Минуту или две – время становится другим в такие моменты – мы боролись, затем она отступила.
– Теперь вы довольны? – спросила Диана.
Я не спешил с ответом. Я отбил ее атаку, да…
И все-таки меня не покидало ощущение, что это не тот финт. Вроде бы то же самое, что я помнил… и совсем не то! Но вот в чем именно различие…
– Н-не знаю, Диана… В ту ночь, когда…
– Не надо! – оборвала она, поморщившись. – Я прекрасно помню ту ночь.
– Когда я потом к вам вернулся, уже один. Тогда вы делали то же самое… но иначе.
– Разумеется, иначе. После сотрясения мозга все делаешь иначе. По меньшей мере медленнее.
– Медленнее, – согласился я. – Только сама атака была… чуть другой. Опаснее.
Диана терпеливо улыбнулась.
– Разве?
– Да.
Ее улыбка стала снисходительной.
– Чем же она была иной?
– Если бы я помнил точно чем, я бы сразу и сказал – чем!
Диана только вздохнула и покачала головой.
Но я своим ощущения верю больше, чем ее словам.
– И все-таки финт был другим. Я прекрасно это помню. Сотрясение мозга было у вас, а не у меня.
– Влад… В ту ночь не только я была напугана. А у страха, как известно, глаза велики.
– Когда я спустился к вам в подвал второй раз, я уже не был напуган.
– Ах, прошу прощения. – Она снова улыбнулась, снисходительно, будто играла веревочкой с неуклюжим щенком. – Я говорила не столько о страхе, сколько об испуге при встрече с непривычным. В ту ночь вы впервые отведали моего обращения. А все новое сперва, пока не разберешься и не обвыкнешься, кажется сложнее, чем есть на самом деле. Теперь же, когда вы выучили мою манеру, все кажется вам проще.
Кажется… Мне кажется, что чего-то ты недоговариваешь…
А, к черту все это! Что толку от этих занятий, если я не отыщу способ найти ту чертову суку? Способ найти ее незаметно.
Нельзя ее всполошить. А сейчас она настороже. Она ждет меня. Не просто так она выставила слуг в Смоленске, ох не просто так… Ее пурпурные и так-то ребята не промах, а сейчас внимательны вдвойне. Пытаться следить за ними, чтобы выйти на их гнездо, – самоубийство. Если уж Гош не смог…
Впрочем, одна ниточка еще остается. В том морге у них было что-то серьезное. Три жабы сразу. Одну я убил, но две молоденькие остались. И обе с явными следами хозяйки. Из того же гнезда, что и пурпурные. Там и чертова сука, что оплела их всех невидимой паутиной…
Молоденьких жаб охраняют, но всего двое пурпурных. А сами жабки… даром паучих залезать в чужие головы они не обладают, внимательности пурпурных тоже нет. Если как-то удастся зацепиться за этих жабок, проскользнув мимо пурпурных…
Что там, внутри пристройки? Не хотел я туда соваться, но теперь, видно, не избежать.
У них там было что-то серьезное. Значит, должны туда вернуться и после того, как я убил ту третью жабу. Вернутся. Может быть, вдвоем. А может быть, снова втроем. Еще с одной жабой, которой я прежде не видел…
Три жабы. В одном месте.
Я усмехнулся.
– Чему вы смеетесь, Влад? – нахмурилась Диана. – К чему эта улыбка висельника?..
Да, висельника. Лезть в пристройку к трем жабам – уж проще сразу в петлю.
Но есть ли у меня другой выход? Это последняя ниточка…
После двух дней на «мерине» родной «козлик» казался странным, угловатым и каким-то недоделанным.
– Все равно тебя не брошу, потому что ты хороший…
А кроме того, на «мерине» туда и не подъедешь. Не того масштаба городишко. Сразу в глаза бросится.
Я достал из бардачка карты. Из стопки моих выпала и карта Гоша – с пометками, как добраться к дому жабы. Внутренний карман плаща, где лежала записка Гоша, словно налился тяжестью.
Никуда не суйся.
Я засунул карту Гоша в бардачок, развернул свою.
Сначала зелень и черные линии прыгали перед глазами, но затем я заставил себя успокоиться. Нашел то место и минут за двадцать запомнил все, что было нужно. Завел «козленка» и стал разворачиваться.
Карты, как всегда, врали.
Я убил два часа, прежде чем смог подобраться к городку с юго-востока… То есть надеюсь, что теперь выбрался. Если не ошибся, пока крутился по проселочным дорожкам и едва приметным просекам, давно заросшим березовым молодняком.
Дальше кусты встали сплошной стеной, проехать невозможно. Да и не стоит, пожалуй. До городка меньше версты осталось. Если я не заплутал…
Я вылез из машины и пошел через лес. Ветви впереди редели, показались крыши домов. Метров через сто я пересек просеку – и дальше старых деревьев не было, лишь разросшийся молодняк.
Да, это и есть тот пустырь за больницей… Саму ее, правда, еще не видно. Как и морга за ней. И пристройки.
Но уже близко.
Последняя ниточка…
И как знать, не оборвется ли вместе с этой ниточкой и ниточка моей жизни…
Меня колотило мелкой дрожью. Я постоял, пытаясь успокоиться. Закрыв глаза, изо всех сил прислушиваясь – не шевельнется ли предчувствие.
Но оно молчало. И я чувствовал себя странно голым. Молчит ли предчувствие? Или вообще покинуло меня?
Нет-нет! Некуда было ему деваться. Когда два дня назад я ездил к дому Старика, предчувствие молчало – и все вышло удачно, ничего со мной не случилось. Но может быть, оно молчало, потому что ушло. А что все прошло нормально – так это просто совпадение. Потому что на том пустыре никого не оказалось. Сглупили пурпурные. А если бы они там были…
Я потер лицо ладонями, зажмурился до рези в глазах. Выдавил из себя эти предательские мыслишки и сосредоточился, как перед касанием чертовой суки.
Подавить все эмоции. Выровнять их, как ряд клавиш рояля. Все отжаты. Чтобы внутри все тихо. Тихо-тихо. Вот так, да.
Теперь можно открыть глаза и двигаться дальше. Медленно. Прислушиваясь к далеким шумам городка. К тому, как ветер ворошит голые прутья. Только ли ветер?..
Я сделал длинный крюк вправо, потом влево – не хочу, чтобы кто-то оказался за спиной, когда я буду думать только о том, что впереди.
Но в ушах лишь шум ветра да легкий шелест ветвей – от ветра же. Когда раздвигает кусты спешащий человек, звук дугой. И перед глазами скользили только черные прутья кустов. И предчувствие молчало. Никого.
Тогда я двинулся вперед. Еще медленнее. Этот пустырь – самое подозрительное место вокруг. Если кто-то из пурпурных днем следит за больницей, моргом и пристройкой, должен поглядывать сюда. Не качнется ли ветка, не мелькнет ли в черных кустах белое пятно лица…
У меня ушло десять минут, прежде чем я добрался до нужного места, вытащил из кармана зеркальце и осторожно поднял его в просвет между ветвями кустов. Покрутил, ловя нужное направление…
Я крутил зеркальце так и эдак, но попадал куда-то не туда. Я прекрасно помню задник больничных корпусов. Мы с Гошем проезжали совсем рядом, а потом я несколько дней следил за пристройкой. Точно с того места, где стоял сейчас.
Но в крошечном зеркальце все было развернуто, и еще мешались прутья кустов. Ни черта не понять, где там пристройка! Словно вообще в другое место приехал! А здесь нет ничего. Ни стены малинового кирпича, ни красной черепицы…
Прошло минут пять, прежде чем я понял, что пристройки и в самом деле нет.
Я убрал зеркальце, выбрался на ухабину повыше и выглянул поверх кустов.
Фонарики на причудливых литых столбиках остались. Осталась и мощеная площадка. А вот там, где была пристройка к моргу, – лишь грязь, перемешанная со строительным мусором, из которой торчали столбы фундамента.
На стене морга – силуэт пристройки: штукатурка отбита до старого, желтого кирпича, по краям дырки толстых дюбелей. А посередине новая кладка – полтора на два метра. Из хорошо знакомого плотного малинового кирпича.
Вот она, дверь, через которую я надеялся забраться внутрь. Сначала осмотреться, а потом, ночью, когда они все приедут, пурпурные проверят домик и уйдут, и чертовы суки останутся одни, я бы через морг вошел в эту дверь…