Она только потом сообразила, что ляпнула. Ни разу ведь с самого понедельника не подумала о Геннадии как о возможном претенденте на собственную руку и сердце, а тут возьми и скажи такое! Видимо, желание позлить Ветрову оказалось сильнее голоса разума, вот и брякнула невесть что.

Ольга отпрянула от нее, мертвецки побледнев. Потом резко отвернулась и какое-то время наблюдала за тем, как бурным потоком сбегает вода в сток раковины.

– Жених, значит… – обронила она потом глухо. – Ну, что ж… Прими мои поздравления…

– Спасибо, – Соня неизвестно от чего повеселела и даже пожалела бедную Ольгу, гнев которой ей был абсолютно непонятен.

Она вышла из туалета, нарочито медленно закрывая дверь. Все ждала, что Ольга еще что-нибудь добавит, как это она любила – в спину. Но Ольга промолчала. И не догнала Соню. Зато под самый конец рабочего дня, когда Соня мыслями уже перенеслась в свой самый любимый день – первое ноября, Ольга ей позвонила по внутреннему телефону.

– Слушаешь меня, Сонечка? – ласково поинтересовалась она.

– Слушаю, – Перова нетерпеливо бросила взгляд на часы: пошел уже седьмой час, и ей давно было пора сворачиваться и топать домой.

– Так вот слушай меня и запоминай… – последовала трагическая пауза, нарушаемая треском несовершенной связи. – Как бы тебе ни хотелось, дорогая, заполучить его, у тебя ничего не выйдет. Он всегда будет принадлежать…

– Вам? – перебила ее Соня, устав и от Ольги, и от ее назойливой предупредительности.

– Нет, дорогая, он всегда будет принадлежать только себе и своему прошлому. И тебе его никогда не заполучить…

И все. И бросила трубку. И разозлила Соню, расстроила. С чего бы, спрашивается, Соне было так расстраиваться, если Гена до последнего момента ее вовсе не интересовал? А теперь?..

А теперь она затруднилась бы ответить на этот вопрос однозначно. Выходило так, что все выпады и нервозность Ветровой возымели прямо противоположный эффект.

Соня им заинтересовалась. Заинтересовалась настолько, что, когда этим же вечером они выходили из офиса, она принялась отыскивать в толпе служащих его высокую фигуру. А не найдя, огорчилась. С чего бы это? Кто знает…

– Сонечка, детка, – певуче позвала мама из коридора и поскреблась в дверь аккуратно наманикюренным ноготком. – Ты проснулась?

– Да, мама, уже встаю.

Соня выбралась из постели, натянула поверх пижамы домашний халат тончайшего шелка, привезенный папой из очередной командировки, и пошла к родителям.

Они уже расселись за обеденным столом на своих обычных местах и пристально смотрели на дочь, которая спросонья казалась им еще более прекрасной, чем обычно. Смотрели они на нее почему-то настороженно. Это ее озадачило. Не хватало ей еще того, чтобы и ее старики начали что-нибудь менять в ее стабильном и счастливом мирке.

– Привет, – весело поздоровалась Соня, старательно делая вид, что не замечает их озабоченности.

– Доброе утро, дорогая, – поочередно ответили ей родители. Отец перегнулся через стол и чмокнул дочь в упругую свежую щеку. – Как спалось?

– Прекрасно, – Соня взяла в руки стакан с соком. – Все в порядке, как всегда… А что?

Они быстро переглянулись. Мама тут же спрятала глаза и принялась накладывать в папину тарелку омлет с общего блюда. Отец повел себя более решительно и после непродолжительной паузы ошарашил дочь известием.

– Как это?!

– А вот так, – отец ласкающим взглядом обежал фигуру дочери. – Ты у нас девочка завидная, любому приличному человеку составишь выгодную партию…

И он начал долго и пространно ей объяснять причину своей озабоченности и всего остального, что этому предшествовало.

– И вы сочли, что эту выгодную партию мне составит этот очкарик?! – От возмущения родительским вероломством у нее мгновенно пропал аппетит. – Как вы могли?! Это же не Средневековье, в конце концов! Они решили, видите ли! Они имели беседу с его родителями! А со мной?! А со мной кто имел беседу?!

– Соня! – Отец повышал на нее голос раза три за ее жизнь, это был четвертый, и она сразу сникла. – Не смей так разговаривать с родителями. Тебе давно пора выходить замуж. Скоро тебе стукнет четверть века, для девушки это непозволительный возраст! Молодость и красота – зыбкая субстанция, которая минует, не успеешь глазом моргнуть! Скольким претендентам ты ответила отказом, скажи?

Ей было стыдно признаваться, что ни скольким. Что никто и никогда не делал ей предложения выйти замуж. Родители могли строить догадки и предположения, но ей до сего времени такого вопроса ни разу не задали. Теперь же они ее об этом спросили, и Соня не знала, что отвечать.

– Вот! Ты всем давала от ворот поворот, – расценила мама ее молчание по-своему. – И сколько это может продолжаться? Ты всем отказываешь, а годы идут. А Игорек – очень выгодная партия.

– Очень! – фыркнула Соня, припоминая прыщавую, вечно лоснящуюся физиономию сына их друзей. – Такая выгодная, что можно утопиться!

– Как ты смеешь так разговаривать с нами? Мы никогда не лезли в твою личную жизнь, полагая, что ты взрослая серьезная девушка и сама разберешься, что к чему. Но выходит, что мы ошиблись, – отец уже в пятый раз за ее жизнь повысил на нее голос. – И решать теперь будем мы, а не ты!

– Ну почему? – возмутилась со слезами в голосе Соня, зная, как трогают родителей ее слезы.

– Потому что пришла пора, дорогая, – не принял ее «подачи» отец. – И медлить дальше нельзя. А Игорек…

– Нет! – Соня вскочила из-за стола, толкнув его и расплескав сок из стаканов, что было непозволительной грубостью с ее стороны. – Кто угодно, но только не он! Я не могу его видеть! Я не хочу его видеть! И я вообще не хочу его как мужчину, вот!

Она выбежала из кухни, услышав, как возмущенно охнула при последних ее словах мама, закрылась в своей комнате и, не выдержав накала страстей, расплакалась теперь уже по-настоящему.

Что происходит?! Что вдруг случилось с ее прекрасной и удобной жизнью? Почему все начало рушиться так сразу и вдруг? Она же никому не желала зла и ничего не хотела менять в своей жизни, что же всем от нее вдруг понадобилось?..

Игорек! Да она под страхом смертной казни не пойдет с ним к венцу. Ее передергивало от одного его рукопожатия – оно было влажным и вялым, словно в руку ей вложили дохлую рыбину. Где уж тут думать о совместном счастье, если одно его присутствие рядом с ней сводит ее с ума!

Нет! И еще раз нет! Кто угодно, только не он.

А тогда кто?

Ее родители затеяли с ней этот разговор не из простой блажи, она это знала. Отец был сильно озабочен тем, что они с мамой на сей раз уедут вместе, причем надолго. Забрать с собой дочь пока не представляется возможным. Оставить одну они ее тоже не могут. Посему пришла пора выдать дочь замуж, чтобы жила она без них под защитой и опекой верного супруга. Игорек, по их понятиям, подходил на эту роль как никто другой. Но по ее понятиям так не выходило. А посему…

– А посему, дорогая! – строго молвил ее отец спустя пару часов после ее истерики. – У тебя ровно месяц на то, чтобы представить нам твоего избранника! Еще месяц на то, чтобы оформить ваши отношения. А там… А там мы с мамой уедем.

– Но папа!.. – попыталась возразить ему Соня дрожащим от возмущения и обиды голосом.

Никогда прежде с ней так не разговаривали. Никогда не требовали принимать никаких решений, все решая за нее. Ей было так удобно, и она никогда не роптала. Родители знали, в какой институт ей идти учиться. В какую фирму идти работать. Они бы и замуж согласны выдать ее без ее участия, если бы это было возможным.

А Соня вдруг возьми и взбунтуйся…

Выходные прошли в напряженной, натянутой обстановке. Не было любимых всеми вылазок за город. Семейный воскресный обед прошел в полном молчании. Приготовления к Сониному дню рождению скомкали до самого скромного предела. Объяснения были все теми же. Если дочь не хочет выходить замуж за Игоря, значит, не следует звать его семью в гости. Если не звать их, значит, и других тоже. А значит, и торжеств по этому поводу не будет. Все предельно скромно, по-домашнему.