– Украшение под стать женишку? – съязвила она.

Эма отняла руку и взглянула на мать с недоумением.

– Значит спортзал? – продолжала Ирина Эдуардовна. – И кем же он там трудится? Надеюсь, не охранником?

– Он инструктор в престижном спортклубе.

«Почему я оправдываюсь?» – подумала Эма.

– А, инструктор! Это все меняет.

Эма с сожалением взглянула на мать.

– Мам, если ты решила поссориться, то лучшего времени не найти. Может, просто поздравишь меня? Ты же так хотела увидеть дочь счастливой женой?

– А сколько времени ты пробудешь этой счастливой женой, ты подумала? Это же мезальянс в чистом виде!

– Говори тише, пожалуйста. Или я уйду.

Ирина Эдуардовна вытянула из сумочки веер и усиленно замахала им.

– Ты с ума сошла, где он и где ты?! Ты, правда, не понимаешь, что он хочет присосаться! – продолжала она возмущаться, не обращая внимания на слова дочери.

Эма слушала, размышляя о том, почему она снова и снова терпит откровенное неуважение. Перед глазами замелькал жужжащий комар.

«Надо избавляться от любой токсичности в своей жизни. Она, по слухам, одна», – вспомнила Эма слова Кирилла Антоновича.

Эма поднялась и, расправив подол платья, спокойно произнесла:

– Мам, тебе не кажется, что я уже взрослая девочка и как-нибудь сама разберусь со своими мужчинами?

– Эма, ты, конечно, взрослая. Но, согласись, порой такая наивная, – мать решила сменить резкий тон на уговоры. – Сколько человек тебя должны обмануть, чтобы ты потеряла, наконец, эту свою безмерную доверчивость?

– Начинаю жалеть, что пригласила тебя на свадьбу, – тихо произнесла Эма, не глядя на мать.

– Зато, как я понимаю, не жалеешь, что пригласила папочку? У него в свое время тоже очень хорошо получалось меня унижать.

– Мам, чем я тебя унизила? – спросила Эма. – Тем, что на свадьбу пригласила?

– А это обязательно надо было делать вот так?! – со слезами на глазах произнесла Ирина Эдуардовна. – Посоветоваться со мной было сложно?

– Господи, мама! Мне тридцать пять, и это моя свадьба! – воскликнула Эма и, оглянувшись на вход в дом, понизила тон. – Ты же меня замучила темами о замужестве и внуках.

Вдруг со стороны реки стремительно, с шумом налетел северный ветер. Кроны деревьев закачались, большая старая яблоня испуганно свернула белые цветочки, а молодая слива поторопилась пригнуть тонкий ствол.

– Господи, ты что, беременна? – осипшим голосом спросила Ирина Эдуардовна, прижав руки к груди.

– Я не беременна, мама. Но не ты ли твердила о пресловутых часиках?

– Не передергивай, я имела в виду достойного человека рядом с тобой.

– Ты же его совсем не знаешь, – попыталась возразить Эма.

– Да, что тут знать! У него на лице – три класса церковно-приходской. Вот деньги он считает умело. Оттяпает у тебя все и свалит к длинноногой и худой.

Ирина Эдуардовна продолжала наносить умелые, отточенные временем удары по самолюбию дочери.

– А меня, не худую и не длинноногую, по-твоему, полюбить невозможно?

Эма почувствовала, что сейчас расплачется и, сжав пальцами уголки глаз, отвернулась. Ирина Эдуардовна кинулась к дочери.

– Прости, я не хотела тебя обидеть! Но, Эма, неужели ты сама не видишь, кого ты выбрала в мужья? Он же абсолютный альфонс!

– Он не альфонс, – произнесла Эма с расстановкой. – И я напомню тебе еще раз – мне тридцать пять и я не должна согласовывать свои решения. Я пригласила тебя на свадьбу, а могла бы просто поставить в известность.

– Ну, знаешь! – Ирина Эдуардовна резко отошла в сторону и, высокомерно взглянув на дочь, добавила. – Благодарю, что удостоила такой чести.

Она быстрым шагом направилась в сторону ворот, надеясь, что ее остановят.

На лужайке один за другим зажглись фонарики. Ирина Эдуардовна шла по каменной дорожке, задевая рукавами пышные кусты гортензий, и громко всхлипывала.

– Мам, куда ты? – крикнула Эма ей вслед.

Ирина Эдуардовна остановилась, повернулась и громко произнесла:

– Сегодня ты разбила мне сердце, Эмилия. Как ты будешь жить с этим?

– А оно есть у тебя? – не выдержала Эма. – Как можно, в такой день…

– Вот когда он тебя бросит – а это произойдет скоро – ты вспомнишь мои слова, – произнесла мать и, быстро преодолев путь до ворот, вышла, громко хлопнув кованой дверью.

Ветер убрался также неожиданно, как налетел. В саду стало тихо. Где-то вдалеке запел речной сверчок, а со стороны дома донеслись голоса и смех. Стеклянные двери, ведущие из дома в сад, раздвинулись, и на пороге показался Олег. Оглядываясь по сторонам, он подошел к Эме.

– А где мама?

– Ушла, – тихо ответила Эма.

– Как это? – не понял Олег.

– Вот так.

– Странно, – сказал Олег. – Как она до вокзала доберется?

– Доберется как-нибудь. Не маленькая, – ответила Эма, чувствуя, что вина подбирается все ближе и вот-вот заставит взять телефон.

Олег внимательно посмотрел на Эму.

– Ты не шутишь, она правда уехала?

– Правда.

– На что-то обиделась?

Эма неопределенно пожала плечами.

– Давай я ее догоню? – предложил Олег.

– Не надо, это ничего не изменит, – остановила его Эма. – Скажи лучше, как там гости?

– Гости в порядке, все довольны. Глеба и Яну я уговорил остаться до утра, а папе уже вызвал такси. Он сказал, что жена с ребенком ждут его в отеле.

– Да, он предупредил, – кивнула Эма.

– Мировой мужик твой батя. А вот маме твоей я, похоже, не приглянулся. Да?

Эма промолчала. Слезы тихо побежали по щекам.

– Не расстраивайся! – обнял ее Олег. – Она, наверное, из-за отца так взъерепенилась.

Эма вытерла слезы и заставила себя улыбнуться.

– Взъерепенилась. Смешное слово.

Олег крепче обнял жену и поцеловал в щеку.

– Не расстраивайся, – повторил он. – Пойдем в дом, там Лидия Ивановна торты вынесла. Правда, все уже и так еле дышат от угощений.

– Она никак не могла выбрать – клубничный или вишневый – и испекла два, – сказала Эма, прижавшись к мужу.

– Тогда распускаем пояса, как говорят у нас в Беларуси, – засмеялся Олег и, обнявшись, они направились в дом.

***

Деревня Гора. Настоящее время.

В мерцающем свете фонарей Эма медленно поднималась по каменной лестнице. На последней ступеньке перед ней неожиданно распахнулась калитка. Отпрянув, Эма споткнулась, больно ударив щиколотку об острый каменный угол.

Навстречу вышла Лидия Ивановна.

– Боже мой, вы ушиблись! Давайте, я помогу, – предложила она, протянув руки.

– Ничего страшного, – сказала Эма, опустившись на ступеньку.

Лидия Ивановна присела рядом и сложила на коленях руки.

– Как вы? – взволнованно спросила она.

Эма неопределенно покачала головой, глядя на темную воду Быструхи.

– Прохладно становится, – тихо произнесла Лидия Ивановна. – Не стоит долго сидеть на камне, он уже начинает отнимать тепло.

Из открытого окна послышался требовательный лай Робина. Эма поднялась.

– Надо его выпустить.

– Вот и правильно, пойдемте в дом. И выпустим, и покормим. А вам сейчас поспать надо. Глядишь, полегчает.

Поддерживая Эму за локоть, Лидия Ивановна, довела ее до лужайки и прошла в дом, выпустить пса, который кидался на двери.

Присев на мягкую подушку садовой качели, Эма осмотрела ногу. Через секунду на лужайку выскочил Робин и бросился к хозяйке. Увидев ссадину, он попытался лизнуть ее шершавым языком.

– Отойди, Робин, – строго произнесла Лидия Ивановна.

Она несла с собой плед и пластиковый контейнер с красным крестом. Присев рядом, она укрыла плечи Эмы и, достав из кармана влажные салфетки, протерла руки.

– Может зеленку или перекись? – предложила она, открывая крышку контейнера.

– Не стоит, небольшая царапина.

Лидия Ивановна помолчала, теребя в руках салфетки. Виновато взглянув на Эму, она нерешительно произнесла:

– Меня допрашивали. Следователь из Москвы и наш участковый Георгий Иванович. Интересовались, как вы жили с Олегом. Я сказала, как есть: дружно, никогда не ссорились. Следователь этот еще и Эдуардом Валентиновичем интересовался. Дотошный такой.