– Ой, что за бред? Ничего подобного! – Упрямо воскликнула я, пытаясь защитить себя от частично правильных выводов, касательно моих побуждений в провоцировании скандала.
– Я, просто, высказала свое мнение, раз уж оно стало интересным! Папуля, что здесь такого? Ну, может, и пошалила чуть-чуть, когда это стало преступлением в твоих глазах? Кстати, ты не прав, насчет того, что себе подобных мы не любим! Наоборот, именно из чувства женской солидарности я и посоветовала Марине Ашотовне выкинуть отсюда Лизку и забрать вожжи власти в свои руки! Уж, если она где-то и перегнула палку, то это только на пользу, может Карен и вспомнит, насколько его положение шаткое, а то, возомнил себя царем….
– Алля, прекращай создавать мне трудности на работе! Что за ребячество? – Довольно раздраженно, оборвал отец.
– Ты взрослая девочка, значит должна понимать, где заканчивается уместность и начинается наглость! Я уже сказал тебе, что это не наше дело, хватит спорить со мной! Я очень тебя прошу, не лезь в это во все, хорошо? – Более мягким тоном закончил он фразу, улыбаясь и заполняя своим эфирным обаянием все пространство вокруг.
– Ну, пап! – Попыталась я из детского упрямства возразить ему.
– Аллегра, все, хватит, тема закрыта! – Произнес отец, пристально смотря мне в глаза.
– Пойми, мне очень сложно тебя отстаивать, так ты еще, вдобавок. масло в огонь подливаешь зачем-то?! Я прошу, не лезь! Договорились?
Пожав плечами, я, смирившимся голосом, произнесла:
– Ну, ладно! Обещаю, буду «шугаться» и бегать от всего семейства Аратунянов, раз ты так хочешь.
Я решила сдаться без сопротивления, тем более, жар этой темы начал понемногу во мне угасать.
– Лучше поразведаю, как на любовном фронте дела обстоят у моего родителя. – Подумала я, смотря как остатки раздражения смываются с его лица обычной равнодушно эгоистичной мимикой.
– Кстати, давно он мне ничего не рассказывал про себя! Походу, новая пассия у него появилась, да, и на маме стал сильней отрываться, явно, тут что-то не так!
– Папуля, ты мне лучше поведай, как поживает твой цветник? – Заговорила более шутливым тоном, тем самым, показывая, что тема семейства Арутунянов меня больше не интересна.
– Давно ничего не слышала про твоих «Галатей»? Уверенна, ты, явно, кого-то, как всегда, отмалчиваешься от моего едкого внимания! Ну, давай, дядя Дима, колись, кто скрывается за твоим покровом тайны?
Плечи отца, к которым я прижималась, почему-то резко напряглись. Судя по реакции, моя шутка оказалась неудачной или что-то другое его беспокоило, но тревога явственно ощущалась в коллаборации его тела и настроения.
– Ты чего такой напряженный? Папа, может, ты еще за что-то хочешь свою девочку поругать? – Продолжила свой шутливый допрос, пытаясь расслабить отца.
– Аля, сядь, вообще-то, есть один разговор.
Голос моего родителя был слегка раздраженным, но спокойным, по эмоциям, гуляющим вокруг уголков рта, нельзя было понять, что именно его беспокоит. Спокойствие, словно плоская маска, скрывала толстым слоем то, что он так усиленно и напряженно готовился мне сказать. Впрочем, прочитать по лицу, что, на самом деле, думает мой отец, никогда до конца почему-то не получалось у меня. Сколько себя помню, я постоянно блукала, словно слепая девочка, в темном лесу своего обожания и любви к нему, пытаясь протоптать хоть какие-то тропинки понимания его истинных желаний и устремлений. Мне часто, казалось, вот именно в этот раз пути к таинствам его сердца обязательно откроются, но почему-то эти ветвистые дорожки постоянно ускользали от меня, словно юркие ужи. Наверное, поэтому ощущение, что я гостья, а не жилец в сердце моего отца, меня никогда не отпускало.
– Папуль, что случилось? С пациентами проблемы или операция неудачная? Из-за чего ты так насупился? Такое ощущение, что ты мне готовишь скинуть бомбу на голову! – В шутливом тоне закидала отца вопросами, пытаясь, как обычно, найти эту злополучную тропинку понимания, всматриваясь в его глаза и пытливо выискивая ответы, но они, как обычно, соскальзывали солнечными зайчиками по моим вариациям истины вещей.
– Нет.
Я недоуменно продолжала смотреть на него, отчаянно раздражаясь от этого тягостного молчания.
– Тут, явно, что-то серьезное, раз он так долго думает, прежде чем сказать! – Подумала я, решив выбрать более интенсивный тон разговора.
– Слушай, ну, хватит так нагнетать, мне уже страшно! Пап, давай ты, наконец, скажешь! Блин, что такого могло произойти!? Неужели мама нашла какие-то крамольные сообщения или фото твоих красоток в телефоне? Только не говори, что это из-за ее сеченых волос?
Всеми силами я пыталась разговорить, странно сдержанного родителя, который продолжал хранить молчание, нервно теребя календарь на столе.
– Ты помнишь мою пациентку Ингу? – Наконец-то, услышала я вопрос.
Я задумалась, пытаясь вычленить в веренице любовных историй моего отца запрашиваемую информацию по данному имени. Мелькнула целая плеяда девиц и разношерстные обрывки событий, где могло бы упоминаться это женское имя. В конце этого лабиринта памяти, наконец-то, появились нужные воспоминания.
– Да, помню. Ты ей удалял ожог на лице, не так ли? Там еще какая-то драма у нее произошла с разводом! – С трудом вспоминая, ответила я ему, продолжая напряженно выискивать нужные сведения в ассоциативном ряду.
– Странно, но ничего особенного не помню про нее?! – Мелькнула мысль в моей голове.
– Ну, была интрижка, так это было где-то полгода назад!
Пазл никак не хотел складываться.
– Точно! Вспомнила! Ты с ней пару раз встречался у меня на квартире, я тогда, по-моему, была в отпуске? Блондинистая такая, худенькая девушка, ничего примечательного! Про нее же мы говорим? – Недоуменно спросила, не понимая в чем же на самом деле суть.
– Да, это она! – Ответил отец, странно раздраженным и сухим голосом, который вогнал окончательно меня в ступор.
– Давно хотел тебе рассказать, только все времени не было. В общем, она ждет от меня ребенка, и я, наконец-то, решил окончательно разойтись с твоей матерью и жениться на Инге.
Мир и время остановились. В этот момент, почему-то, в голову пришло странное сравнение. Я почувствовала себя маленькой девочкой из Японии, которая когда-то, давным-давно, увидела своими глазами падающую бомбу на ее родной город Хиросиму. Тягучий страх от ощущения неизбежности, вперемешку с каким-то тупым состоянием обреченности, был разбавлен непониманием истины происходящего, которое, словно спасательная шлюпка, держало ее наплаву еще пару секунд, прежде чем стереть с лица земли, в ужасе подкатывающей смерти. Вот и во мне в этот момент разорвалась такая же смертоносная бомба ужаса, и мой цветущий, как казалось, незыблемо вечно прекрасный город отцовской единоправной любви за секунду превратился в огромный цунами пепла, сбивающий меня с ног, и унося в мир боли. Несколько мгновений, мое сознание еще бултыхалось в этом мраке неожиданной и болезненной новости, пока, наконец, не заработало самое нелюбимое качество моего характера под названием хладнокровие. Быстро взяв себя в руки и спрятав боль в глубине душе, я подняла глаза на отца, чтобы прервать тяжелую тишину решительными мерами против новости, которая со дрогнула землю под моими ногами.
– Прогнуть любое сопротивление самыми жесткими мерами! – Всплыла уверенная и окончательно сформированная мысль в голове.
– Однозначно, надо включать шутливый стиль общения, наверняка, так быстрей смогу найти контакт с отцом? Судя по глазам, настроен он по-боевому! Уж, мне-то хорошо известно, как шут умеет в трагические моменты сбивать с толку объект своих огорчений сарказмом, рожденным из глубин боли, злости и жажды мщения. Ведь за маской клоуна никогда не видно, смеется он или рыдает.
Ты чего, папуля? – Начала я свой текст заготовленным, ироничным тоном.
– Забыл, как пользоваться презервативами или, может, перевозбудился от каких-то таблеток»? Насмешил, конечно! Ахахах! Ахаххах! – Истерично засмеялась, со страхом смотря в глаза отца.