– Нет, я ничего такого не имела в виду, извините, Павел Петрович.
– Вот то-то, – шутливо погрозил он мне пальцем. – А что ты хочешь конкретно узнать-то?
– Понимаете, эту самую подругу я не видела уже несколько лет. А вчера узнала, что она развелась с мужем и приехала в город…
– У кого узнала? – неожиданно резко прервал он меня.
– От нашей общей подруги…
– Они общались между собой?
– Наверное… А что?
– И как зовут подругу?
– Я вам это обязательно скажу. Попозже… Или вам нужно прямо сейчас?
– Нет, пока необязательно. Продолжай.
– Ну, узнала я ее адрес, отправилась сегодня по нему, а там меня ошарашили новостью, что Ирина покончила с собой три дня назад. Но мне очень сложно это представить. Она была совершенно не похожа на человека, который способен сделать такое. К тому же и мотивы мне совершенно неизвестны. Так что я интересуюсь этим делом, что называется, в порядке личной инициативы, и никакого другого интереса у меня нет. Клиента тоже нет.
– Что личная инициатива – это хорошо, – философски заметил Ушаков. – А что интереса нет – наверное, тоже хорошо, – неожиданно закончил он.
– Так, может быть, по старой памяти, дадите ознакомиться с делом?
– А что знакомиться-то? – равнодушно проговорил Ушаков.
Он порылся на столе, достал кожаную папку, открыл ее и начал читать:
– Труп был обнаружен в ванной комнате висящим на веревке, прикрепленной к крюку, используемому обычно для вывешивания белья. Далее… – Майор сделал паузу, пробежав глазами по тексту. – Ну, тут идут анатомические подробности, – он вздохнул. – Действия производились в присутствии понятых – адреса, фамилии… Опознание трупа было произведено знакомыми покойной. Подпись – старший оперативной группы капитан Николаев. Вот и все…
Ушаков захлопнул папку и поднял на меня глаза.
– Может быть, все-таки дадите почитать? – кивнула я на папку. – И расскажете, что вы там накопали? Может быть, какие-то друзья всплывут, знакомые. Поговорить с ними, узнать, как она жила последнее время…
– Да плохо она жила, Таня, плохо, можно даже сказать, аморально, – снова тяжело вздохнул майор. – Только всего я тебе сказать не могу. Сама понимаешь, следствие все же идет, поэтому информация закрыта. Хотя все там, по-моему, ясно – самоубийство. У нас есть свидетель, который говорит о том, что твоя подруга была, к сожалению, слишком эмоционально неустойчивой. Любовь какая-то у нее была, красивая, да вот оказалась несчастливой. А женщины – они ведь существа такие странные! Ну, ты, наверное, и сама это знаешь.
Ушаков посмотрел на меня исподлобья и едва заметно усмехнулся.
– Или к мужикам относятся как к дойной корове – деньги, мол, давай, и все, никакой любви им не надо. Или уж если влюбятся, так хоть всех святых выноси. Пойдут, понимаешь, на все… Вплоть до преступления. Вот у меня в прошлом году случай один был…
– Но здесь же… – прервала я его.
– Правильно, а здесь дошло до самоубийства. Разница, между прочим, небольшая. Это тоже, кстати сказать, преступление. Если не перед законом, то перед богом… – Майор перекрестился, вместо иконы выбрав сейф, стоявший рядом с его столом.
– А что за свидетель, про которого вы говорили? Как его имя? – не унималась я.
Ушаков вдруг нахмурился и, повертев в руках авторучку, спросил:
– Зачем тебе это все? По крайней мере, сейчас? Мы разберемся, а потом, когда закроем дело, то я все тебе сообщу. Из-за хорошего отношения к тебе. Или, как ты говоришь, по старой памяти.
– Павел Петрович!
– Что Павел Петрович? – повысил голос Ушаков. – Мы здесь тоже, кстати говоря, работаем. Между прочим, в более жестких условиях и за меньшую плату, в отличие от вас, частных детективов. Кто его знает, может, там действительно не самоубийство, а может быть, этот самый тип, которого она любила, ее прикончил. Пока следствие не закончено, я и этого не исключаю. Нет, Танечка, мы сами разберемся. А потом встретимся с тобой за чашкой чая…
Ушаков ударил руками по столу, как бы давая мне понять, что разговор по принципиальному вопросу окончен, и с не лучшим для меня результатом.
– Хорошо, Павел Петрович… Убедил ты меня насчет самоубийства. А теперь послушай меня, – я неожиданно перешла с ним на «ты». – Вот эту интересную вещицу я обнаружила в квартире своей подруги.
И положила перед ним полиэтиленовый пакетик с белым порошком. Ушаков хмуро смотрел на пакетик где-то с полминуты, потом поднял на меня глаза.
– И еще, – добавила я. – Сегодня при выходе из подъезда, где она проживала, на меня напали. Еле-еле сумела уйти.
Ушаков нахмурился пуще прежнего и уставился в стол.
– Приметы нападавших помнишь? – мрачно спросил он.
– А! Что приметы! – в сердцах воскликнула я и махнула рукой. – Таких, как они, целая куча бродит, особенно в вашем Заводском районе, где любой пацан стрижется под лысого и воображает себя крутым. Типичное гоблинье с голдовыми цепями на шее, в майках и тренировочных штанах. Совершенно незапоминающиеся личности… Ко всему прочему, я уж совсем не ожидала, что такое может случиться, и поэтому не сумела поступить как обычно. Едва успела от них удрать, честно говоря. И сразу к вам, между прочим…
– Угу, угу… – майор кивал, по-прежнему рассматривая пакетик с порошком.
Он медленно протянул руку к селектору и нажал на кнопку.
– Фокин, зайди ко мне! – резко произнес Ушаков.
Почему-то я уже почувствовала себя лишней.
Спустя некоторое время в кабинете появился невысокого роста крепыш с каким-то пуленепробиваемым лицом. По крайней мере, мне так показалось.
– Сергей, это надо проверить, – сказал майор, подвигая к нему пакет с порошком.
– Угу, – коротко ответил Фокин, взял пакет и вышел из кабинета.
Спустя полчаса, в течение которых я безуспешно пыталась вытянуть из майора какую-нибудь информацию по делу, Фокин явился обратно и коротко доложил:
– Героин. Очистка средней паршивости. Возможное происхождение – Чечня. В прошлом месяце была партия с грозненского заводика младшего Басаева. Очень похоже…
Что ж, ничего удивительного в этом не было. Я с самого начала подумала именно так. Странно было другое – личность Ирины и содержимое этого пакетика у меня в голове стыковались плохо. Хотя, с другой стороны, много времени утекло с тех пор. Многие вполне могли за эти годы поменять свои ориентиры. Что касается Ирины, она всегда стремилась к красивой жизни. А стремление это иногда может привести на такую скользкую дорожку.
– Ну что, получается, что наркоманкой-то была твоя подружка, – вдруг почти весело сказал Ушаков, прерывая мои мысли.
– Почему это получается? – с вызовом спросила я.
– А как же пакетик? Сама знаешь, что в состоянии наркотического опьянения любое возможно. Обколются, обкурятся, испугаются жизни – и в петлю сразу, чтобы больше не бояться никогда и никого…
И тут до меня дошло, что по весу героина было явно многовато, чтобы просто держать его для себя. Слишком уж большая доза, такая обычно проходит в милицейских протоколах как «в особо крупных размерах».
Я прикинула возможную стоимость героина. Под две штуки баксов тянет, не меньше. Поэтому под категорию простого наркомана Ирина уже не подходила. Если это, конечно, пакетик был ее.
– Так что, Таня, спасибо тебе, что называется, за сигнал, – снова вывел меня из задумчивости майор Ушаков.
Этой фразой он сразу низвел меня до какого-то активиста добровольной народной дружины. Видеть во мне коллегу он почему-то отказывался.
– Тем более что я отвечаю в отделе за борьбу с наркотиками, – продолжил майор. – Поэтому мне тоже надо как-то продвигаться по служебной лестнице и раскрывать преступления. Тебе-то, я так понял, за это дело никто не заплатит? А я с твоей подачи сейчас получил, возможно, очередной «висяк» и большущий геморрой.
Взгляд майора стал жестким.
– Ну ладно, мне не заплатят, – согласилась я. – Но разве все можно мерить деньгами? Не всегда же мы работаем только ради них!