись, пока руководитель уйдет, Артем запер дверь, вернулся в кресло, отложил документы по Насте и успокоил себя, что сможет принять решение завтра, так как она все равно формально еще не готова к симуляции, а то, что он посещал капсульную и узнал её – никому не известно.

До конца дня он занимался другими подсудимыми, готовыми к испытаниям. Личное участие оператора в симуляции обычно не требовалась. Давно прошли те времена, когда симуляции были статичными и «разыгрывались» исключительно силами операторов. В большинстве случаев машина сама подбирала необходимые виртуальные сцены и конфигурировала их в зависимости от психологического портрета подсудимого и его статьи. В распоряжении машины было более 2000 общих сцен, позволявших оценить личные качества подсудимого, и около 1500 специальных, используемых для оценки поведения в рамках конкретной статьи обвинения. Это были как простые сцены, позволявшие оценить действия подсудимого в экстремальной ситуации, так и сложные, с длинным витиеватым сюжетом и множеством персонажей, где подсудимый вовлекался в цепочку событий и в конце симуляции ставился перед сложным выбором.

Большинство подсудимых не знали о предстоящих симуляциях. Обычно решение о направлении в ЦЭСС принималось судом на заключительном этапе процесса, иногда даже без предварительного уведомления сторон защиты и обвинения. Особенно часто это использовалось судом, если обвиняемый не признавал вину или у суда были сомнения. В какой-то момент подсудимому в пищу добавляли снотворное, далее имплантировали нейроразъем и экспортировали в ЦЭСС. В перерывах между симуляциями машина увеличивала дозу препаратов, углублявших кому, а в период симуляций уменьшала дозировку, и добавляла препараты, повышающие осознанность подсудимого в симуляциях.

Большинство подсудимых не помнили о проведенных симуляциях совсем и могли лишь догадываться о них, «очнувшись» в один прекрасный момент в своей камере с выбритой наполовину головой и имплантированным нейроразъемом. У других оставались воспоминания о симуляциях, но по содержательности и деталям они мало отличались от обычных сновидений.

У ЦЭССа было всего четыре месяца на выдачу экспертного заключения. Больше не позволяла процедура, так как от бездействия мышцы подсудимого атрофировались, а длительное нахождение в медикаментозной коме негативно влияло на психику. В редких случаях время для экспертизы могло быть ограничено судом.

Задача оператора состояла из следующих этапов:

Заполнить карточку симуляции, указав все известные детали дела, предварительный психологический портрет подсудимого и прочие нюансы.

Провести несколько калибровочных симуляций, чтобы оценить степень осознанности подсудимого и принять решение о целесообразности проведения экспертизы в целом.

Провести несколько стандартных симуляций, выбранных машиной, при необходимости скорректировав условия.

На свое усмотрение провести необходимое количество симуляций с личным участием.

Составить экспертное заключение, согласовать его с руководителем.

Работа была несложная. Особенно для Артема, который прекрасно знал все особенности сцен-симуляций, тем более что многие он создал сам. Создав несколько карточек для первых подсудимых, он убедился, что выбранные машиной сценарии подходят, поставил симуляции в очередь, некоторые из которых запустились тут же, и откинулся в кресло, наблюдая на шести экранах за процессом.

Процесс не требовал личного контроля. Симуляциями управляла машина, все записывалось и фиксировалось автоматически, но Артем с интересом наблюдал за действиями подсудимых. Он лично сделал с десяток сцен, многие из которых считались эталонными и входили в список обязательных для разных категорий подсудимых, но ни разу не видел, как в них ведут себя реальные люди.