Утро началось как обычно – с назойливого писка будильника, который всегда звонил не вовремя. Ирина свесила ноги с кровати, пошарила ступнями по ковру, тапки не нашлись, и она побрела босая в ванную. По пути обнаружились летние туфли мужа, разбросанные по прихожей. Стало быть, он дома. Стало быть, вернулся и уснул в другой комнате, решив ее не беспокоить. Заботливый какой, едва не фыркнула она вслух. И побеспокоил бы уж, что ли.
Заперлась изнутри в ванной и полезла под прохладный душ. Пока вымылась, пока высушила волосы, чуть подкрасилась, прошло минут сорок. У нее всегда на утренний моцион уходило чуть больше полчаса, даже можно было не засекать время. Привычно обмотавшись полотенцем, вышла из ванной. Поставила на кухне чайник на огонь, шире приоткрыла створку окна, потому как духотища в кухне уже с утра стояла невообразимая. Развернулась, чтобы снова идти в спальню одеваться, и тут же ойкнула от неожиданности. На пороге кухни стоял заспанный небритый Стас и со странным выражением на лице протягивал ей телефонную трубку.
– Что? – почему-то она принялась пятиться от него к окну.
– Тебя, – пожал он крепкими загорелыми плечами, широко зевнул, сонно поморгал и буркнул, стукнув трубкой об обеденный стол.:– Даже не понял, кто это. Ревет кто-то.
Взял и ушел, оставив ее один на один с неведомым абонентом, которому вдруг с чего-то приспичило реветь в половине седьмого утра.
Ой, как тошно ей тут же сделалось! Ой как тошно! Одно мгновение растянулось неимоверно, пока она подходила к столу, протягивала руку к телефонной трубке и подносила ее к уху. Она, кажется, даже слышала, как ползет, шурша секундами, это мерзкое время, приближая ее к чему-то плохому.
Почему снова так?..
– Алло, – сдавленно произнесла она, послушала странный шорох в трубке и снова произнесла уже с удивлением: – Алло?
– Ирка, ты? – Наталья – это была она – тяжело, с присвистом вздохнула. – Ты-то хоть не спишь? А то Стасик твой бурчал что-то недовольное.
– Ты чего так рано звонишь, Наташ?! – перебила ее Ирина, в самом деле распознав в голосе подруги слезы. – Я не сплю! А ты чего так рано?
– Стас не сказал? – Наташа отчетливо всхлипнула.
– Нет, а что?! Что он должен был мне сказать? Да не томи ты! Говори, чего ревешь?! – набросилась она на нее, забыв о том, что нужно говорить тише, потому что за стенкой спит ее уставший после ночной смены супруг. – Ну!!!
– Генка умер, Ир, – устало обронила Наташа и зарыдала в голос. – Он умер, понимаешь!!! Умер от сердечного приступа прямо на работе!!! Это так… Это так неожиданно! Так несправедливо! Этого не должно было быть! Он не мог так поступить со мной!!! А он взял и умер… Ир, что делать?! Что делать, Ир?!
Генка умер?! Генка, с которым она вчера очень гадко поговорила, которого пыталась обвинить в чем-то страшном, припирала к стенке, заставляла чувствовать себя чудовищем, умер?! Но…
– Но этого не может быть!
– Почему?! – заорала в ответ Наташа. – Почему не может быть, Ир? Только потому, что тебе этого не хотелось, да! Почему Степка мог умереть, а Генка не может?! Потому что… Потому что…
Она разрыдалась пуще прежнего и бросила трубку. А Ирина как была в полотенце, то и дело сползающем, так и осела на пол.
Они что…
Они что, все с ума посходили, напустив на себя немыслимый, не поддающийся объяснению мор?! Сначала Степка, теперь вот Генка, кто следующий?!
Она сидела на полу, облокотившись спиной о ножку стола. Бездумно прижимала телефонную трубку к груди и пыталась связать воедино разрозненные страшные слова, что прорыдала ей на ухо Наталья.
Выходило что-то ужасное!
Холодное, гадкое, неотвратимое вползало в душу. Все там выворачивало, кололо, тянуло страшной болью и тут же давило диким холодом. Ее начало колотить. И кажется, она даже принялась плакать, потому что Стас снова возник на пороге кухни. Снова протяжно зевнул, глянув на нее с изумлением, и спросил, присев перед ней на корточки:
– Эй, ты чего, Ириш? Ты плачешь, что ли, я не пойму? По ком плачем, а, малыш? Кого хороним?
От его стопроцентного попадания, выданного с таким равнодушно-заспанным цинизмом, ее передернуло. Ирина отстранилась от его рук, плотнее прижав к себе телефонную трубку, зажмурилась и укорила:
– Не смешно, Стас!
– О-оо, как все запущено. – Он с кряхтеньем опустился на пол рядом с ней, толкнул ее легонько плечом и примирительно пробормотал: – Ничего не хочешь мне рассказать, детка? Может, я на что сгожусь, а? Муж все-таки, не чужой тебе человек. Так в чем причина наших слез?
– Генка… Генка умер, Стас!!!
Он откачнулся от нее с такой силой, что сдвинул стол с места. Наверняка теперь ободрал краем стола дорогие обои на стене, подумала она. Странно, что в такой момент она подумала именно об этом. Подумала с былым раздражением, ведь десятки раз просила его не двигать столом и…
Боже! О чем она думает, о чем?! И это в тот момент, когда Наташка там одна разрывается от горя или…
Или нет??? Или ее такой исход вполне устраивает?! С чего она вдруг так сказала, что Степка может умереть, а Генка нет?!
Нет!!! Только не это, господи! Сделай так, чтобы Наташка тут была совсем ни при чем!
Стас пришел в себя гораздо раньше ее. Поднялся, тут же потащив с пола ее за руку, делая ей больно. А может, он осторожно ее тянул, а просто тело все надсадно заболело сразу и любое прикосновение казалось ей болезненным.
– Идем, Ир. Идем в комнату. Не стоит сидеть на полу, простудишься.
Стас подхватил ее на руки и понес в спальню. Снова уложил ее на неприбранную постель. Укутал одеялом до самого подбородка, пробормотал что-то, выбежал и через минуту вернулся с мензуркой и стаканом:
– На, малыш, выпей.
Силой влил ей в рот какой-то пахучей горькой дряни. Заставил запить водой и снова уложил на подушки, приказав не двигаться. Ушел, принялся кому-то звонить. Кажется, даже ругался. Потом присел на краешек кровати и, тронув ее за щеку, окликнул:
– Ну, ты как?
– Не знаю, – пискнула Ирина, глубже зарываясь в одеяло. – Я ничего не знаю, Стас! Ничего и ни про кого! Сначала Наташка говорит…
– Что она говорит?
– Что хочет отомстить им обоим, и тут вдруг так все… – Ирина вдруг подскочила и вцепилась в его плечи, казавшиеся всем другим такими надежными. – Ты ведь не бросишь меня, милый? Не оставишь меня никогда, так ведь?! Я ведь хорошая жена, так?.. Ты… Ты обещаешь мне, что будешь жить?!
Она колотилась в его руках, цеплялась за него, рыдала. Стас гладил ее по плечам, что-то говорил, пытался утешить, правда, скомканно как-то, без былого красноречия. Потом и вовсе начал раздражаться, даже попытался оторвать ее руки от себя, проворчав:
– Да что с тобой в самом деле, Ира?! Успокойся, в конце концов! Ты по родителям так не рыдала!
Отрезвило ее это или нет? Кажется, да. И не отрезвило даже, а получилось, что она будто бы получила по лицу. Отпрянула и уставилась на него непонимающе:
– По родителям? Что ты такое говоришь, милый? Я… Я горевала! И достаточно сильно, но… Но они были пожилыми людьми, и их смерть… Это не так… Не так неестественно.
– А что неестественного в смерти Генки? – Стас пожал плечами, отходя на всякий случай подальше от кровати. – Он пережил страшную трагедию. Переживал. Наташка рыдала, а он молча нес в себе свое горе. Это подкашивает здоровье много крепче. Что вот, к примеру, ты можешь знать о его здоровье? Молчишь! Вот и я не знаю. Может, он давно страдал и болел, только не жаловался никому.
– Как же так! – вскинулась она. – Ему было кому пожаловаться и…
Она вовремя прикусила язык, чуть не выболтав Стасу Наташкин секрет про Генкину любовницу – врачиху. Но факт оставался фактом. Не могла его эскулапша оставить без внимания здоровье любимого. Если Наташке было не до чего, то уж любимая наверняка щебетала вокруг него, утешая и ублажая.
– Если ты имеешь в виду его супругу, – продолжал здраво рассуждать Стас, выгуливая себя по супружеской спальне с заложенными за спину руками, – то ей было не до его здоровья, согласна?
