– Юлия? Местная пьяница?
– Она сказала, что в доме покойницы спать опасно...
– Бабы… – выругался местный, многозначительно пожав плечами. – Но, если вас смущает этот факт, можете жить в другой свободной избе. Там как-то жил лесник, но его в один момент загрызли волки.
– На охоте? – спросила Вера.
– Да, волки были на охоте.
Сейчас и в лице, и в позе вместе с движениями Бражника читалось что-то дикое, что-то звериное. Он то осматривался по сторонам, то пытался принюхаться к воздуху.
– Если вам что-то пригодиться из припасов – обращайтесь. Можете не сомневаться – местные вам помогут.
– Какой тёплый приём для незнакомцев… – Гриша не понаслышке знал, что бесплатный сыр только в мышеловке.
– А как иначе? Всё для особых гостей! Ну ничего, в начале вы, может, и сыграете гордость, но голод возьмёт своё. Уж мы-то это знаем…
– А тот дом, что вы предлагаете?.. Что в нём?
– Почти всё, что мог позволить себе холостой мужчина. Но не волнуйтесь, – как зайдёте, я сразу всем сообщу о вас, и каждый принесёт по маленькому гостинцу, что б вам проще жилось! А вы, собственно, надолго?.. – Бражник хитро и резко облизал пересохшие губы. Вера тихо хихикнула, а Серёже почудилось: стоило Бражнику того захотеть, как он мог бы своим длинным языком облизать собственные глаза.
– Мы пока прикидываем. Утро вечера мудрёнее.
– Умно-умно. Тогда, дам вам последний совет на сегодня: ночью из избы ни ногой, даже в туалет, лучше сразу в ведро; двери запирайте, окна прикрывайте; на звуки снаружи внимания не обращайте; на ночь печь закрывайте, даже если там просто угли остались. Всё это очень важно! Поняли?
– Как-то много правил для такого маленького села. Это точно не исправительный лагерь?
– Это для вашей же безопасности. Вы ещё здесь ничего не видели, и на это есть причины: местные очень пугливы, и вы их увидите только завтра. Максимум через день. А ночью… ночью или волки могут зайти сюда, или люди так наклюкаются, что сами уподобятся волкам. Вы городские, непривычны для деревенской жизни, а в самом Неясыти даже до сельского уровня ого-го!.. – Бражник посмеялся, но резко остановился. Возможно, он страдал от какого-то психологического заболевания, но по его потрёпанному виду тяжело было сказать наверняка. – Всего доброго, Бегловы.
Стоило закончить разговор с Бражником, как они заметили, что приблизился вечер. Мысли о том, что есть ещё шанс вернуться обратно в машину и переночевать там испарились полностью, – вглядевшись в плотные заросли за пределами села, наблюдалась непроглядная тьма. Хочешь, не хочешь, а среди веток и корений обязательно заблудишься. На удивление, свободно перемещаться через эту живую изгородь можно было только пару часов в сутки, всё остальное время тропу, или же её полное отсутствие, пожирала темень. Однако, это также мог быть вопросом времени года и троп внутри зарослей.
Выбора не осталось, и семья направилась в избу лесника.
В сравнении с избой бабушки Жданы, это был настоящий особняк. Такой ровный и ухоженный, словно в нём ещё неделю назад кто-то жил. Рядом располагался забытый всеми станок для дубления кожи, а над входом висели оленьи рога.
Здесь же были и сени, в которых находились вбитые гвозди, что использовались как крючки для одежды и маленький ящик для инструментов и обуви. С потолка свисали перья и маленькие кости, что на общем плане напоминали какие-то обереги в комнате знахаря.
Жилая комната походила на целый пятизвёздочный отель, и самым приятным здесь была мебель. Мебель! Шкафы, антресоль, ящички, стол, стулья и всё остальное, о чём может мечтать нормальный человек. В глаза бросился красный угол с иконами и свечами. Всего было так много, что даже создавалось ощущение тесноты. Рядом с печкой стояло несколько готовых к топке головёшек. Они до сих пор ждали того, как их хозяин вернётся назад и бросит несчастных навстречу огню. Запах здесь был затхлый, тяжёлый, будто постоянно в помещении что-то кипятилось и готовилось, а неизвестная детям горечь жгла нос. Мария не могла вспомнить, что же могло так пахнуть, но Григорию хватило и первого вдоха. Самогон.
Как бы ни надеялся Григорий на удачу, но продовольственных запасов нигде не было. Пока ставни на окнах были открыты и позволяли солнечному свету попадать внутрь, Мария, как хозяйка очага и мать семейства, бросила головёшки в печь и зажгла огонь. Достаточно умело сработавшись с огнивом, она сильно удивила мужа. В ней он наконец-то увидел что-то новое и интересное. В том мимолётно брошенном взгляде, Серёжа увидел одну едва заметную ребёнку мысль, которая ударила его в висок и заставила гневно сжать кулак.
– Гриша, а где будут спать наши дети? – спросила мать.
– Хочу на печке, хочу на печке! – криком требовала Вера, подняв над головой ручку и подпрыгивая до самого потолка. Такой энтузиазм был лишним, поскольку никто не претендовал на это место.
– Пускай спят где хотят.
– Хорошо, тогда, Вера, можешь спать на печи, но если станет жарко, то скажи мне. – Мария оценивающе оглядела каменного гиганта. – Места там предостаточно, и, если разрешишь, с тобой может спать братик.
Вера посмотрела на старшего брата, а тот молча смотрел в её маленькие глазки. Они не говорили ни слова, точно договаривались на немом языке кровных родственников. Вера бы начала как-нибудь отнекиваться, хотя бы просто начав ребятничать или говорить, что её брат зануда, но это же была печка! Будет очень грустно, если Серёжа не сможет поспать на печке… К тому же, если что, прогнать она успеет его в любой момент!
– Хорошо, ему можно.
Для родителей же осталось то, что представляло из себя «летнюю кровать» – небрежно сложенные вместе брёвна и доски, создающие прямоугольник на высоте десяти сантиметров над полом. На такой самодельной кровати красовалась несколько одеял и наволочек. На случай холодной ночи, они могли бы снять со стены чью-то толстую шкуру.
Печь и кровать располагались друг напротив друга, из-за чего с каждого ложа можно было видеть соседнее, которых разделяли сущие полметра. От подобной расстановки, Серёже всё меньше и меньше хотелось встретить ночь.
Головёшки в печи разгорелись на славу. В комнате начало теплеть, и все быстро сняли с себя верхнюю одежду. Продовольствие так и не было найдено, даже какого-нибудь скудного запаса круп, только застоявшаяся в ведре вода. Благо, в сторонке от избы, чуть ниже холма, располагался колодец, и Григорий надеялся, что подземные воды не перемерзали, иначе его сыну пришлось бы идти и искать сделанные местными жителями проруби. Все правила, установленные Бражником, он ни то, что решил полностью игнорировать, а даже напрочь забыл. Пока тот мужчина разговаривал, отец семейства думал о том, как дать ему в рожу.
– В этом даже топиться скверно, – заметил Григорий, принюхавшись к тому, что плескалось в жестяном ведре. – Серёжка, домчись до колодца да принеси воды.
– Колодца? – спросил юноша, всё это время следя за пляской огня в печи.
– Нет, чёрт тебя дери, до моря! Куда ты вообще смотрел, когда мы ходили по этой дыре? Или ты предлагаешь семью поить этой дрянью?! Или ты сейчас принесёшь нам нормальной воды, а эту хрень выльешь, или я тебя заставлю всё ведро самостоятельно вылакать, и ты лично узнаешь, что за дерьмо оставляешь у нас под боком! – Пока Григорий кричал на сына, то не слышал того, как из сеней в комнату кто-то стучал.
Стук был странный, медленный и резкий, в то же время громкий и тихий. Кроме удобного стука троицей ударов, он сочетал в себе целых одиннадцать, словно кто-то не привлекал к себе внимание, а ломился внутрь.
– Папа, там стучат, – привлекла всеобщее внимание Вера. Но когда девочка это сказала, новая группа ударов не появилась.
Никто так и не услышал те странные стуки, кроме маленькой девочки, поскольку все внимательно слушали Григория. Даже Серёжа повторял слова отца про себя вслед, добавляя к каждому из них грубое «заткнись».
– Тебе показалось, милая, – успокоила дочь Мария. Было бы неудивительно, что у маленькой девочки могла разыграться фантазия на новом месте.
