Посреди репетиционного зала освещаемого слабым светом, падающим из окон, стояла микрофонная стойка. Вернее, так показалось Никите сначала. Подойдя ближе он увидел, что это посох. Видимо, египетский. Раз уж анкх был оттуда, то и эта штука тоже должна иметь отношение к Сфинксам. Никита попробовал оторвать посох от пола, но не смог. Посох стоял как вкопанный, даже не шелохнулся.

– Видимо это твое прошлое и брать его тебе, – сказал Никита.

Наташа подошла к посоху, но тоже не смогла оторвать его от пола.

– Похоже нам снова придется брать его вместе, – сказал Никита.

– Я не хочу.

– Я тоже не хочу, но какие могут быть варианты?

– Дай мне немного времени, хорошо? Наташа отошла к окну и посмотрела в него.

Казалось, что внутри они в безопасности. Но оба понимали, что это обманчивое ощущение.

– Спой, Никита?

– Хорошо, – Никита начал тихонько петь.

Я замерзаю в этой квартире.

Окна заклеены тонкой бумагой.

Северный ветер гуляет по венам.

Мысли застыли в голове.

Вязкая жидкость, похоже на время,

перетекает из угла в угол.

Я ощущаю себя в музее,

в музее сломанных восковых кукол.

Часы стоят…

Наташа начала подпевать.

…И времени нет,

Вперед, назад – одинаково.

Пройдет еще полтысячи лет,

пока весна растопит лед.

С орбиты сошел еще один спутник.

Слеза прокатилась по Наташиной щеке.

– Я готова, – сказала она.

Их руки сомкнулись на посохе.

***

Егор стоял там же, где недавно стояла Наташа. Он также смотрел вдаль, как это делала она.

– Значит, вы встречаетесь?

– Так получилось.

– У вас все серьезно?

– Я не знаю.

– Это не мое дело, конечно. Но все это немного странно. Тебе не кажется?

– Слушай, но вы же с ней расстались.

– Расстались. У меня другая. Но кажется, что Наташа просто ищет способ оставаться возле меня. Ты же знаешь, что на прошлой неделе мою новую девушку избили в подъезде и она говорит, что Наташа ей угрожает?

– Знаю.

– Что будем делать?

– А что мы можем сделать? Девочки должны разобраться во всем сами. Ты уже сказал Наташе все, что должен был. Остается только ждать, пока она поймет и примет очевидное.

– А она сможет принять?

– Я не знаю, что она сможет, а чего нет. Я не могу заглянуть к ней в голову.

– Слушай. Ну раз уж так получилось, скажи – как она тебе?

***

– Машина сбила меня не случайно. Я знала, что она будет там проезжать.

– Знаю, Наташа. Чего я не знаю, так это почему мы должны все это переживать заново.

Они сидели на полу репетиционного зала, посох лежал между ними.

– Наверное сейчас снова набежит туман, – сказала Наташа.

Никита подошел к окну. Зрелище было отвратительное. Внизу колыхались черные волны, словно Нева вышла из берегов. Только это были волны из дыма, сажи и черных фигур, снующих в беспорядке. Кот, который все это время был вместе с ними, начал шипеть. Никита сел спиной к окну, возле подоконника.

– Только не говори мне, что нам придется снова браться за этот посох вместе.

– Не придется, – в дверях появился Никита. Точнее не совсем Никита. Точнее совсем не Никита. Однако это был он.

Вместо глаз у того, кто так сильно смахивал на Никиту, зияла пустота. На запястьях багровели шрамы от вскрытых вен.

– Идем со мной, малыш, у нас есть незаконченное дело! – с этими словами внезапный гость в два прыжка приблизился и схватил Никиту за горло. Свет померк.

– Ну привет! Долго ты до меня добирался.

Никита оказался дома, на собственном диване. Казалось, что здесь было немного светлее, чем во всем городе. Да и предметы внутри были не такими серыми и однотонными. Словно все вокруг дышало какой-то новой энергией. И тут Никита вспомнил, как трясся в ванной и резал вены в пьяном неврозе, как пытался повеситься на турнике, как вскакивал среди ночи от кошмарного ощущения удушья и парализованный следил в ужасе за темной фигурой, нависшей над ним.

– Я это ты, ты это я. И ничего не надо нам, – улыбнулся пустыми глазницами его визави, – Вспомнил? Отлично! Как мы там писали?

Грусть и холод, серый лед.

Город, кажется умрет. Наплевать.

Надоело мне дышать,

И надеется, и ждать. Наплевать.

Что? Все будет хорошо?

Подождать чуток еще? Наплевать!

Закажи мне крест и гроб,

Я теперь уже готов умирать.

– Довольно талантливо, не находишь? – он засмеялся и отложил тетрадный листок, взятый со стола.

Черный человек. Никита знал его. Они встречались раньше, когда черный человек хотел забрать его жизнь. Однажды ночью Никита проснулся от того, что задыхался. Чувствуя сильное удушье он с ужасом попытался вздохнуть, но не смог. Воздуха не хватало. Невозможно было сделать ничего, лишь наблюдать за происходящим. Единственное, что слушалась Никиту – это глаза. Правда он не был уверен, что это были именно глаза. Обычно Никита носил контактные линзы и видел не очень хорошо, но по ночам он был без них. Однако сейчас видел все также четко, как в линзах.

Никита увидел свою комнату, залитую ночным синим светом, и черный силуэт, стоящий над кроватью. Силуэт не двигался. Не двигался и Никита, бешеным усилием воли пытаясь сделать хоть что-нибудь. Тело не слушалась. Наконец, спустя какое-то время, показавшееся вечностью, Никита смог слегка пошевелить большим пальцем на ноге. Это стало толчком к тому, чтобы жизнь постепенно начала возвращался в тело. Спустя еще целую вечность ему удалось оттолкнуться рукой от кровати и перекинуться на спину сделав глубокий вдох, больше похожий на стон. Так он первый раз познакомился с черным человеком.

Но это встреча оказалась не единственной. Ночное удушье и черный силуэт возвращались к нему снова и снова раз. Дошло до того, что Никита боялся засыпать, так как знал, что снова встретит его. Закончились приступы довольно необычным образом.

Постепенно Никита стал осваиваться в этом ужасном состоянии. У него начало получаться отделяться от парализованного тела и словно парить над ним. Внутри все закипало и протестовало. Хотелось выкинуть черного человека из комнаты. В один из таких дней он смог вылететь из тела достаточно далеко и кинуться на ненавистную тень. Комната наполнилась необычным сиянием и все стало видно как днем несмотря на то, что пространство было погружено в темноту. Никита или то, что считало себя им, летел в сторону преследователя и орал матом на всю вселенную, желая тени убираться прочь. В тот раз ему удалось прогнать черного человека до входа в квартиру.

С удивлением Никита заметил, что в прихожей стояли вещи, которые были выкинуты несколько лет назад, после смерти деда. Справа на стене висело зеркало, которого там давно уже не было. Никита схватил тень за горло и увидел испуганное лицо, перепачканные сажей. Почему-то захотелось поцеловать это лицо и Никита не стал себя сдерживать. Не сговариваясь они оба повернули головы вправо и посмотрели в зеркало. Тень исчезла а то, что было Никитой, вернулось в тело.

Можно было бы назвать это ночной галлюцинацией, но по странности совпало так, что в эту же ночь очень сильно избили его соседку по лестничной клетке, когда она вышла покурить на пролет. Избили до крови, до криков, до приезда полиции. И эти ночные избиения продолжались еще несколько дней.

Каждый раз приезжала полиция, которая никого не находила. Каждый раз соседка продолжала выходить покурить по ночам на лестницу и каждый раз кто-то караулил ее за дверью. В конце концов ее избили так, что она отправилась в больницу. На этом все и закончилось. Но ощущение ужаса паралича и яростное желание сопротивляться въелось Никите в кости. Теперь у него было только одно желание – поскорее расквитаться с черным человеком и выгнать его вон. Страха не было. Была решительная ярость.

– Не забудь, что там была и вторая часть, – сказал Никита.

Ты уходишь как всегда – не прощаясь.

Я смотрю на твою спину косую.

И на лужах, в пузырях, что от капель,