– Конечно хочу. Однако у меня складывается впечатление, что ты намерена остаться старой девой!

– Но, мама, тогда я смогу жить с тобой!

Лу, прищурившись, посмотрела на дочь:

– Ты что-то от меня скрываешь? Может, у тебя появился тайный поклонник?

Джиа ничего не ответила и отвернулась, как всегда, чтобы не лгать. Лу вздохнула: дочь замолкала, если знала, что ее ответ может не понравиться.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то очень скоро ни одна сваха в Дзуди не захочет иметь с тобой дело и здесь у тебя будет такая же плохая репутация, как в Фасе!

Ровно через час Джиа вернулась в гостиную, взяла у Тадо листок и, откашлявшись, прочитала:

Молодой человек, с трудом скрывая волнение, воскликнул:

– Вам нравится?

Джиа задумчиво кивнула:

– Вы вдохновили меня на такие строки:

Молодой человек и сваха выскочили из их поместья как пробки, а Джиа громко рассмеялась им вслед.

Куни ни при каких обстоятельствах не мог нанести визит в дом Джиа: даже самая глупая сваха не могла предположить, что безнадежный мошенник – подходящий жених для уважаемой, пусть и не слишком известной, семьи, стремящейся войти в высшее общество.

К счастью, у девушки имелся превосходный повод покидать дом без сопровождения: в окрестностях Дзуди она собирала местные растения, изучала и готовила из них лечебные настойки.

Куни показал Джиа свои самые любимые места: излучину реки, где самая лучшая рыбалка; место под деревом, где можно поспать; таверны и чайные из тех, что респектабельные молодые леди никогда бы не нашли сами. Джиа очень там нравилось: люди вели себя раскованно и не забивали голову дурацкими понятиями о приличиях, – и она наслаждалась компанией Куни и его друзей, которых не интересовало, насколько правильно она делает поклон или насколько изящна ее речь, зато они аплодировали, если она пила вместе с ними, и внимательно слушали, когда рассказывала, что у нее на душе.

В свою очередь Джиа показала Куни новый мир, на который он прежде не обращал внимания: траву под ногами и кусты вдоль пыльных проселочных дорог. Сначала его интерес не был искренним: он считал, что ее губы гораздо привлекательнее, чем цветы, назначение которых она пыталась объяснить, – но после того, как Джиа научила справляться с похмельем жеванием имбиря и энотеры, стал ее учеником и уже с истинным интересом спрашивал, указывая, например, на сорняк с пятью белыми лепестками и листьями, имеющими форму сложенных для молитвы рук:

– Что это такое?

– Это очень интересное растение, а точнее… – начинала объяснять Джиа. – Листья и стебли называются «лен милосердия», а цветы – «воронья отрава».

Куни тут же опустился на четвереньки, чтобы получше все рассмотреть, совершенно не тревожась, что может испачкаться. Джиа рассмеялась, глядя на мужчину, который ведет себя как любопытный мальчишка. Казалось, на Куни не распространялись обычные нормы поведения, и это позволяло ей чувствовать себя с ним непринужденно.

– Ты права, – с удивлением признал Куни, – но издали они выглядят как одно растение.

– «Воронья отрава» – это медленный яд, но цветы так красивы, что вороны, несмотря на то что благословенные Кана и Рапа создали их мудрыми, не в силах устоять перед искушением. Они таскают их в свои гнезда и со временем погибают от ядовитых испарений.

Куни, как раз нюхавший цветы, отпрянул, и звонкий смех Джиа разнесся по всему лугу.

– Не беспокойся, ты намного больше вороны, поэтому от такой дозы не пострадаешь. Кроме того, «лен милосердия» – естественное противоядие.

Куни оторвал несколько листочков и принялся жевать.

– Как странно, что яд и противоядие растут вместе.

Джиа кивнула:

– Один из главных принципов науки о лекарственных растениях состоит в том, что таких пар очень много. Ужасно ядовитая семишаговая змея, обитающая в Фасе, предпочитает тенистые заводи, где произрастает гриб «плачущий мальчик», который выделяет антидот. Трава «огненная саламандра», превосходная острая специя, лучше всего уживается с подснежниками, прекрасным средством от лихорадки. Природа пытается примирить смертельных врагов.

Куни покачал головой:

– Кто бы мог подумать, что растения открывают нам столь сложную философию и мудрость?

– Ты удивлен? И все из-за того, что лечение лекарственными травами – женское ремесло, недостойное внимания ученых мужей и докторов?

Куни повернулся к Джиа и поклонился:

– Мной руководило невежество. Я не хотел выказать неуважение.

Джиа низко поклонилась в ответ, сделав джири:

– Ты не считаешь себя лучше других, а это признак истинно большого ума.

Они обменялись улыбками и продолжили прогулку.

– А какое твое любимое растение? – спросил Куни.

Джиа задумалась, а потом наклонилась и сорвала маленький цветок с плотными узкими желтыми лепестками.

– Они все мне дороги, но больше всего я люблю одуванчик. Он похож на маленькую хризантему, но полезнее и выносливее, легко приспосабливается к новым условиям. Поэты могут сочинять оды, посвященные хризантемам, но листья и цветки одуванчика пригодны в пищу, сок помогает избавиться от бородавок, а корни позволяют бороться с лихорадкой. Чай из одуванчиков придает бодрости, а если пожевать корни, перестанут дрожать руки. Из сока одуванчика можно делать невидимые чернила, которые проявляются, если смешать их с соком гриба под названием «каменное ухо». Это универсальное и полезное растение, и люди всегда могут на него положиться. А еще он игривый и веселый. – Джиа сорвала еще один цветок, белый пушистый шарик, подула на него, и в воздух взвились оперенные семена, часть которых опустились на волосы Куни.

– Но хризантема благородный цветок, – возразил он, даже не пытаясь стряхнуть их.

– Ты прав: осенью хризантема цветет самой последней, бросая вызов зиме. У нее изысканный, ни с чем не сравнимый аромат. Если добавить лепестки хризантемы в чай, он пробуждает дух, а в любых букетах хризантема доминирует, но этот цветок не внушает любовь.

– Тебе не нравится аристократия?

– Я считаю, что истинное благородство проявляется иначе.

Куни кивнул:

– У вас, госпожа Матиза, поистине широкий ум.

– О, лесть вам не идет, господин Гару, – со смехом сказала Джиа, однако тут же стала серьезной. – Расскажи лучше, кем ты себя видишь через десять лет.

– Понятия не имею. Жизнь – это эксперимент. Кто может заглядывать так далеко вперед? Я лишь пообещал себе делать самое интересное всякий раз, когда представится такая возможность. И если я смогу выполнить это обещание, то через десять лет не стану ни о чем жалеть.

– Но почему ты дал себе такое обещание?

– Как правило, делать то, что интересно, когда появляется шанс, порой страшновато: большинство не осмеливаются – например, не пытаются обманом пробраться на прием, куда их не приглашали, – но взгляни, насколько приятнее стала моя жизнь теперь, когда мне посчастливилось познакомиться с тобой.

– Самое интересное не всегда самое легкое, – сказала Джиа. – Человека могут ждать боль и страдания, разочарование и неудачи, и не только его, но и тех, кого он любит.

Куни сразу стал серьезным.

– Но если не пережить разочарований и боли, нельзя оценить добытое с трудом сокровище.

Джиа повернулась и положила руку ему на плечо:

– Я верю, что ты совершишь великие деяния.

Ее слова были ему как бальзам на душу, и он вдруг понял, что до встречи с Джиа ни одна женщина не становилась ему другом.