При этом он уже достал из кармана увесистый бумажник и, вытащив из него несколько стодолларовых купюр, небрежно зажал в руке, не выкладывая пока на стол. Я едва не выругалась, понимая, что меня просто дразнят большими деньгами. Понять-то поняла, но не удержалась от соблазна и, тягостно вздохнув, обреченно произнесла:

– Хорошо, я возьмусь за охрану вашего ученого.

– Вот и замечательно, – облегченно выпалил Кононов и заметно расслабился.

Его же товарищ передал мне «приманку» и, как бы к слову, добавил:

– Ах да, забыли упомянуть – клиент пострадал при взрыве. Он лишился зрения, и вам, возможно, придется совмещать работу телохранителя с работой поводыря. Впрочем, эти неудобства мы вам обещаем материально компенсировать.

«Забыли упомянуть? Да это же кардинально меняет суть дела!» – хотела было воскликнуть я, но отчего-то промолчала. Может быть, меня заставили сдержаться добавленные купюры, может быть, мой взор затуманился из-за зеленого цвета ценных бумаг. Не знаю. А эти двое, словно заранее уверенные в благоприятном исходе, покровительственно смотрели на меня и радовались. И черт бы их обоих побрал!

Конышев Вячеслав Евгеньевич, с которым меня познакомили на следующее же утро, оказался мужчиной весьма интересным, как внешне, так и внутренне. Широкие темные очки, полностью скрывавшие глаза, вовсе не портили его, а скорее добавляли таинственности и слегка интриговали собеседников, вынужденных терзаться вопросом, о чем же думает этот красавец мужчина и правду ли говорит. Способствовала тому и улыбка. Легкая, игривая, она часто появлялась на лице Конышева. Казалось, Вячеслав улыбается своим мыслям.

Когда нас знакомили, Конышев протянул ладонь мне навстречу, а когда я положила на нее свою, поднес ее к губам и, поцеловав, произнес:

– Я почти уверен, что она красива.

– Не более, чем ваша жена, – отшутился Олег Ефимович. А именно он выписал мне пропуск в институт и встретил на проходной.

Но Вячеслав Евгеньевич продолжил расспрашивать:

– Какого цвета у нее глаза и волосы? Какую прическу носит? Я хочу знать.

Олег Ефимович вздохнул. Догадавшись, что ему не слишком хочется меня описывать, я жестом дала ему понять, что как-нибудь справлюсь сама, он же может идти, а затем ответила:

– Я высокая, хорошо сложена, стригусь коротко. Волосы цвета спелого каштана. Глаза, как мне говорят, вообще цвета неопределенного – постоянно меняются, в зависимости от настроения. Губы пухлые, нос маленький. Вот и весь портрет!

Вячеслав вновь загадочно улыбнулся:

– Действительно красивая. А у вас есть семья: муж, дети?

– Нет.

– И квартиры собственной, наверное, тоже нет, – как-то устало вздохнув, добавил мой собеседник.

– Ну, пока еще нет, я живу с…

– Что ж, я был почти уверен, что вы из отряда приматов, – полуутверждающе протянул одному ему понятную фразу Конышев, даже не дослушав меня.

– А кто это? – глупо переспросила я.

– Приматы? – удивился моей неграмотности клиент, и уголки его губ озорно приподнялись вверх в легкой усмешке. – Это, девочка моя, те, у кого в графе семейного положения написано «холост», иными словами, одиночки, живущие под одной крышей с матерью. Из самой формулировки возникает термин: «приматы», то есть люди, живущие при матери, в тепличных условиях, наполненных заботой и опекой.

– В таком случае боюсь, что я все же не из их числа, – заметила я. – Я живу не с матерью, а с тетей Милой, и о тепличном образе жизни мне, при моей-то работе, остается только мечтать.

Вячеслав рассмеялся:

– Скорее всего, вы правы. И все же я чувствую, что вы одиноки, у вас нет рядом близкого человека, с которым вы могли бы поделиться самым сокровенным, на плече которого всплакнуть, если вдруг приведется. Одиночество – штука, конечно, хорошая, но убийственная. Поверьте мне, Евгения.

Не стала спрашивать, откуда он узнал, что я действительно по природе своей волк-одиночка. Тем более что не раз слышала о том, что у людей, лишенных зрения, обычно обостряются остальные чувства: осязание, вкус, слух, наконец интуиция. Они порой чувствуют больше, чем мы видим.

– Ну так что, Евгения Максимовна, – распорядился Конышев через минуту, – ведите меня.

– Куда? – удивилась я.

– В отдел квантовой криптографии. Второй этаж, кабинет сорок четыре, – объяснил Вячеслав.

Я взяла его под руку, и мы двинулись по направлению к лифту. А так как идти молча было как-то неловко, я попросила:

– Расскажите мне о себе.

– А что рассказывать, моя жизнь куда беднее на события, чем ваша. Это вам постоянно приходится кидаться из огня да в полымя, кого-то спасать, защищать, оберегать. А моя сфера деятельности ограничивается всего лишь офисом и компьютером. Про таких, как я, говорят – чокнутые. Возможно, так оно и есть, хотя мне нравится моя работа.

– А как вы к этому пришли? Как поняли, что хотите стать исследователем в этой области? – нажимая нужную кнопку лифта, озадачила я Конышева новым вопросом.

– Сложный вопрос, – вздохнул тот задумчиво. – Честно сказать, и сам толком не знаю. Меня подобные вещи не интересовали даже в школьные годы, я считал их бессмысленными и ненужными. После окончания школы поступил в военное училище, мечтая стать летчиком. – Вячеслав усмехнулся. – Обычные юношеские грезы, ничего более. Зато получил инженерное образование. Тогда-то я и понял, что летать уже не стремлюсь, а хочу учиться дальше, хочу стать исследователем. Увлекся компьютером, программами, а затем дорос до разработчика.

Лифт остановился. Конышев, не дожидаясь моей помощи, вышел и повернул налево.

– А вы неплохо ориентируетесь, – не удержалась от комплимента я. – При том, что даже не пользуетесь палочкой.

– Да уж, неплохо, – горько усмехнулся Вячеслав, повертев в руке коротенькую трость, в которой с трудом угадывалась палочка для незрячего. Скорее уж она напоминала учительскую указку. – Если честно, то ничего удивительного нет, эти стены я знаю как свои пять пальцев. Здесь я начинал работать, прежде чем институт перевели в новое здание. Но все возвращается на круги своя – как видите, пришлось вернуться назад.

Чуть поодаль показались несколько ступенек: уровень пола в дальнем конце коридора почему-то был ниже, чем у лифта. Я собралась уже остановить шагающего впереди Вячеслава, но заметила, как тот надавил на кнопку на ручке своей трости, и она увеличилась до размера клюки. Мужчина несколько раз стукнул ею по полу перед собой и осторожно двинулся дальше. Мне даже не требовалось его направлять. Вскоре Вячеслав остановился и спросил:

– Как далеко мы находимся от нужной двери?

– Почти рядом, – осмотревшись, ответила я. – Еще шагов восемь – и вы окажетесь прямо перед ней.

– В таком случае можно вашу руку? – попросил Вячеслав Евгеньевич и, улыбнувшись, добавил: – Хочу, чтобы меня увидели в компании молодой и красивой женщины. А то все с коллегами да спонсорами.

Я предложила Вячеславу свою руку, и мы двинулись дальше. Теперь уже Конышева пришлось вести мне, попутно ощущая неловкость из-за того, что я вижу, а он нет. Будто в этом была часть моей вины. Видимо, к этому нужно привыкнуть и не обращать внимания.

Дойдя до двери, я пропустила Вячеслава вперед, а затем вошла сама. Помещение, в которое мы попали, оказалось большим, просторным, с высоким потолком и заполненным всевозможной компьютерной техникой. Перед мониторами сидели мужчины самого разного возраста и уверенно щелкали по клавиатуре. Причем все настолько углубились в работу, что на наше появление никто не обратил внимания.

– Куда теперь? – завершив беглый осмотр помещения, спросила я у Конышева.

– В мой кабинет, – указав вправо, ответил тот. – Видите дверь у самого окна?

– Да, вижу. На ней есть табличка.

– Вот там теперь мое место, – пояснил Вячеслав, печально вздохнув. Но затем резко тряхнул головой, словно отгоняя уныние, и чуть бодрее добавил: – Сейчас займемся отбором нового персонала. Видите ли, людей катастрофически не хватает, особенно настоящих профессионалов. А исследование требует пристального внимания, вот мы и вынуждены набирать людей с улицы. К сожалению, вам сегодня придется при этом присутствовать.