«Вот и первое блюдо. Бобрятина. Сэр».

Проглотил, не пережевывая.

«На второе свинина. Сэр».

Часть 4

Михаил то скакал, то бежал по дороге, осваивая свое новое тело. Ноги кенгуру позволяли делать гигантские прыжки. Можно было прыгать в сторону – и довольно далеко. Прыгнул так впервые – и чуть не напоролся на острый сук. Реакция рептилии не подвела: успел вовремя оттолкнуться от дерева ногами.

Обнаружил интересную опцию. Цвет кожи можно было менять – не хуже, чем хамелеону. Раз – и стал розовым, как детская игрушка; а можно покрыться пятнами или «включить» оттенки окружающей местности.

Михаил смирился с переменой тела и уже начал получать удовольствие от своего нового состояния. Привыкал постепенно: видимо, человеческий мозг только начинал адаптироваться к мозгу рептилии, врастая в единую гармоничную систему.

Обоняние, как и «третий глаз», увеличивало чувствительность. Пришлось ее пригасить, иначе запахи забивали все остальные ощущения.

Михаил научился регулировать работу органов чувств, одни выводя на полную мощность, другие притормаживая. На воображаемом экране он видел микшерский пульт с подписанными ручками: «слух», «обоняние», «зрение», «гравитация», «осязание», «вкус».

«Интересно, а какую пищу можно моему телу? По логике, «он» не вегетарианец. Можно, конечно, с голодухи и веток пожевать, но лучше бы – кусок мяса, можно даже тухлого: быстрее переварится». Проглоченный бобер растворился в кишечнике без остатка, и снова захотелось жрать. Именно – жрать. Тело желало больше, больше еды.

«Необходимо обдумать ситуацию… Фу, как говном поросячьим воняет», – Михаил тут же «отключил» обоняние.

«Можно пробраться на свинокомплекс, но там охрана и, возможно, круглосуточное освещение.

Можно дождаться машины, в которой возят свиней. Если их вообще вывозят. Не свиней, так мясо везут. Есть разница, убивать живую свинью и жрать ее с потрохами, – или, как гурману, отведать замороженного мяса».

В животе заурчало. Жрать хотелось все сильнее. Михаил почувствовал нарастающую агрессию. Рептилия нервничала. «Когда чувство голода перейдет некие границы, станет нестерпимым, я не смогу контролировать «его» поведение. Рептилия начнет вести себя как обезумевшее от голода животное, и остановить ее будет невозможно».

Михаил услышал шум приближающейся машины. Из-за поворота показалась фура, ехавшая со стороны свинокомплекса.

«А вот и еда. Иди к папочке!»

Михаил настроился на сознание шофера.

«Стоп!»

Тормоза взвизгнули.

«Спать! Веки тяжелеют, и глаза закрываются. Спать. Спать. Ты очень устал. День был тяжелый. Спать. Через двадцать минут ты проснешься и, выспавшийся, поедешь дальше. А сейчас спать. Спать».

Михаил выпрыгнул из кустов и доскакал до машины. Вырвал дверь рефрижератора и бросился внутрь. На какое-то время осознание происходящего отключилось. Рептилия жадно рвала зубами мясо и глотала, глотала… Насытившись, Михаил спрыгнул на дорогу. Живот, набитый свининой, повело в сторону, и Михаил, покачнувшись, не устоял на лапах, растянулся на асфальте. Срыгнул. Встал, оглядел вырванную дверь. «Монстр», – подумал про себя.

Послышался знакомый со времен Афгана звук. «Вертушка».

Передними лапами поднял с дороги дверь и закинул внутрь рефрижератора. «Увидят дверь – сразу обратят внимание. Хотя, и так шофер проснется – по датчикам на панели поймет, что кузов разгерметизирован. Ну, пока сообразит, что, да как, я уже далеко буду».

Михаил подстроил цвет кожи под окружающую растительность. Вертолет пролетел над вершинами сосен, совсем рядом с дорогой.

Мишка проводил вертушку взглядом. Вывел на мысленный экран карту местности.

«До ближайшего леса пятьдесят километров. Неблизко. Надо поторопиться. Километра три проскачу по дороге, потом придется по дорожкам-тропкам. Наступит день – в лес потянутся люди».

Рептилия выскочила на дорогу и гигантскими прыжками понеслась вперед – по проложенному маршруту.

Часть 5 

Майор Белоусов Сергей Алексеевич, ответственный за перевозку рептилии, сидел в кабинете у своего начальника, полковника Зинченко Николая Афанасьевича, и писал объяснительную.

Из всего случившегося он помнил только, как погрузили монстра в КУНГ; потом – как на затертой магнитофонной пленке – был белый шум. Вырезан кусок из памяти. Глаза открывает – видит брошенный на полу брезент и офицеров, спящих вповалку. Всех, кроме Сухарева, – тот сидел ровно и держал на коленях автомат. Со спущенным предохранителем.

Так он и написал в отчете: «Был подвергнут неизвестному воздействию, похожему на гипноз».

Полковник прочел и зачем-то повертел в руках лист пояснительной записки, будто хотел обнаружить на его обратной стороне водяные знаки. Стукнул кулаком по столу.

– Как это вообще могло случиться? Откуда взялся этот … как его… рептилоид?

– Выясняем, товарищ полковник. Уже нашли лабораторию. За забором, где этот монстр врезался в фуру. В лаборатории обнаружены труп неустановленного гражданина, без головы, и женщина. Живая. Допрашиваем. Лаборатория оборудована по последнему слову медицинской техники. Личность убитого устанавливается.

– А где эта скотина сейчас?

– Два вертолета патрулируют местность. Как только просигналят об обнаружении, отправим туда войска. Личный состав проинструктирован.

– Проинструктирован на предмет чего? Что их будут гипнотизировать? Как вы его собираетесь ловить, если уже пойманного не смогли удержать? Хорошо, никого из вас не убил и не сожрал.

Майор Белоусов не знал, что ответить, и только нервно полировал большим пальцем козырек фуражки.

Полковник встал и подошел к окну.

– Далеко не убежит. Может, завалить его сразу – и дело с концом.

Зазвонил телефон.

– Полковник Зинченко. Слушаю! Есть, товарищ министр!

Николай Афанасьевич положил трубку.

– Министр звонил. Приказано взять живым. Да как же эту тварь живой возьмешь, если она личный состав гипнотизирует?

Часть 6

Николай Афанасьевич сидел в кабинете следователя.

«Зоя Владимировна Шихова. Тридцать восемь лет. Не замужем. Медсестра из областной больницы. Наняли на год. Кто нанимал, не знает. Связались по телефону. Подписала договор и дала подписку о неразглашении.

Знает только Владлена Михайловича. Фамилию не называл. Зарплату платили вовремя. Один день выходной. Жила всю неделю тут же, в комнате рядом с операционной. В комнате висит колонка: слышно, что происходит в операционной.

Услышала шум и прибежала, а там такое!.. Монстр с операционного стола слез, а потом еще и Владлену Михайловичу голову снес».

Следователь достал из сейфа паспорт и протянул полковнику.

«Михаил Аркадьевич Латышев». С фотографии на Зинченко смотрел Мишка.

«Мишка! Латышев! Господи! Как же тебя угораздило! Мишка, Мишка».

Память, как в воронку, затянула полковника в прошлое.

«Стингер!» – заорал пилот.

Удар, взрыв. Вертолет без заднего винта крутится, под углом врезается в каменистый склон, скользит вниз, со скрежетом обдирая бока…

– Старлей! Старлей! Очнись!

Его бьют по щекам. Открывает глаза.

– Очнись, лейтенант. Валить пора. «Духи» скоро появятся. В живых только вы и я.

Узнает говорившего: Михаил Латышев из разведроты. Нестерпимая боль в ногах.

– Ноги…

– Сейчас, посмотрю.

Михаил осторожно освобождает его ноги от придавившего их ящика тушенки. Достает из вещмешка аптечку. Вкалывает обезболивающее. Крепко бинтует ногу. Вытаскивает лейтенанта из вертолета.

– Тут кишлак рядом. Стреляли с той стороны. Сейчас набегут. У нас – минут двадцать.

Мишка приседает:

– Держись за шею, лейтенант. Только не задуши. Тяжелый, ты, однако. Подожди. Бушлаты захватим, иначе ночью околеем.

Мишка забирается в вертолет и возвращается с двумя бушлатами.  Зинченко обхватывает Михаила за шею. Мишка, покачиваясь под тяжестью, ведет его по дороге к кишлаку.