Делорж сдержался из последних сил.

- Мне больше ничего не остаётся, граф. Если сумею достать мечом хотя бы одного святошу - умру затем с лёгким сердцем.

- Кстати, - поинтересовался сын графа Эверарда. - С какого расстояния достаёт нынешняя благость жрецов и паладинов церкви Хранителя?

Маркиз хмуро задумался, и на его грязное лицо набежало сомнение. Он пожал плечами и сообщил - как минимум с двухсот шагов. Затем с кислой миной признал, что его меч и даже копьё куда короче.

- Послушайте, маркиз, - решился Роджер, - Я ничего не могу обещать лично вам. Наверняка сейчас штурмуют замки баронов... Но чует моё сердце - когда святоши полезут в мои земли, каждый хороший боец будет на вес золота. Примите моё гостеприимство, отдохните... а я, кажется, догадываюсь, что можно предпринять.

Как ни было мерзко на душе у маркиза, но брови его от удивления поползли вверх. Он поднял недоумевающий взгляд на старого графа, и от спокойного выражения глаз того ему отчего-то стало не по себе.

- С каких это пор сын распоряжается в замке при живом отце?

Только сейчас он обратил внимание на еле заметную бледность на челе старого графа, на какую-то восковую прозрачность кожи. И увиденные перемены ему здорово не понравились - с детства он привык, что властитель Семигорья вечен и несокрушим словно дуб. И что его слово по-прежнему ценится даже не на вес золота - на вес крови. Если и есть в этом мире что-то постоянное и надёжное, то это старый граф Эверард.

- Да, мой друг, - голос вельможи прозвучал хоть и негромко, но всё же не дрогнул. - Я уже огласил свою волю и после своей кончины власть переходит моему сыну Роджеру. Моё время здорово укоротили...

Маркиз проследил за его сверкнувшим ненавистью взглядом и содрогнулся - с одного из заострённых кольев, словно колючим венцом опоясывающих привратную башню, на уходящую в низины дорогу смотрела освещённая заходящим солнцем голова брата Тавира. Остекленевшие глаза словно провожали взглядом медленно бредущий купеческий караван, будучи не в силах наглядеться последний раз. И седые волосы шевелились на ветерке, будто жрец ещё был жив и просто замер в раздумьи. Картину портил лишь блестящий знак Хранителя, забитый кем-то глубоко в рот. А на потемневшем от времени дереве уже присохла тёмная, почти чёрная человеческая кровь.

- Как это произошло? - маркиз Делорж судорожно сглотнул.

- Стража у входа в покои отца оказалась усыплена, - неохотно отозвался новый граф Эверард. - А граф принимал вечернее омовение... вот тут-то святоша и приблизился, обманув слуг. Кинжал был отравлен.

Рука ошеломлённого маркиза рванула пропотелый и запылённый ворот, и с него на камни стрельнула отлетевшая перламутровая пуговка.

- Неужто нет способа?.. - его осипший на ветру голос окончательно сел.

Старый граф закрыл глаза, подставив лицо легчайшему порыву летнего ветерка и улыбнулся - тонко, легко, как умел лишь он. Разумеется - способ есть. И Айлексу едва ли не силой пришлось дать укорот, чтобы тот не применил свои меры. Только зачем? Годом раньше, годом позже - нет, лучше сейчас, пока болезни и старческое слабоумие ещё окончательно не завладели телом и помыслами некогда одного из сильнейших воинов пограничья...

- Есть ли что-то другое, что способно сплотить дворян против общего врага, кроме известия о злодейском убийстве повелителя Семигорья?

Подавленное молчание было ему ответом. И маркиз, не стесняясь застящей глаза мокрой пелены, с горечью подумал, что никогда ему не быть столь же великим человеком, как этот старый худощавый граф, в каждом слове и поступке которого больше смысла и благородства, чем в дюжине здоровенных и горластых баронов да рыцарей. И с уходом прославившего своё имя в доброй дюжине легенд Горного Дракона, графа Эверарда, закончится целая эпоха.

- Не печальтесь, друг мой, - голос графа на удивление оказался мягок и чуть даже ласков. - Я и не рассчитывал жить вечно. И так пожил неплохо, да с толком - спасибо богам.

И такова оказалась сила слов, что стиснувший зубы маркиз только вздохнул - этот человек даже смертью своей сумеет до судорог насолить врагам. И Делорж с печалью и благоговением спрятал жемчужинку этого ощущения на самое донышко шкатулки своей души. Чтобы иногда, в час веселия или печали, вспоминать о былом и думать о будущем...

- А что насчёт той девицы, помощницы святоши?

Лик старого графа разгладился. Он смотрел с высоты внешней стены на зеленеющие, чуть затуманенные дымкой низины и снова улыбался легонько.

- Сдувайте пылинки с неё - вот лучший совет, что я могу вам дать. Совет, заметьте - а не приказ.

Новый граф не счёл возможным в присутствии гостя скрывать своё недоумение.

- Отчего так, отец?

Не сразу ответил сэр Вильям, ещё недавно бывший графом Эверардом. Покивал головой своим думам, и маркиз поймал себя на мысли, что дорого дал бы за то, чтобы узнать, в каких далях сейчас странствуют помыслы старого вельможи.

- Маркиз, отчего у вас родовой знак - готовая к атаке змея? А у нас дракончик?

- Так от роду повелось... - начал было отвечать тот, прежде чем сообразил, что уж кто-кто, а граф подобных вопросов просто так задавать не станет.

Тот повернулся, задумчиво погладил камень кладки, на котором виднелись царапины после штурмов прошлых лет.

- Самый-самый первый из рода - его звали Эверард - за свою жизнь кем только не успел побывать. Разбойник и альфонс, кстати - ещё не самые худшие из его занятий. Но потом, господа, он стал солдатом. Хорошим солдатом, а потом даже десятником.

Глаза его смеялись, видя изумлённое нетерпение обоих куда более молодых мужчин.

- Но одна лишь тонкость, господа - он был десятником в войске Хранителя.

Если бы с ясного неба сейчас прогремел гром и разнёс в щебень башню, возле надёжного бока которой обретались трое дворян, то двое из них точно не заметили бы того.

- Да-да, в войске Хранителя. И в последней битве с демонами, о которой в наше время не слыхали разве только младенцы, когда решалось, кому будет принадлежать этот мир и наша армия штурмовала Тёмную Твердыню, десятник Эверард заменил раненого сотника и храбро повёл отряд на приступ. И в конце концов, с горсткой уцелевших храбрецов сумел захватить привратную башню.