Так что неискушенному человеку здесь было на что посмотреть и чему поудивляться.

Отвалы промывались неоднократно, и, по всей видимости, не одним поколением хитников. Но всякий раз, после каждого проливного дождя из породы, как грибы, выступали изумруды, и оставалось только удивляться, каким же это образом земля продолжает рожать зеленые камешки.

В этот раз берег карьера был пустынен. Если, конечно, не считать двух милицейских машин с мигалками, четырех оперативников, стоящих на краю карьера, и водолаза, неторопливо, со знанием дела облачавшегося в водонепроницаемый костюм.

Неделю назад на лагерь хитников совершил набег отряд ОМОНа. Собственно, в этом не было ничего удивительного, милиция и раньше предпринимала подобные рейды. А некоторых, кому особенно не повезет, препровождала в районное отделение милиции, где вместе с разъяснительными беседами могла надавать и зуботычин. Но в этот раз все оказалось значительно серьезнее. Пальнув из автоматов поверх голов, менты велели всем построиться в ряд, а когда хитники выстроились в разношерстную длинную колонну, приказали лечь на землю с заложенными на затылке руками, пинками поторапливая несогласных. Помнится, Никита хотел было приподнять голову, чтобы посмотреть, что же делается в палаточном городке, как тотчас почувствовал на своем затылке тяжесть армейского ботинка, безжалостно вжавшего его лицо в землю.

Часа два хитники безропотно пролежали на земле, руки у всех были заложены на затылке, и все это время омоновцы энергично обшаривали каждую палатку. А когда они, наконец, разъехались, наподдав под зад особенно разговорчивым, то выяснилось, что пропали наиболее ценные камни.

Больше всех пострадал Бармалей, он же Константин Калганов, огромный детина двухметрового роста с длинной взлохмаченной бородой, у которого увели огранку почти на сто тысяч долларов. Причем держал он ограненные изумруды не где-нибудь на видном месте, а для отвода глаз в замызганной протертой рукавице. Следовательно, приезд милиции был не случаен, а тщательнейшим образом спланирован. Напрашивалась простенькая догадка – на Бармалея навел кто-то из своих. Но попробуй разберись в этой толпе, кто же все-таки стуканул. Подобные вещи без «интереса» не происходят, следовательно, «крыса» получила от набега какой-то свой процент, заранее обговоренный.

Собственно, произошедшее следовало воспринимать как предупреждение судьбы, как некий знак свыше. Нужно было просто сворачивать свои пожитки и как можно дальше уезжать от опасного места. Большинство так и поступило. Но какой-то несговорчивый чертенок продолжал удерживать здесь Никиту. Вдвоем с Антоном они просто перебрались на триста метров в глубину леса, где и обнаружили гнейсовый валун.

– Подойдите сюда, – подозвал Зиновьева сухощавый оперативник лет сорока, который представился майором Журавлевым. И когда Никита подошел к кромке карьера, спросил: – Значит, вы говорите, что машина проехала именно здесь?

Вопрос был формальный, как много из того, что здесь происходило. Но, наверное, так полагалось. На кромке карьера были видны следы протекторов, которые срывались вниз. Причем не наблюдалось даже попытки приостановить машину. А на такое способен разве что самоубийца.

– Здесь, – показал Зиновьев на сбитые камни на краю карьера. Оперативник понимающе кивнул. – Потом машина стала погружаться, это было метрах в пяти от берега. Вон тот уступчик посмотрите, – показал он на нижнюю ступень карьера, которая также находилась под водой. Ее края были сбиты. Очевидно, машина упала на краешек и, балансируя, провалилась на глубину. – Видите, даже муть со дна еще не осела.

– Да, вижу, – согласился майор.

В прежние годы на этом карьере велась добыча тантала и вольфрамита. Карьер был глубокий, не менее пятидесяти метров. Работы на нем прекратились каких-то лет тридцать назад, а потому каждый камень еще помнил прикосновение ковша. Не сложно было представить, как по длинному серпантину, будто бы из земного чрева, поднимались груженые породой грузовики. А на противоположной стороне к карьеру шла широкая дорога, выложенная щебнем и стиснутая с обеих сторон высокими крутыми обрывами, дорога плавно спускалась к зеленоватой водной поверхности.

– А что это у вас на шее за царапина такая?

– Это я зацепился за сук, когда бежал по лесу.

– Да, конечно... А где находился «уазик»? – все тем же казенным голосом поинтересовался опер.

– Метрах в пятнадцати. Вот как раз рядом с вашей машиной. Там должны остаться следы.

Опрашивали его уже второй раз. И Зиновьев всерьез подозревал, что далеко не в последний. Создавалось впечатление, что оперативники желали подловить его на какой-то махонькой лжи, да вот все никак не получалось. Ведь вместе с первой группой оперов приезжали эксперт с криминалистом, которые не только осмотрели каждый сантиметр почвы, но и засняли следы протекторов, а брошенные окурки упаковали в пластиковые пакеты.

– Вы случайно не заметили номер машины?

Зиновьев неопределенно пожал плечами.

– Было очень далеко, а потом все-таки ночь... Нет, ничего не разглядел.

Водолаз уже одел водонепроницаемый костюм и с некоторым ожиданием посмотрел на оперуполномоченного.

– Может, вы расслышали, о чем они говорили? – спросил майор. – Знаете, как это бывает, достаточно услышать одно ключевое слово, чтобы был понятен смысл всего остального.

Никита отрицательно покачал головой.

– Ничего такого... Посмотрите сколько метров до тех кустов! Разве можно что-то услышать?!

– Да, далековато, – как-то уж очень неохотно согласился оперуполномоченный, пригладив ладонью русую макушку. – Знаете, я тут наводил справки, получается, что в этот день на карьере не появлялся ни один милицейский наряд.

Губы Зиновьева невольно дрогнули.

– Но ведь не выдумал же я эту история, так ведь?

– Конечно же, не выдумали, – задумчиво согласился оперуполномоченный. Макушка явно не давала ему покоя. Ладонь вновь пригладила поднявшийся хохолок. – Кстати, а что вы делали в минералогическом заповеднике?

Вновь был задан вопрос, на который майор Журавлев заранее знал ответ. Глупо было бы говорить о том, что в минералогическом заповеднике он появился только из-за страсти к природе. В этом районе не бывает случайных людей, каждый, кто сюда заявляется, хочет отыскать драгоценные камушки.

Следовало отвечать, но Никита никак не мог подобрать подходящие слова.

– Дело в том, что я... коллекционер.

Оперативник понимающе кивнул, даже улыбка на губах мелькнула.

– А вы знаете о том, что любой камушек в минералогическом музее-заповеднике находится под охраной?

– Знаю.

– И знаете о том, что за сбор камней первой группы предусмотрена серьезная статья?

– Наслышан, – сквозь зубы процедил Зиновьев.

– Вот видите, – как-то задумчиво протянул русоволосый опер. – Недра страны и все, что в них находится, принадлежит исключительно государству. Драгоценные камни запрещено раскапывать, продавать, перевозить и хранить. Их нельзя хранить даже в том случае, если это предмет минералогической коллекции, как в вашем случае. За это дают от пяти до десяти лет с конфискацией имущества.

– Я не знал, что...

– А незнание законов, как известно, не освобождает от ответственности.

Чувствовалось, что опер был хваткий и много повидавший. Никите очень не хотелось бы оказаться в качестве его клиента. Повернувшись к водолазу, майор кивнул:

– Пошарь там, посмотри все как следует.

– Понял, Виталик.

– В «Ниве» должен быть труп.

Водолаз молча кивнул и, надев маску, пошлепал к берегу.

Журавлев и Никита со скрытым интересом наблюдали за тем, как аквалангист шел вперед спиной к воде, выискивая наиболее пологое место. Секунду постояв на краю, он оттолкнулся от кромки и упал в воду, обдав брызгами стоявших неподалеку оперативников.

Повернувшись к Зиновьеву, оперативник спросил:

– Не могли же они просто так на вас напасть? Должна быть какая-то причина, чтобы пойти на такой откровенный риск. Наверняка знали, из-за чего рискуют. Признавайтесь, они забрали у вас камни?