«Это действительно так красиво?».

«Нет, дорогая».

– Чудесное платье, баб Маруся, но нам жалко его забирать с собой, как никак, это ваша семейная реликвия.

– Ой, что ты, золотце. И мне, и моей родне будет очень приятно, если это платье и дальше будет на слуху!

«Боже упаси».

– Оно мне не очень нравится… – тихо проговорила Вера, посмотрев в напольное зеркало в углу избы. Куколка смотрела на другую куколку.

– Почему так, котёнок? – Жалобные нотки полились из уст Маруси, которую задели за живое. У старых людей после живых родственников остаётся только память о них… и их вещи.

– Оно какое-то старое. Меня засмеют. – Бабушка подошла к девочке и осторожно гладила её плечи, будто ребёнка уже осмеивали и гнобили.

– Ну ничего… Ничего. Может быть всё действительно и так… времена не те. Но ничего, заставлять тебя я не могу, котёночек. Снимай, я его уберу обратно, пусть пылится и хереет дальше…

Женщина подождала пока ей вернут платье и отправилась убирать его в большой шкаф. По дороге назад к гостям, она решила пойти в другое место. Маруся открыла люк в подполье и очень ловко спустилась вниз. На мгновение могло показаться, что она просто рухнула с лестницы вниз.

Бабульки не было минут десять, пока не раздался скрип деревянной лестницы.

Пол вновь раскрылся, и из подполья вышла Маруся, – или точнее выползла. Запах, что Мария пыталась вспомнить, появился вновь, с ещё большей силой влетел в комнату и ударил в нос. Она вспомнила его. Это был тот же запах, что в избе Бражника и лесника. Самогон.

– А чтобы не грустить, есть одно чудесное средство. Ну что, золотце, по стаканчику?

– А потом он побежал прямо на Владика, нацелился ему в хер и вцепился, по самое не балуй. – Закончив длинную историю того, как местного мужика загрызла свинья, причём разорвав бедренную артерию, Борька разразился громким гоготом.

– А что стало со свиньёй? – спросил Серёжа, искоса поглядывая на нового знакомого. Называть его другом или товарищем было ещё слишком рано – как минимум, Борька раздражал парня своим поведением, чтобы было хоть какое-нибудь желание общаться с ним дальше.

– А что с ней могло быть ещё? Вернули обратно в загон. – Борька посмотрел на своего друга – этот пройдоха легко мог назвать другом даже совершенно незнакомого человека – так, словно тот был самым крупным дураком на всей планете. – Не убивать же…

– Как не убивать? Животное же убило человека. Разве не принято, что если животное попробовало вкус человеческой крови, то ничего другого есть не станет?!

– Оно-то верно, но я говорю про свинью.

– И?..

– Свинья – самое тупое и упёртое животное из всех живущих, оно вкус настоящей еды забывает через час. Хряк готов жрать хрючево сразу после дылекатеса и обратно. И зачем убивать? Мясо же пропадёт, а когда откормится, то и пустить можно.

Серёжа ничего не сказал на такой ответ, а лишь углубился в собственные мысли. Они уже минут двадцать просто гуляли по Неясыти, сворачивая на единственную улицу, заходя в очевидные тупики или просто шли кругами. Борька не пытался идти на контакт, когда его собеседник находился в другом месте. Он словно чувствовал то, что сейчас Серёжа не настроен на разговор.

– Подожди! – резко остановился кадет, – а где могила?!

– Чья могила? Свинья же жива.

– Да не свиньи твоей, а того мужика!

– Не моя свинья, а Бражника. Ты про Владика?

– Да!

– Так он умер… – Серёжа уже собирался прекратить разговаривать с этим неотёсанным болваном, поскольку с каждым новым услышанным словом у него начинала трещать голова, но потом он вспомнил, что в таком случае попусту останется один, как вчера, а одиночество будет ничуть не слаще.

– Его тогда должны были похоронить.

– Зачем?.. – Борька с вопросом в глазах посмотрел на приятеля. На мгновение в его зрачках промелькнул странный проблеск.

– Ты… Ты сейчас издеваешься?

– Зачем кого-то хоронить, если он может лежать дальше. Зачем вообще кого-то хоронить? Бражник вот против этого. Он говорит, что хоронить нужно хороших.

– А ну, пошли за мной! – Серёжа схватил Борьку за рукав и потащил за собой.

Уговаривать сельского парня не пришлось. Он послушно последовал за другом, неряшливо петляя в стороны, чтобы не упасть. Серёжа провёл его через несколько изб, который он уже выучил наизусть и привёл прямо к кладбищу.

– Вон, смотри, всего одна свежая могила! И это не Владика!

– О да, это старушки Жданы. Местные её любят, вот только её и хоронили. Бражник сам всё копал.

Серёжа уставился на парня с таким явным выражением лица, точно он застал самую уникальную и неповторимую картину, что появляется раз в жизни. Шок, гнев, удивление, непонимание, – целый коктейль эмоций был запечатлён на юном лице, и завершали всё румяные щёки.

Борьку никак не смущал ни вид могил, ни необычное лицо приятеля. Он пустым взглядом оценил могильные кресты, как будто что-то планируя.

– Хочешь выкопаем какую-нибудь?

– Ты совсем больной?!

– А что тут такого?.. Хотя ты прав, сейчас холодно, земля твёрдая – копать совсем не удобно. Можно подождать до весны!

– Подожди! Если Владика не закапывали, то где его тело?

Борька пожал плечами. Его это не волновало.

– А фиг его знает. Спёр кто-то. Говорят, волки здесь ходят, может они и стырили.

– Кто говорит?

– Бражник.

– Да задрали вы все со своим Бражником! Бражник то, Бражник сё, Бражник это!,. Ты хоть сам что-нибудь можешь от себя сказать? – Не будь у него военной выдержки, которой его обучали в училище, он бы набросился с кулаками на этого парня и выбивал из него ответы за ответами. Его собеседник был просто воплощением раздражения.

– Могу сказать, что рад, что Владика убили. Если бы не тот хряк, то я бы сам рано или поздно его прикончил. – Борька повернулся лицом к Серёже, его лёгкий пушок над губой танцевал на ветру, а из рта пахло чем-то отталкивающим. Вспоминая Владика, его глаза становились печальными. – Знал бы ты, как он со мной обходился. Пинал меня, закидывал камнями, словно пса беспородного… А я к нему с любовью относился!

– С любовью и сам бы убил?

– Ну… есть такое, когда сложно сдержать эмоции.

Серёжа бы высказался перед этим парнем, но решил не заводить себе врагов в Неясыти, особенно когда он почти не знал ни людей, ни округу, и жить здесь ему ещё было необходимо неделю или две. Однако он быстро пришёл к мнению: чем раньше что-то случится с Борькой или он потеряет интерес к новому лицу, тем будет лучше для всех.

– Что ты вообще можешь рассказать о Неясыти? – решил он начать с нового листа.

– Здесь тепло. Кормят вкусно. Всегда есть люди, которые могут пригреть и накормить. Люди здесь не плохие, но только люди…

– Ты сейчас о чём?..

– Ни о чём… Знаешь, Серёжа, лучше не переходи местным дорогу. – После сказанного, Борька резко развернулся в сторону изб и ушёл. Серёжа попытался переварить сказанное, но так ничего и не понял.

Когда их маленькая прогулка закончилась тем, что новоиспечённый знакомый скрылся среди развалюх, его друг из кадетского училища направился домой. Вечерело. День заканчивался… сам по себе он был бессмысленным и почти не хвастался продуктивностью, и, если так пойдёт и дальше, Бегловы навсегда останутся в Неясыти.

23 ноября 1988 года, позднее утро.

После завтрака семья сразу отправилась работать над избой бабушки Жданы. Григорий выглядел более свежо, в сравнении со своим обычным состоянием, а Мария и Вера слегка грустные и подавленные. На этот раз работа шла успешней, без какого-либо отвлекающего фактора, из-за чего ближе к вечеру удалось убрать всё, что портило картину дома, – за исключением самого дома. Двери, выступы, заступы, косые углы и выпирающие в самых заметных местах доски были полностью уничтожены. Осталась только мелочь – замена старого на новое.

– Надеюсь, красить эту рухлядь мы не собираемся? – тихо спросил у матери Серёжа.