Садиков, совершенно не торопясь, отыскал телефонную трубку в кухне за цветочным горшком. И подивился еще, с чего это он ее тут вчера оставил? Наверное, все дело было в той длинноногой модели, что звонила ему весь вечер и напрашивалась в гости. Она напрашивалась, а он мягко уходил от внятного ответа. Потом утомился, сослался на занятость и в раздражении, видимо, задвинул трубку за цветочный горшок.

Не объяснять же девчонке, почему он никогда не водит к себе домой женщин. Порог его шикарного дома переступала только одна женщина – та самая, что в корне изменила его жизнь, сделала удачливым и счастливым. Не часто, нет, но переступала. А что касается этой модельки, то ее он не приведет еще и потому, что от девчонки за версту несло неудачливостью. Чур его, чур!!!

– Симуля, привет, – мягко мурлыкнула ему в самое ухо его удача, его талисман, его любовь, наверное. Хотя он и не был абсолютно уверен, что любит ее. – Как твои дела?

– Отлично, Гал! Просто отлично! – ей он никогда не врал насчет своих дел, знал, какого ответа она ждет, какому порадуется. – Ты как?

– Так же, – она довольно рассмеялась. – Мы же с тобой вместе, разве может быть иначе? Мы с тобой команда, Симуля, и нам что?..

– Нам везет! – закончил он ее лирическое вступление. – Заедешь? Давно не виделись!

Виделись недавно, на прошлой неделе. Чаще не стоило, могли надоесть друг другу, а то и еще чего хуже – сглазить. В это они свято верили оба, так же свято берегли, плевались через левое плечо и стучали по деревяшке, если что.

– Нет, сегодня не могу. Вынашиваю одну мыслишку, Сим… Если выгорит, мы с тобой через месяц умчим в теплые страны недельки на три.

– А что там, в теплых странах? – игриво поинтересовался Садиков, недовольно морщась, оставлять свой дом без себя, любимого, он не хотел.

– Там много загорелых задниц и столько же загорелых титек. Там мы с тобой станем делать деньги, но не ту мелочь, что здесь. Там к нам поплывет настоящее крутое бабло, Симуля. Тьфу-тьфу-тьфу… А ты трахнул вчерашнюю с челкой? – в голосе Галины появилась настороженность.

– Упаси господь! – Садиков даже перекрестился, хотя не носил креста и в бога не верил. – От нее за версту прет, сама знаешь, чем!

– Вот и я о том же. Ладно, ты сегодня спишь? – О его привычке: раз в неделю отсыпаться и блуждать целый день по дому голышом, она знала.

– Ага. Сегодня я – мой.

– Ладно, пока. Спи. Как выгорит, так позвоню. Брехать на ветер не стану. Пока!..

Его дама отключилась, а Садиков, почесав толстое волосатое брюхо, пошел в ванную.

Час, а то и полтора он будет нежиться в горячей ароматной воде. Зажжет две дюжины свечей по периметру всей ванны. Полежит, помечтает о чем– нибудь удивительном. Потом зажарит целую курицу на гриле и съест ее без какого-нибудь дурацкого гарнира, полагающегося к блюду разве что из экономических соображений. Телик посмотрит. Может, диск поставит. А на вечер… Нет, на вечер он, пожалуй, запланирует секс. Не то, чтобы ему этого так уж хотелось. Но форму терять нельзя. Галка этого не простит. Она любительница порнографических забав. И чтобы быть в тонусе, он себе иногда позволял расслабиться с модельками, бросающимися в его кровать почти что хором. На такой случай в его студии и кровать имелась, и еще кое-что…

Тс-сс, об этом надо было думать тихо, чтобы не будить лихо, пока оно тихо. Об этом даже Галка не знала. И никто, кроме него, не знал. Этим он заправлял в одиночестве, и надеялся, соскочив со временем с Галкиного покровительства, прилично нажиться. Но об этом он никому не говорил, тоже боялся сглазить.

Сима Садиков заканчивал с зажаренным куриным крылышком, когда в его дверь позвонили.

Напрягся он молниеносно. Замер, выпрямив спину. Вытаращил глаза от изумления, граничащего со страхом, и спросил самого себя. А разве он кого-нибудь ждет? Нет, он никого не ждет. И он – что? Правильно, он никому открывать не станет.

Он снова заметно расслабился, опустил распрямившиеся, было, плечи, и опять вонзил крепкие зубы в куриное мясо.

Не тут-то было, твою мать! Какая-то сволочь, совершенно не имеющая представления о том, что у него сегодня день закрытых дверей, продолжала названивать. Так ладно бы названивать, с этим бы его крепкие, будто стальные канаты, нервы справились в легкую. Какая-то дрянь принялась бить ногами в его дверь.

В его новенькую, месяц как установленную, дверь и ногами?! С этим Садиков мириться уже не мог. Быстро накинул на голое тело махровый халат толщиной с хороший ватник, сделал на голове тюрбан из полотенца и решительно направился к входной двери.

В глазке маячила макушка красной спортивной шапочки и два несчастных карих глаза местной общественницы. Она его уже достала, эта дрянь! Сейчас он ей устроит! Будет знать, как устраивать порчу чужой личной собственности. Ногами удумала колотить, скотина. По его – отполированному хромом – металлу, и ногами!..

Сейчас он с ней разберется.

– Ты чего устраиваешь, психопатка! – заорал на нее сразу Садиков, едва приоткрыл свою дверь. – Тебе кто дал право колотить своими косолапыми ножищами в мою дверь?!

– Подпишитесь под воззванием! – вместо ответа сумасшедшая девица сунула ему в нос планшет, исполосованный неровными подписями жильцов близлежащих домов. – Подпишитесь, и я уйду!

– Не стану я ничего подписывать! С какой стати?! – возмутился Сима, налегая на дверь всей грудью, девица перла напролом, намереваясь попасть в его квартиру. – Уходи немедленно, бессовестная!!!

– Я-то, как раз, с совестью! – ее нога в замшевом ботинке протиснулась в дверь и прочно там зафиксировалась. – Это у вас совести нет. И позиции гражданской тоже! Буквально на ваших глазах, под вашими окнами разворачивается полный беспредел! А вам все по барабану, как сейчас говорят. Разве можно так?!

Ни о каком беспределе Садиков и слыхом не слыхивал. И вмешиваться ни во что такое не собирался. Ему было, как она правильно выразилась, по барабану. Подобные порывы гражданственности были им глубоко презираемы. И он не верил никогда в их искренность, если честно. Всегда считал всех борцов за права, свободы и равенства лжецами. Кто-то со всей этой хрени все равно пенку снимает и, под ровный гул возмущенной толпы, тихонечко наживается.

Та, что пришла к нему, была не из тех, кто собирает сливки. Она являлась частью глупой, фанатично вопящей толпы. Потому презираема была вдвойне.

И еще существовала одна причина, по которой он не мог впустить ее к себе в квартиру.

От этой девки несло… Нет, неправильно, не несло – просто воняло неудачливостью. Да, да, ошибиться он не мог. Она была неудачницей, каких редко сыщешь.

Он ее видел раньше. Где-то она жила тут неподалеку. И частенько призывала общественность то к выходу на субботник, то к обустройству детской площадки, то выражала яростный протест против строительства автомобильной стоянки возле детских качелей. Будто качели перенести в другой угол двора труд великий! Куда уж, казалось бы, проще перетащить качели, чем перепланировать уже утвержденный городской администрацией проект?!

Нет, она так не считала. Она продолжала орать и носиться по домам их микрорайона, собирая подписи под воззваниями. Теперь вот приперлась и к нему.

– Я войду все равно! – девица нагло втиснула ногу уже по самое колено и еще сильнее налегла на дверь. – Вы подпишитесь! Все равно подпишитесь! Вы не можете остаться равнодушным к тому, что в нашем дворе собираются выкорчевывать столетние липы и на их месте устраивать гаражный кооператив! Этого допустить никак нельзя! Представляете, что это такое?! Два ряда деревьев исчезнут, уступив место строительству! Вы же сами начнете спотыкаться и лазить по колено в грязи! А потом у вас вид из окна сделается отвратительным. Представляете, что будет?! Разве вам недостаточно того, что наш двор граничит с этими ужасными ангарами?! Так летом все это листва скрывает, а теперь и ее не станет. И вы день за днем, год за годом будете смотреть в окно и натыкаться взглядом на жуткие бетонные стены этих ангаров и гаражей?! Побойтесь бога, гражданин Садиков! Это не по-человечески!