– Виолетта Николаевна, – пропела Милочка, дернув на себя ручку двери. – Мое молоко, наверное, уже…

Слова завязли у нее на губах, едва она переступила порог кухни. То, что предстало перед ее взором, заставило ее сердце подпрыгнуть и бешено колотиться. Холодок ужаса тонкой струйкой обдал позвоночник, и Милочка завизжала.

Остановившиеся глаза Виолетты Николаевны смотрели прямо на нее. Немой крик искорежил ее красивый рот до неузнаваемости. Судорожно сжатые пальцы скомкали скатерть на столе, опрокинув стакан с молоком, которое натекло маленькой лужицей на пол.

Не теряя ни секунды, Милочка рванула что есть сил наверх, побросала в сумку вещи, схватила ключи с прикроватного столика и, как была в халате, выбежала на улицу.

Прохлада сентябрьской ночи немного привела ее в чувство.

– Так, так, – забормотала она, быстро сокращая расстояние между крыльцом и машиной, которую она оставила в глубине огромного сада. – Сейчас я сяду в машину и забуду, забуду эту Виолетту Николаевну…

Эти же слова она твердила, уже усевшись за руль и выезжая через задние ворота, которые почему-то не были закрыты к этому часу.

– Забуду, забуду, – стуча зубами, повторяла Милочка, забыв об осторожности и врезаясь в глубокие осенние лужи на грунтовой дороге. – Кто же она такая, эта Виолетта Николаевна?

– К настоящему моменту она покойница! – раздалось у нее над самым ухом.

Эти слова, сказанные почти шепотом, обрушились на нее подобно кузнечному молоту. Инстинктивно нажав на педаль тормоза, она резко развернулась назад и едва не лишилась рассудка. На заднем сиденье сидел мужчина. Она дернула рукой, пытаясь зажечь свет в салоне, но ее остановил все тот же тихий голос:

– Не нужно… Будь умницей…

– Ага, – тряхнула Милочка головой, да так, что шейные позвонки еле удержались на месте. – А-а-а к-кто вы?!

– Друг, – последовал более чем лаконичный ответ. – Поехали…

– Куда ехать то? – пискнула Милочка, вновь заводя машину.

– Я скажу…

Все время пути заняло часа два. Долго петляя по проселочным дорогам, Милочка, строго следуя указаниям сидящего сзади, заехала в лес и остановилась на небольшой полянке.

– Здесь? – отстучала она зубами четкую дробь.

– Можно и здесь. – Задняя дверца машины открылась, впуская прохладу осенней ночи, и ее спутник скомандовал: – Выходи.

Открыв непослушными пальцами дверцу, Милочка вывалилась из машины и, прислонившись к переднему крылу, огляделась.

Вопреки трагизму ситуации обстановка вокруг не была зловещей. Наоборот… Легкий шорох осенних листьев, освещаемых круглой луной и россыпью звезд, навевал подобие романтического настроения.

Видимо, это и сыграло на чувствах ее похитителя, потому как он шагнул к Милочке и чуть хриплым голосом спросил:

– Замерзла?

– А что? Есть желание согреть? – Против воли вопрос ее прозвучал язвительно.

Сообразив, что подобный тон в данной ситуации вряд ли уместен, она прикусила язычок, но было поздно. Незнакомец подошел вплотную к Милочке и, протянув вперед правую руку, с силой привлек к себе.

– Простите меня! Я пошутила! – стала лепетать Милочка, чувствуя, как смелеют с каждой минутой руки мужчины. – Отпустите меня, пожалуйста!..

Но ее протест потонул в прикосновении властного рта.

Дальнейшее было похоже на сон. Чувствуя, что тонет в этом сне, поражающем бесстыдством ощущений и неожиданностью наслаждения, Милочка уговаривала себя очнуться, но руки, против воли, обхватывали крепкие плечи, а губы… Губы скользили по влажной от пота коже мужчины и выкрикивали безумные слова восторга.

«Что я наделала?! – пойманной птицей билось в мозгу, когда она поправляла одежду. – Он убийца! Он убил Валерия! На его счету смерть Виолетты…»

– Не надо меня строго судить, – молвил незнакомец, словно угадав ее мысли. – Ты оказалась маленькой пешкой в большой игре, которую ведут очень крутые дяди…

Закусив губку, чтобы не разреветься от досады на самое себя и страха, который вновь начал накатывать на нее волнами, Милочка отвернулась и спрятала лицо в воротник халата.

– Эй, детка! – Сильные руки обхватили ее за плечи и развернули к себе. – Я хочу помочь тебе.

– Чем? – Милочка подняла голову и попыталась в темноте поймать выражение лица незнакомца. – Помочь умереть тихо и безболезненно. Тогда нужно было делать это минут пять назад, когда…

Мужчина усмехнулся и, не дав ей договорить, вновь поцеловал долго и волнующе. Чувствуя, как вновь слабеют ее колени, она попыталась взять себя в руки, уговаривая быть благоразумной. Но память, саркастически насмехаясь, подсовывала ей воспоминания о ее мужчинах. Один из которых, погибший два года назад в результате своих же махинаций, не мог поцеловать ее, чтобы не порассуждать о бесполезности сего занятия, а другой сопровождал все это такими эпитетами, что ее в последнее время с души воротило при одной мысли о них…

«Уж если мне суждено умереть в ближайшем будущем, – выудила Милочка для себя оправдание из глубин души, – так пусть последний вздох, который я испущу, будет вздохом удовольствия…»

Уложив ее на капот машины, незнакомец без устали ласкал ее напрягшееся от предвкушения тело, заставляя Милочку забывать обо всей суетности и всех страхах мира. Лишь один раз в ее жизни было нечто подобное, но все закончилось, так и не успев начаться…

Двухнедельный отпуск, который Иннокентий решил провести с Милочкой на море, подходил к концу. Не особо побаловав погодой и событиями, Милочке он не очень то и понравился. Более того – она откровенно скучала и даже не пыталась этого скрыть.

Иннокентий Игоревич с утра до ночи пропадал в бильярдной, где неожиданно завел знакомство с одним из предпринимателей из Бельгии. После завтрака, чмокнув возлюбленную в розовую щечку, исчезал, напевая, из номера, и до вечера Милочка его не видела.

Она усаживалась в шезлонг на огромной лоджии и, подставив лицо скупым лучам солнца, которые еле-еле пробивались сквозь плотную массу облаков, предавалась мечтаниям. Часам к двум ей это обычно начинало надоедать. Брюзжа себе под нос всяческие ругательства в адрес необязательного любовника, который завез ее сюда и предоставил самой себе, она надевала шорты, футболку, надвигала на самый нос широкополую шляпу, дополняла ансамбль легкими танталетками и плетеной сумочкой, которую набивала виноградными гроздьями на местном рынке.

Полностью экипировавшись, Милочка шла бродить по городку, достопримечательности которого она осмотрела еще в первые три дня своего пребывания здесь.

Городок был небольшим, удивительно спокойным и чистым. После обеда тихие улочки его словно вымирали. Как объяснил ей один из официантов в маленьком баре на окраине, это была небольшая дань старинным традициям – что-то вроде послеобеденной сиесты. На что она, к слову сказать, нисколько не сетовала и выбирала для прогулок именно это время.

Вдоволь набродившись по опустевшим улочкам, Милочка выходила на дорогу, которая выводила ее из города к полуразвалившейся часовенке на небольшом взгорке. Забравшись на самый верх, она усаживалась на один из камней, которых здесь было великое множество, и смотрела вдаль.

Вид, открывающийся с этой высоты, был поистине великолепен. Белоснежные красавицы-яхты скользили по водной глади моря. Линию горизонта окаймляли горы, снежные шапки которых были сокрыты сегодня плотной грядой облаков.

– Будет шторм, – повторила Милочка чьи-то слова, подхваченные на рынке.

– Вряд ли, – тихо произнес кто-то за ее спиной.

От неожиданности она едва не поперхнулась виноградиной, за мгновение до этого положенной в рот. Резко обернувшись, она уставилась на мужчину, стоявшего чуть позади нее и так же, как она, внимательно разглядывающего пейзаж.

– Местные говорят, что будет, – упрямо повторила Милочка.

Она выплюнула злополучную виноградину и достала пачку сигарет. Вообще-то она никогда прежде здесь не курила, считая это чем-то вроде святотатства, но этот посторонний человек своим неожиданным вторжением разрушил романтический ореол, которым было овеяно для нее это место.