Эма Майн медленно развернулась и пошла в сторону раздвижных дверей. Недобро взглянув на гостя, за хозяйкой последовал пес.

– Потому что об этом попросили вы лично, написав заявление, – добавил Разумов ей вслед.

Навстречу из гостиной вышел Глеб Бабицкий с телефоном в руке. Пропустив ее, он подошел к Разумову.

– Примите мои извинения за Эму, – дождавшись, когда та выйдет из дома, произнес Глеб извиняющимся тоном. – Понимаете, она уже вторую ночь не спит.

– Это, конечно, уважительная причина. Но ваша звезда обладает уникальным талантом выводить из себя на раз-два-три, – усмехнулся Разумов.

– Должен заметить, что и вы ей в этом не уступаете, – улыбнулся Глеб.

Через открытую дверь было видно, как Эма Майн спустилась по ступенькам веранды, прошла несколько метров по зеленой лужайке и села под купол подвесного кресла качалки. На лужайке, ближе к высокому каменному забору стоял круглый крытый мангал и пара ротанговых шезлонгов под зонтами.

Глеб развел руки в стороны.

– Ее можно понять. Не каждый день муж пропадает.

– Где находится спуск на пляж? – уточнил Иван.

– Я провожу, – Глеб взглянул в сторону лужайки и добавил: – Давайте лучше пройдем с другой стороны.

Они обошли дом и по узкой тропинке, местами плотно заросшей дерном, спустились к реке.

– Кто здесь обычно ходит? – спросил Иван.

– По этой дорожке, насколько я знаю, никто. Там в противоположном конце деревни есть довольно благоустроенный пляж. А на этом Эма все сделала сама. Не своими руками, конечно, делали мастера. И стену укрепили на два дома, этот и Лидии Ивановны. Ее участок следующий.

– Никто не возмущался тем, что она устроила себе персональный пляж?

– Конечно, нашлись и такие. Из четвертого дома. Я помню, был у Эмы, когда пришли эти товарищи. Тетка с безумным начесом на голове и неактивным приложением в виде мужа. Он больше молчал, а она сразу начала вопить: «Вы почему укрепляете стену только на два дома?!». Я ей спокойно отвечаю: «а вы готовы заплатить за то, чтобы стену продлили до вашего дома?». А она мне: «Вы же все равно ее ставили, почему до конца не протянули?!». Представляете, наглость, какая. Я ей говорю: может вам и бассейн личный поставить на участок и дом отремонтировать?

Глеб засмеялся.

– Чем больше для людей делаешь, тем больше они требуют.

Он принялся на западный манер отгибать пальцы.

– Дорогу в деревне Эма за свой счет заасфальтировала, фонари поставила тоже за свой счет. Оказалось мало.

– Чем закончился инцидент с соседями?

– Да ничем. Пофыркали и ушли. Эма потом говорила, что они вроде заявление писали участковому. Я не помню деталей, и какой они повод нашли. Такие найдут всегда. Скверные товарищи, – произнес Глеб, снимая пиджак.

Солнце перевалило за полдень, становилось все жарче. Сразу за домом начинался крутой спуск к узкой пляжной полосе. Вслед за Глебом Иван начал спускаться по узким каменным ступенькам. Остановившись на последней, он обернулся, чтобы взглянуть на окна с другой стороны дома.

Высота забора теперь не позволяла видеть веранду и первый этаж, но с этой позиции хорошо просматривались витражные окна второго этажа. Плотная тонировка полностью скрывала все, что находилось за ними. Крепкое полуденное солнце било с южной стороны прямо в глаза. Иван вспомнил фразу из книги про осаду Ла Рошель: «Самыми недоступными считаются крепости, до которых можно добраться только с севера – солнце светит противнику в глаза». Замок Эмы Майн был выстроен по канонам неприступной крепости. Хозяйка казалась такой же.

В начале пляжной полосы, уходящей в сторону обрыва, под деревянным навесом стояли пять шезлонгов из ротанга. Глеб аккуратно повесил пиджак на спинку одного из них и, стараясь не захватить мокасинами песок, подошел ближе к воде.

Каменная лестница, ведущая от дома, вплотную примыкала к довольно низкому деревянному пирсу. Он начинался у ее нижней ступеньки – там был установлен фонарь – и заканчивался метрах в четырех от берега. Разумов присел, чтобы заглянуть под деревянное покрытие. Расстояние между водой и досками было не больше двадцати сантиметров. Если оставить вещи на таком понтоне, их вполне может смыть волной. Доски на пирсе были старыми, серыми, местами с глубокими трещинами.

– Макеев часто плавал вечерами? – спросил Иван, продолжая осматривать пирс.

– Эма говорит – ежедневно, и утром и вечером. В прошлом году – до самых холодов. Он и в тот вечер хотел пойти к реке, но мы отговорили.

Разумов прошел по шатким деревянным доскам и встал ближе к краю, с которого было бы наиболее удобно нырнуть в воду. Обернувшись, он снова взглянул на окна второго этажа. Часть из них открывали идеальный обзор на пирс. Глеб внимательно проследил за его взглядом.

– Чьи это окна? – указал рукой Разумов.

Глеб всем корпусом развернулся в сторону дома.

– Эти, кажется, Олега, – сказал Глеб. – А дальше идут окна Эмы. Их комнаты одна за другой, а между ними двойной санузел. Очень удобно.

– Да-да, я помню.

Глеб улыбнулся.

– Но это, правда, удобно. Зачем спать под одним одеялом, пусть даже на кровати кингсайз, если есть возможность отдыхать в комфорте.

– Как Макеев отреагировал на ваши уговоры? – спросил Иван.

– Сначала спорил, говорил, что он в норме. Но, знаете, он был вообще не в норме.

– Что могло стать причиной неожиданного загула?

– Разве алкоголику нужна причина? – ответил Глеб вопросом на вопрос.

– А у него мог быть повод для ухода из семьи?

– Вы намекаете на любовницу? – Глеб потер гладкий лоб. – Не думаю. Несмотря на то, что он Эме явно не пара, жили они на удивление хорошо.

– Отчего же не пара?

– Другой уровень. Сами рассудите: она – всемирно известная писательница, он – простой тренер. Где он и где Эма. Мезальянс.

– Уж извините, но королевой Англии мне ваша Эма Майн не показалась, – усмехнулся Иван.

Глеб удивленно взглянул на него и, отрицательно качнув головой, произнес:

– Не скажите. Эма – тонкая натура. Сложная, но чуткая, интеллигентная. Кстати, и на королеву Англии Елизавету Тюдор очень даже похожа. Те же рыжие волосы, светлые глаза, мраморная кожа.

Интонации в голосе Бабицкого заметно изменились. Он, словно пес Робин, встал на защиту Эмы Майн.

– Успокойтесь, я никого не хотел обидеть, – улыбнулся Иван.

Глеб пожал плечами и промолчал. Иван снова взглянул на окна со стороны берега.

– Этот дом они строили вместе?

– С Макеевым? – Глеб презрительно скривил губы. – Да что вы. Откуда у него деньги на такой замок. Когда Эма въезжала в этот дом, того еще в помине не было.

– Где они познакомились?

– В спортивном клубе. Я ей сам подарил абонемент. Ирина Эдуардовна упрекнула меня потом: «Выходит, за этот брак надо благодарить тебя?». Это мама Эмы.

– Где она живет?

– В Питере. Мои родители там же.

– Какие отношения у Макеева с тещей?

– Можно сказать никаких. По словам Эмы они виделись раза три от силы, включая свадьбу, без особого желания и взаимной симпатии. У Ирины Эдуардовны и с дочерью непростые отношения. Если маме что-то не нравится, мгновенно начинается террор молчанием. В этом Ирина Эдуардовна даст фору всем террористам мира вместе взятым. Так было всегда, с детства. Если не по ее, Ирина Эдуардовна в неизменных традициях перестает отвечать на звонки и сообщения, а Эма тихо страдает и в такие моменты совершенно не может работать. Беспокоится за мать, рисуя в воображении страшные картины – что та с инсультом или каким другим приступом лежит дома одна. Только, знаете, подобное молчание это чистой воды манипуляция. Я своих отучил. Поставил их номера в игнор, блокировал звонки и сообщения, когда начинали допекать. Пенсионерам заняться нечем, вот и отрываются на тех, кто на их взгляд, принадлежит им по факту создания.

Негромко беседуя, они шли по пляжу. Иван внимательно разглядывал песок и водоросли, которые волны плавно выносили на берег.

– Значит, вы знакомы с детства? – произнес Иван.