Парень вернулся к себе в избу и залез на спасательную печь. Серёжа достал письмо. «Маме». Проигнорировав явно указанного получателя, парень открыл конверт и извлёк записку. Весь лист был от и до изукрашен невнятными письменами и датами, которые легко терялись между собой и полностью лишались смысла. Текста было так много, что он наслаивался друг на друга; в тексте была заметна торопливая рука, которая никак не смогла расписать всё от и до. Серёжа не понял ни слова. Он пытался перечитывать письмо из раза в раз, потратив на это почти весь день, но только пара слов легко далась ему: «Опасность, ночь, красная луна, ведьма, Неясыт».

«Ну это же нелепо, невозможно так плохо писать от руки!» - кричал про себя парень, сражаясь с кошмаром лингвиста. Ближе к вечеру у него заболела голова, и он решил не тревожить матушку, пока сам не решит эту проблему. Или пока не сдастся.

Пока Серёжа отдыхал на печи, воспоминание о разочарованном Игоре вспыхнули вновь. Парень ожидал, что вот-вот ответное несчастье найдёт и его. Благими намереньями и неуёмным интересом он обречёт и себя и всех близких на кошмар. Он надеялся спрятаться, стать одиноким и нелюбимым, лишь бы никто не страдал из-за него. Но ужас не пришёл… не пришёл никто, даже Григорий. А едкое чувство вины мучило юношу до самого утра.

30 ноября 1988 года, утро

Серёжа даже не удивился, когда Григорий не вернулся ни днём, ни вечером, ни даже ночью или ранним утром. Возможно, – на это было тяжело надеяться, как ни хотелось, – с ним что-то случилось. Ещё прошлым днём, пока сын прохлаждался в избе бабушки Жданы и в гостях у Игоря, Мария и Вера отправились искать мужа и отца. К их величайшему сожалению, опасению, страху и недоумению, они так и не нашли Григория, как и не нашли того, кто мог бы хоть чем-нибудь им помочь. Маруся, как и всеведущий, всезнающий и всемогущий Бражник не смогли что-либо сказать. Складывалось такое ощущение, будто Беглов-старший провалился сквозь землю.

Пока Серёжа проводил день за расшифровкой письма, остальная часть его семьи искала потерянного семьянина. Женщины посетили и кладбище, и избу бабы Жданы, и пару заброшенных халуп; они даже думали отправиться к машине, но развернулись у самой чащи, и шага не сделав в её утробы. Мария была готова посетить отвратительный свинарник, но стоило ей остановиться на пороге в кромешную тьму и царство витающих в воздухе нечистот и испарений, как животный и неописуемый страх окутал её. Она ощущала каждый волосок на голове, который вместо окоченевших ног пытались умчаться прочь. Свинарник так и остался неосмотренным. Григория не стало, словно и не было, прямо так, как иногда мечтала сама Мария, даже малышка Вера, но его деяние и наследие оставалось с ними, прямо в Неясыти.

Домой женщины вернулись измождёнными, не способные толком похвастаться или пожаловаться на результаты поисков. Вера быстро уснула под боком брата, а Мария огорчённо укуталась во все два одеяла.

Серёжа проснулся уже после своей сестры, которая довольно громко шуршала в корзинах в поисках чего-нибудь съестного. Он редко видел её лицо, которое ничего не выражало, – и ещё реже улыбку, – но сейчас девочка выглядела более здоровой, и её лоб украшали маленькие игривые морщинки активных раздумий.

– Есть что-нибудь интересное? – спросил он, опустившись на пол рядом с сестрой.

– Нету, – тихо ответила девочка. Она показала пальцем на маму и приложила к губам. «Тихо».

Серёжа посмотрел на Марию. Её лицо успокаивало его, даже радовало. Ему показалось, словно она была чуточку счастливее, чем обычно.

– Так вот же банка с квашенной капустой. Почему ты её отложила?

– Не хочу…

– Почему?!

– Она не вкусная… – Если бы подобная отговорка работала в кадетском училище, Серёжа бы давно отказался от спартанской пищи.

– Ну, другого выбора у тебя нет. – Парень открыл банку и принюхался. Эта партия действительно имела какой-то специфический запашок, но он уже имел опыт и умения, что пара ломтей хлеба зачастую перебивали многие отвратительные на вкус блюда. – Может быть зайду сегодня к Бражнику, попрошу его снова нас снабдить.

– Нет! Не надо! – Вера чуть ли не закричала на брата. От удивления он едва не выронил банку.

– Что?.. Что такое? Почему?

– Я… Я не верю ему…

– Почему? – повторил парень.

– Он… странный.

– Он просто деревенский. Ты не привыкла к таким людям, вот и находишь их странными. – Серёжа улыбнулся. Он припоминал, как сам когда-то был таким пугливым, но Григорий быстро позаботился, чтобы его сын, и тем более первенец, не «хвастался» ветром в голове.

Девочка не нашла что ответить брату. В насущных делах он был в разы умнее её, но… но она что-то чувствовала к Бражнику, и по большей части это напоминало страх, прямо как тогда, когда ночью ветви деревьев перекрывали свет уличных фонарей, окуная её комнату в кромешную тьму. Вера была на «ты» со страхом.

– Я… просто… Не надо, пожалуйста.

Её брат ничего не ответил. Пусть его молчание будет ответом, положительным, если того захочет девочка. Он и сам не хотел частить со встречами с Бражником, учитывая, к чему это привело его отца, но при определённых обстоятельствах другого выхода не будет.

Серёжа поднялся с пола и начал собираться наружу. Всё равно там было куда лучше и спокойней, чем в тесной и душной избе.

– Ты куда? – спросила девочка, прекрасно зная ответ.

– Наружу.

– Но что ты будешь делать?..

– П… – он осёкся. Что действительно он собирается делать снаружи? Он не собирался идти искать отца или гулять на голодный желудок; даже не мысли пойти к Бражнику за провизией вынуждали его уходить. Ему просто не хотелось оставаться один на один со своей извечно грустной и апатичной маленькой сестрой. – Дела.

Он уже собрался и вышел в сени. Девочка не спешила останавливать его, и не продолжала спрашивать. Похоже, ему удастся сбежать, ограничившись малой кровью. На мгновение он представил себе отца, который также любил убегать от ответственности, туда, где ему было проще. Возможно, без Серёжи Вере и Марии тоже станет легче.

– Если найдёшь папу, скажи ему, что мы скучаем, – бросила девочка в спину.

Стоило юноше открыть наружную дверь, как на входе он увидел человека. От удивления Серёжу передёрнуло внутри, и во второй раз, когда он узнал утреннего гостя.

– Привет, сынок…

Григорий медленно вошёл в сени, осторожно обойдя сына, боясь случайно столкнуться с ним. Выглядел он далеко не здоровым: весь бледный, с слегка землистым отливом в лице, словно последние дни пролежал в земле. Осунувшееся лицо, сгорбленная спина, мешки под глазами и едва живая поступь – настоящее умертвие.

– Привет, дочка… – прозвучал его голос, когда он вошёл в комнату. Дальше тело рухнуло на кровать и пыталось отдышаться.

Серёжа вернулся назад, посмотреть на то, во что превратился его отец. Мужчина развалился на кровати и закрыл глаза. Если бы дети не увидели его на ногах пару секунд назад, то могли бы подумать, что это труп. Возможно, аналогичная мысль посетит и Марию, и, проснувшись, она будет очень сильно удивлена и напугана. Серёжа и Вера смотрели на Григория, пока тот не уснул. Картина повисла в безмолвии, а юноша вышел из избы.

Теперь ему ещё сильнее хотелось оказаться как можно дальше от дома, где была его семья. Возможно, в ближайшие часы отец умрёт, – последние дни его «весёлой» жизни возымеют эффекта, и будут ярким показателем того, что заслужил подобный человек за свою короткую и жалкую жизнь. Будет лучше, если Серёжа в этот момент не окажется в первых рядах. Выйдя на улицу, он прошёл мимо знакомых изб, представляя, как будет поступать, когда Григория не станет.

– Впервые вижу у тебя на лице улыбку, – неожиданно прозвучал голос Борьки.

– Чёрт возьми! – испуганно вскрикнул Серёжа. Его уже третий раз за это утро напугали, он совсем расслабился и потерял всякую осторожность. – Тебе бы колокольчик на шею повесить!