Мои родители никогда не были так обеспокоены, как в тот роковой день. Мой отец, обыденно, колол дрова. Я сидела на крыльце и, по его велению, перебирала собранную мною ягоду. Это занятие так увлекло меня, что я даже прослушала, папины оклики. Когда я обернулась в его сторону, он уже направлялся ко мне.

– Анечка! – крикнул отец с середины нашего двора.

– Да, папенька, что-то случилось? – спросила я, отставив в сторону корзину с ягодами.

– Анечка, золотце моё, – сказал он, уже поднимаясь на крыльцо нашего дома. – пойди сюда.

Я спешно поднялась на ноги, отряхнула свой фартук и подошла к отцу.

– Папенька, что такое?! Ты меня пугаешь!

Мой отец, всегда уверенный и собранный человек, выглядел потерянным. Его взгляд метался по всему крыльцу, а губы еле заметно дрожали.

– Доченька, вилы, ты их не видела?

– Эм, кажется, в хлеву. – неуверенно ответила я.

– Хорошо. Иди скорее в дом и не вздумай выглядывать в окна, а лучше закрой их.

– Но что случилось?

– Марш в дом, немедля!

После этих слов я направилась ко входу в избу. Слова отца словно эхо грома доносились в моих ушах. Никогда прежде он не был так зол. Зайдя домой, я, тут же, протянула руки к ставням, чтобы их закрыть. Моему взору предстал рыцарский отряд, марширующий вдоль крупного сеновала. Я, вспомнив что отец велел не высовываться из дома, резко закрыла ставни. Страх и паника окутали моё сердце, я медленно опустилась на холодный пол. Мысли в моей голове начали заплетаться и путаться.

– Анечка, – тихо прошептал мой отец, входя в дом. – дорогая моя, по деревне ходят рыцари и что-то ищут. Не знаю какие у них намеренья, но я видел дым на окраине деревни. – говоря это, он помог мне подняться. В руке он держал старые проржавевшие вилы. Отец подошёл к печи, опустился на колено и начал спешно перекладывать поленья.

– Папуля, что на тебя нашло? – дрожащим голосом спросила я.

– Помогай, давай. – произнёс отец, уже не перекладывая, а спешно перекидывая дрова.

– Х-хорошо. – трепетным голосом сказала я и начала помогать отцу перекидывать оставшиеся поленья.

Под ними лежало пеньковое полотно. Мой отец откинул его в сторону. Эта ткань скрывала небольшой деревянный люк.

– Полезай. – приказал он, поднимая люк.

– Что!? Но зачем?

– Твоя мать ушла на речку, чтобы постирать одежду. Я иду за ней. Ты сидишь здесь – сказал он, указывая в глубь погреба. – и ни в коем случае не вылезаешь. Ты меня поняла?

– Но отец, я … – моё пререкание было прервано.

– «Я буду сидеть тут и не высовываться» – это ты хотела сказать?

Склонив голову, я начала спускаться.

– Да папенька.

– Если я не верну… – хотел сказать отец, но он был перебит моим слёзным криком.

– Не говори так!!! – воскликнула я, с накатывающимися на глаза слезами.

– Тише ты. – прошептал он, оборачиваясь и смотря в сторону выхода. – Если я не вернусь, то ты выйдешь лишь когда начнёт смеркаться. Обещаешь?

– Обещаю. – сказала я, шмыгая носом и спустившись в подвал.

Отец на миг исчез из поле зрения и вернулся уже с крышкой люка.

– Я обязательно вернусь. Не переживай. – сказал он, закрывая меня.

Сколько часов прошло с момента закрытия крышки люка, я не знала. Крики и грохот на улице постепенно стихали. Открыв заплаканные глаза, я увидела, как солнечный свет, пробивавшийся сквозь доски потолка, стал приобретать багровые тона. Уже около получаса на улице лил дождь, и его капли бойко били по крыше люка. Медленно, они стекали в подвал. Несколько упало мне на щёки, но они быстро затерялась в море ранее пролитых слез.

Я решила, что пора выбраться из подвала, так как под ногами уже начали образовываться лужи. Оглядевшись я решила унести из подвала всё ценное, и полезное для меня, в текущей ситуации.

Первым делом я осмотрела стеллаж. На самых верхних полках, что были на уровне глаз, лежали старые соленья в глиняных горшках. На той полке, что была ближе к рукам лежал растрёпанный джутовый мешочек и старая сумка. Взяв сумку в руки и разглядев её по внимательней, я поняла, что эта сумка ранее принадлежала моей пропавшей сестре. Много в ней не унесёшь, но места в сумке было явно больше чем в руках. Я отстегнула деревянную пуговицу, достала из сумки все вещи и выложила их на освободившуюся полку.

В кучи выложенных вещей я приметила верёвку, аршинов десять в длину. Она была сделана из пеньки и выглядела довольно потрёпанной. Также мною был примечен маленький, плохо заточенный, весь пошарпанный и поцарапанный топорик. Эти вещи я сложила обратно в сумку. Более ничего полезного в этой груде барахла не было. Далее я вытряхнула мешок. На полке появилась ещё одна горсть старых вещей. Из этой горсти предметов я взяла кожаную флягу. Ещё в той горке нашёлся старый потрёпанный мешочек из пеньковой ткани. В нём лежало три серебряника и около четырёх десятков медяков. На прибитом к полке гвозде висел небольшой нож в кожаном чехле с двумя петлями. Его лезвие было крайне тупым, а ручка обмотана потрёпанными лоскутами кожи. Всё, кроме ножа, отправилось в сумку, а из неё я взяла запрятанную ранее верёвку и отрезала от неё кусок. С его помощью ножны были повязаны на мой кушак . Я вернула верёвку в сумку и закрыла её. Джутовый мешок я закинула в один из карманов сумки. Повернувшись в сторону люка, я начала к нему приближаться, когда вдруг услышала скрип.

Этот скрип исходил от люка. Через мгновение послышалось грохот и люк провалился вниз. С ним в подвал упала гора поленьев, образовавшиеся брызги окатили все вокруг. Из образовавшейся дыры начал лить дождь. На миг, вспышка осветила весь подвал и через минуту я услышала раскат грома. Я поняла, что под таким ливнем я моментально промокну.

Осмотрев стены погреба и увидела весящую на стене короткую накидку бледно-зелёного цвета. Она была порвана. Её можно было легко починить, но отец почему-то не желал этого делать. Я взяла её и накинула поверх своего льняного платья. Взяв с полки сумку и накинув её на плечо, я подошла к лестнице.

Несколько нижних ступеней было сломано после падения люка с брёвнами. Я достала свой нож из ножен и осторожна начала подниматься на верх. Когда моя голова начала выглядывать из подвала, я осмотрелась, вокруг меня было несколько очагов пожара. Я подумала, что наш дом загорелся и поспешила, как можно быстрее, выбраться. Встав в полный рост, я увидела немыслимое. Наша деревня, от неё осталось лишь огромное пепелище.

Все дома моей деревни были угольно чёрными. Хотя, домами их было трудно назвать. О том, что тут когда-то стояли дома, напоминали лишь десяток не обрушившихся стен, обрушенные печи и горы угля, которые ранее были стенами и крышами сгоревших домов. Вся трава окрасилась в чёрные тона. На дороге лежали горы трупов все они были обуглены. Вдалеке я увидела, как один из трупов сжимал старые вилы. Я вновь заплакала.

Уже и не счесть сколько слёз я пролила в тот вечер. Все, кого я знала, были мертвы. Судьба забирала близких мне людей одного за другим. Сначала она забрала мою сестру, которая пропала пятнадцать лет назад. Теперь она забрала и моего отца. Мою мать, вероятно, постигла та же учесть, ибо она стирала вещи в речке, у места где располагался один из мостов. Наша деревня была на острове, и к нему вело два моста если рыцари и смогли попасть сюда на лошадях, то только лишь с помощью моста. Моя матушка это, пожалуй, первый житель деревни которого они могли увидеть и соответственно, … убить.

Убить – это слово мой разум не переставал повторять. От него мне хотелось рыдать ещё сильнее. Но сильнее лить слёзы было уже невозможно. Горечь сжимала моё сердце каменной хваткой. От осознания потери последних близких мне людей хотелось убежать. Но как можно убежать от собственного одиночества?

Тут в моей голове стал возникать образ отца. Я вспомнила как он говорил мне это когда я расплакалась, упав с дерева – «Настанет день, когда ты останешься одна и тогда помни горе это последнее, что тебе может помочь в борьбе с жестоким миром». От этих слов я слегка воспрянула духом. Отец был прав, от моих слёз не было никакого толку. От слёз не появится свежая еда. От слёз, не возникнет крыша над головой. И уже тем более от слёз моя жизнь будет всё сильнее и сильнее терять яркие краски.