Разумеется, лучшего места для получения информации трудно придумать.

Я подошла к двум женщинам, сидевшим на скамейке у входа, и встала за их спиной.

– Вроде, говорят, умер от облучения. Кто ее знает, – говорила дамочка в цветастом платье.

– Где его только угораздило?

– Так они с женой же по туристической путевке кудай-то ездили, а там, говорят, были на экскурсии на атомной станции. Врать, конечно, не буду, но так люди болтают. Там, наверное, и облучился, – отвечала вторая. – Потому-то и болел в последнее время.

– А как же так могло получиться, что он облучился, а Ирина нет?

Мне эта мысль показалась интересной. Хотя всякое может быть.

– У людей деньги бешеные, вот сдуру и бесятся. Додумались, на какие экскурсии отправляться. Люди прямо совсем без ума, лишь бы выпендриться…

– А что же? Он сколько лет директором завода-то работал. Уж и так ясно, что не на зарплату особнячок отгрохал.

– Так оно ясное дело. Щас все воруют. Жизнь такая пошла. Это вот нам украсть нечего, а то, может, и мы бы воровали. Зарплату раз в полгода платят, и ту по частям! Знамо дело, по турпутевке-то не поедешь, – распиналась женщина в цветастом платье.

– И-и, Тоня. Бог с ними. Пусть ездят куда хотят. Вон он, – собеседница кивнула в сторону особняка, – отъездился уже. Бог все видит. Губер-то вон в гробу лежит, а мы живехонькие, хоть и без денег.

Я стояла, делая вид, что целиком занята своими мыслями, не пропуская на самом деле ни одного слова из их разговора.

Тут к ним подошла пожилая женщина в сером платочке и, кряхтя и охая, тоже опустилась на скамейку.

– Ноги гудят прямо. Ноют, сил моих нет. Дождик, что ли, будет, – сказала она.

– Да надо бы дождя, теть Вер. Только не похоже что-то. На небе вон ни облачка.

Поболтав о погоде, о видах на будущий урожай, они снова вернулись к теме смерти Губера. Тетя Вера, понизив голос, сообщила своим собеседницам:

– Говорят, не жена ли его убила?

– Ну-у, ты скажешь, – возразила Тоня. – Он от лучевой болезни умер. Прямо в кресле в рабочем кабинете, за столом. Да и прибаливал он в последнее время частенько. Не знаешь, что ли? У него ведь в особняке свой кабинет есть, Нина говорила.

– Да сейчас что хошь сделают. Все подстроить можно, – заявила тетя Вера. – А она у него вон какая шлендра. То с одним, то с другим кавалером вожжается.

А вот это очень верно, подстроить можно абсолютно все, что угодно. Может, действительно так оно и есть. И Ирина Анатольевна таким необычным способом, не спеша (куда ей больно-то торопиться?) упаковала своего муженька в ящик.

– Что ж. Она молодая. Конечно, он ей неровня был, – заметила та, которую женщины звали Ниной.

– Деньги все делают. Из-за денег-то она и пошла за него. Из-за чего ж еще.

– А то! Конечно, из-за денег.

– Говорят, она и грозилась его убить. А он вроде ей и говорит: «Я, мол, так сделаю, что ты за мое здоровье молиться будешь».

Потом женщины перешли к обсуждению пожара, случившегося накануне дня смерти Губера.

– Подожгли, – заключила тетя Вера.

Оказывается, во владениях Губера сгорело единственное имевшееся деревянное строение, каким-то чудом уцелевшее до этого дня на участке. Все надворные постройки были кирпичными.

Я тихо отошла от сплетничавших женщин и направилась в тот самый закуток сада. Ничего интересного там я для себя не обнаружила, хотя останки деревянного строения убрать еще не успели.

Наконец, я решила, что настал момент «знакомиться» с клиентом, и вошла в дом.

Особняк, чего греха таить, действительно был роскошным.

А клиент – совсем не таким, каким я его себе представляла. Это был мужчина крепкого телосложения, но не более того. Толстой развалиной его нельзя было назвать. С фотографии в траурной рамке смотрел еще не старый респектабельный мужчина. Лицо волевое. В общем-то даже приятное.

Молодая вдова в траурном одеянии, сидя у изголовья гроба, теребила в руках платочек. Глаза ее были сухими.

Прибыли ребята из «Натрона» и стали потихоньку оттеснять присутствующих. Эта контора работает четко и отличается особой пунктуальностью. Часы показывали ровно четырнадцать.

В катафалк поместили многочисленные венки, в том числе и от работников ЖБИ-1, установили гроб, и процессия тронулась.

Я присутствовала на похоронах до самого конца, до момента, когда после поминального обеда посетители стали расходиться по домам. Некоторое представление о своем странном клиенте я теперь имела.

Беседовать с Ириной Анатольевной о ее муже я, разумеется, не стала. Не время. Я решила, что нужно за ней очень внимательно понаблюдать. Для этого, разумеется, нужна спецаппаратура. А ее я не прихватила.

Когда я села за руль, в бардачке затрещал сотовый. Я взяла телефон в руки. Звонила моя подруга – Ленка-француженка:

– Танюха, привет!

– Привет, – ответила я без особого энтузиазма по той причине, что разговор может оказаться слишком долгим. И беспокоил меня сейчас не только тариф оплаты за сотовую связь. Он, конечно, беспокоил. Но важнее было то, что время сейчас мне было дорого. Я хотела сегодня успеть очень многое.

– Ты куда это запропала, солнышко?

– В Москву ездила. Сегодня только вернулась.

– Только вернулась, и уже с семью собаками тебя не сыщешь. И это вместо того, чтобы отдохнуть с дороги. Как хоть съездила-то?

– Почти нормально. Давай я тебе лучше в другой раз об этом расскажу? Ладно?

– Хорошо. Я не буду тебя задерживать. Только скажу, что с двадцать первого июня твоя подруга в отпуске. Вывод сама сделаешь?

– Какой вывод?

– Ой, ну какая ты непонятливая. Это дело же требуется обмыть. Ты как думаешь?

А я думала, что, конечно же, самое время мне вот так все бросить и кинуться обмывать ее драгоценный отпуск. Чтобы попутно ознакомиться с переменными успехами ее шамановых и харитоновых. Ленка – учитель французского языка, человек, до безумия влюбленный в свою работу. Во время наших с ней не таких уж частых встреч я обычно выполняю роль терпеливого слушателя и, расставшись с ней, обнаруживаю свое моральное обогащение. Так, к примеру, я узнала, что такое педагогика сотрудничества, просветилась по поводу лексических единиц и морфологических фраз. Если бы не дружила с Ленкой, разве бы я узнала, что существует некая музыкально-педагогическая концепция Орфа? А уж про ее двоечников я, наверное, скоро мемуары смогу написать.

– Не знаю, Лена. Давай я перезвоню тебе сегодня-завтра, и мы договоримся. О’кей?

– Хорошо. Позвони мне вечером. Обещаешь?

– Если не забуду. На сто процентов не обещаю, но постараюсь. Пока, Ленок. У меня дела.

Я не стала ждать, когда она начнет меня расспрашивать, какие у меня дела. С ней можно говорить до бесконечности, а мне действительно надо действовать. Я отключила телефон. Потом, подумав, набрала номер своей подруги, работающей на телефонной станции, и спросила у нее номер телефона Шимаева Романа Николаевича. Так звали частного детектива, который был связан с Губером.

Подружка меня в таких случаях всегда выручает, хотя было бы неплохо иметь телефонный справочник и в автомобиле.

Шимаев снял трубку почти сразу же:

– Слушаю вас. Говорите.

– Здравствуйте, Роман Николаевич.

– Здравствуйте. Кто говорит?

– Это Татьяна Иванова вас беспокоит. Вы меня скорее всего не знаете, Роман Николаевич. Но я бы очень хотела поговорить с вами. Это возможно?

– Хорошо. Приезжайте. Поговорим. – Он назвал свой адрес.

– Спасибо. Я приеду к вам ориентировочно через час.

– Договорились. – И детектив положил трубку.

Я завела движок и направилась в Тарасов. Время приближалось к вечеру.

Но поскольку в этот период года темнеет поздно, у меня еще было время.

Вот чертов Жорик, бродяга. Будь он неладен! Если бы не он, можно было бы классно побездельничать в ожидании стоящего дела. Съездила бы на пляж, обновила бы купальник, приобретенный в столице. С Ленкой бы отпуск отметила. А может, и романчик закрутила бы с каким-нибудь приятным мэном. А теперь все к черту. Придется работать как проклятой, и прибыль весьма туманна. Две тысячи не считаются, они как бы возместят материальный ущерб.