– Ага, – легкомысленно признался он. – Я ужасно рад… – Она накинулась на него и принялась шутливо тузить его кулаками. Девушка осторожничала, но кулаки у нее были очень жесткие и уверенные, и пару раз они пришлись по чувствительным местам. Молодой человек покорно опрокинулся на диван и весело забарахтался. На болезненные пинки он не обращал внимания. – Дорогая, ты оставишь нашего малыша без отца… Пощади!

– Никакой пощады вероломцам!

– Ох!.. Я тебя тоже очень люблю. Только не перетрудись, вышибая из меня дух… Ох!.. Тяжелый труд вреден женщинам в интересном положении.

– Засранец, – Эмита последний раз ткнула его кулаком и повалилась рядом. Вздохнула. – Ладно. Теперь тебе намного проще будет получить гражданство.

– В смысле?

– Ты будешь отцом центритского гражданина. Притом несовершеннолетнего. Тебе непременно дадут статус мигранта хотя бы затем, чтоб ты платил алименты.

Ринальдо фыркнул и отправился заканчивать расчеты. Ведь чтоб кормить ребенка, нужны деньги, а их необходимо заработать. Например, продав патент.

Теперь Эмита ничего не делала и частенько валялась на крыше террасы, хотя жених всякий раз выговаривал ей, мол, что это за занятие для беременной женщины? Она лишь отшучивалась, или вовсе игнорировала его замечания. Конечно, молодая женщина понимала, что теперь следовало бы воздерживаться от серьезных нагрузок, и потому тренировалась лишь раз в день, и то слегка, но не видела, чем лазанье по крышам может быть опасно. Искренне не видела.

Как большинство ширококостных, крепко сбитых и гармонично развитых здоровых женщин, она не испытывала особых неудобств от беременности – ее не тошнило и не мутило, не кружилась голова, она чувствовала себя, может быть, лишь чуть хуже, неувереннее и слабее, чем обычно. Поэтому, пока не начал хоть немножко расти живот, ощущала себя совершенно как всегда.

Первое, что спросил ее отец, как только узнал о положении дочери:

– Кто будет?

– Врачи говорят – мальчик.

– Ишь ты!

– Представляешь! Рино мне клялся-божился, что не может быть детей, а тут… мальчик.

– Шустрый какой пацан. Завелся вопреки всем ожиданиям. Ну, точно, нас так просто не возьмешь. И молотком нас не убьешь.

– Это Мортимеров молотком не убьешь.

– А мы, Арманы – Мортимеры в квадрате. Недаром мои бабка и дед – из одного клана. Вот что бывает, когда взрывные родственники заводят отпрыска… Попомни мои слова, у тебя получится отличный шустрый мальчуган. И нечего нос дуть. Наработаешься еще. Да ты и раньше себе приключения найдешь, без всякого войска спасения.

– Как же…

– Именно так. Ну-ну, хватит. Придумали, как назвать?

– Рино говорит, мальчика назовем Дэвидом. Он говорил, у него на родине – это очень далеко отсюда, чуть ли не в другой Вселенной, короче, у черта на рогах – был такой чародей, Дэвид Ка. Очень любил разные фокусы демонстрировать. Например, из запертого сейфа выбирался.

– Подумаешь. Простейшая микротелепортация. Или магическое микроиндуцирование.

– Это еще что за зверь? Впрочем, неважно. Тут сложнее. Рино говорит, у них там не было магии.

– Да? Вообще? Тогда как же этот Дэвид Ка из сейфа выбирался? Фокусы, наверное. Ладно. Дэвид, так Дэвид. Хорошее имя.

Эмита вспомнила этот разговор и заулыбалась. По совету отца она все-таки наведалась в детский магазин, осмотрела коляски, кроватки, всякую мелочевку, и даже выбрала там что-то для будущего малыша. Потом постепенно втянулась в круг соответствующих мыслей и образов. И вдруг – захотела ребенка. Она восприняла это удивительное чувство сперва с недоумением, а потом с радостью. Тем более, Ринальдо с постоянным опасением поглядывал на невесту, словно ожидал, что она в любой момент может пожелать избавиться от плода. Надо же было его успокоить, объяснить: подобные идеи ей, конечно, и в голову не приходят. Теперь она переносила свое положение терпеливо и даже с интересом – а что будет дальше?

– Теперь, когда ты ждешь от Рино ребенка, не стоит торопиться с этими бумажками, – сказал Мэлокайн, когда дочь все-таки принесла ему вымученное женихом заявление. – Я знал, где и кого надо подмазать, чтоб подобное прошение было удовлетворено, но только при прежних Блюстителях.

– Можно сообразить по аналогии.

– Не-а. Не решусь подмазывать Драконов Ночи. Бог их знает, как они на это отреагируют. А более младшие чины просто не решатся. Новая метла, недавно – по меркам бессмертных – начала мести, еще пока лютует. А когда ты родишь, не будет ничего проще, как предъявить суду младенца, нуждающегося в содержании. Тут заявление Рино на гражданство будет как нельзя кстати. На него посмотрят благосклонно.

– Надеюсь, надеюсь, – Эмита задумчиво посмотрела на отца. Она собиралась расспросить его о детях, но тут сообразила, что с любым вопросом на эту тему лучше обращаться к мачехе. Кого из отпрысков Мэлокайна ни возьми – Майден, Дэннат, Амаранта – все росли в отсутствие папаши. Да и она сама… Почти…

– Ты о чем-то хочешь спросить? – проницательно предположил он.

– Да не то чтобы… Пожалуй, да. Мне кажется, у тебя настроение… не ахти. Что-то случилось. Да?

– Нет. Нет-нет. Ничего не случилось. Я не в тревоге, а, пожалуй, в растерянности. В недоумении.

– Что такое?

– Видишь ли… Я привык быть ликвидатором. Я уже больше семидесяти лет ликвидатор. И, конечно, все ощущения знаю назубок – и когда чувствую рядом вырожденца, и когда надо отправляться искать «клиентов», и когда опасность подстерегает за углом. Если я долго бездельничаю, меня рано или поздно начинает тянуть в дорогу, на поиск. Ну, ты знаешь, я тебе рассказывал.

– Рассказывал.

– А сейчас – ничего. Пусто. Такое впечатление, что во Вселенной вообще не осталось вырожденцев, и мне некуда идти. Некого искать. Но я же знаю, что это не так. И еще какое-то смутное, странное ощущение. Наводит на мысли… Неприятные… – он посмотрел на нее.

Она смотрела на него.

Между ними возникло что-то. Натянулось, как струна, спутало обоих, облекло сознание, чувства и мысли. На миг у обоих не оказалось никаких мыслей, и они ощутили с ужасом и восторгом, насколько они оба похожи друг на друга. Они не просто были отцом и дочерью, любящими друг друга со всей искренностью. Эмита каким-то непостижимым образом повторила в себе своего родителя, и не только внешне или по характеру – по душевной организации. И теперь они оказались вдруг близки настолько, насколько близки могут быть разве что близнецы. Или счастливые супруги после многих лет брака.

Они тонули во взгляде и душе другого. На какой-то миг сознания их объединились в одно. Эмита увидела, какая глубочайшая любовь к жене живет в ее отце, и дала себе клятву больше не ревновать к мачехе – пусть отец будет с ней счастлив так, как ему хочется. А Мэлокайн прозрел всю тоску своей дочери: тоску по любви и признанию, тоску по душевной близости с человеком, который бы увидел за ее жесткой внешностью нежное сердце, такое ранимое и слабое.

Они оказались связаны столь тесно, что никаких слов было не нужно. Не до слов и не до объяснений.

– Теперь ты… – проговорил Мэлокайн, чувствуя себя не в силах предотвратить то, что должно сейчас произойти, и закашлялся. У него округлились глаза, но не от удивления – от душащего ужаса.

– Продолжай, – мягко попросила молодая женщина, складывая руки на округлившемся животе. – Продолжай.

– Я… не могу.

– Ты должен.

– Я не могу.

– Продолжай, – это прозвучало уже намного жестче.

– Как же… я смогу? Взвалить на тебя такое бремя? На тебя?

– А разве ты можешь этого не сделать?

– Я…

– Все уже решено. Все уже свершилось. Говори.

– Теперь ты… ликвидатор. – Он помолчал. Прокашлялся. – Но это невозможно.

– Невозможно, но есть.

– Так нельзя.

Они смотрели друг на друга. Они понимали все без слов.

Теперь Мэлокайн и сам чувствовал, как его оставила угнетавшая его тяжесть, к которой он уже почти привык, а теперь ощущал странную легкость, от которой кружилась голова. От наполнившей его легкости немного мутило, и никуда уже больше не тянуло, ничто не требовало его себе без остатка. Мэл привык постоянно быть готовым нестись неизвестно куда, и там, убивая, делиться с вырожденцем кусочком собственной души. Но сейчас ничего подобного от него больше не требовалось. Он был свободен.