Мужчина посидел несколько минут, потом поднялся и медленно пошел в другую комнату. Там, на замызганном половичке сидела девочка, лет шести, и играла какими-то странными фигурками из дерева. У них не было лиц, вместо рук какие-то культи, но зато чрезвычайно старательно были выделены мужские гениталии. Девочка подняла глаза на мужчину, и от того ужаса, который появился у нее в глазах, меня чуть не стошнило. Я вылетел в реальность, словно пробка, задыхаясь, кашляя, заливаясь потом и слезами, стал бить кулаками по столу, стараясь вернуться в себя, в свое тело, и выгнать из себя тот ужас, который настиг меня там, в прошлом.

Девушка, побледневшая и встревоженная, внимательно смотрела на меня, словно пытаясь прочитать мои мысли и одновременно боясь того, что она сейчас услышит. Но я покачал головой:

– Я не могу вам это рассказать. Не могу. Это слишком… сложно будет вам узнать. Послушайте, ваша мать, она жива?

– Да. Живет там же, я помогаю ей деньгами, она любит выпить, всегда любила, выпивка для нее была важнее всего. Сейчас, с возрастом, она как-то успокоилась, почти не пьет, но за прошедшие десятилетия пьянки деградировала так, что ее сегодняшнее состояние и жизнью-то назвать нельзя, так, растительное существование. Зачем вам моя мать?

– Ваша мать должна рассказать вам все, что с вами было. Только тогда вы сможете справиться, если расскажу я, вы можете уйти в свой приступ и не вернуться. Это дело вашей семьи, я же помогу вам потом, когда главное произойдет, когда ваш огромный семейный скелет вывалится из шкафа, я помогу вам. Когда вы сможете привезти мать?

– Да я завтра же поеду за ней, или попрошу брата посадить ее на поезд и встречу здесь. Тогда назначим следующую встречу на конец недели?

Прошло несколько дней, и мой ассистент сообщила мне, что звонит Жанна с просьбой принять ее и просит также сообщить, что ее мать уже в Алматы. Я назначил время, и через день, на десять минут раньше назначенного времени, Жанна и ее мать сидели у меня в приемной. Несмотря на то что мать Жанны увлекалась алкоголем и продолжала выпивать, выглядела она очень хорошо.

– Это у нас наследственное, – словно прочитала мои мысли женщина. – У нас в роду все женщины красивы и долго сохраняют молодость. Жаннке вот тоже повезло.

– Да? А я не уверен, что Жанне повезло… Я пригласил вас сюда, чтобы вы помогли своей дочери. Для того чтобы жизнь ее настроилась и Жанна смогла бы стать счастливой, вы должны рассказать ей всю правду, всю правду о том, что творилось у вас в семье, когда Жанна была маленькой.

Женщина закаменела лицом и пробормотала, глядя в угол:

– Глупости какие, что было, ничего не было, что надо от меня? Жили себе как все, ну не богато, денег не хватало, муж мало зарабатывал, я дома сидела, за детьми-то надо смотреть…

И тут я взорвался:

– Хватит, ты, старая корова, давай быстро говори своей дочери всю правду. Расскажи-ка, как ты смотрела за детьми, особенно за ней, за своей дочерью!

Женщина не сдавалась, она уперто смотрела поверх наших голов и молчала, сжав челюсти так, что скулы побелели. Жанна подошла к ней и положила руку на плечо:

– Мама, я прошу, у меня совсем плохи дела, мне кажется, я с ума схожу… У меня приступы участились, я уже боюсь на улицу выходить, в университет не хожу. Мне очень плохо, врачи не могут понять, что со мной, диагноза нет, и если так дальше будет, меня в психушку упрячут. А я хочу замуж выйти и во Францию уехать. Жан говорит, что если ты мне все расскажешь, то я выдержу, если он – то нет, сорвусь, а мне надо выдержать, я уже столько всего выдержала, что было бы обидно сдаваться сейчас. Прошу, скажи, что было такого ужасного в моем детстве?

Мать посмотрела на нее и закрыла глаза, еще немного – и она упала бы в обморок, я это понял по изменившемуся дыханию и закатившимся глазным яблокам.

Я быстро подошел и брызнул ей в лицо холодной водой. Я бы с удовольствием залепил ей пощечину, но этого не понадобилось.

Словно грязный поток, смывающий все на своем пути, не оставляющий шанса ни травинке, ни цветку, пошел ее рассказ о прошлом. Она не стеснялась в выражениях, описывала подробности, подсчитывала дни и разы, и странным образом приходила в себя. У нее порозовели щеки, заблестели глаза, ожило тело и руки. Она начала жестикулировать, от жесткой куклы, сидевшей здесь еще минут пятнадцать назад, не осталось и следа. Зато Жанна, Жанна с каждым новым словом, с каждой новой подробностью теряла каплю жизни, из нее уходили силы, она даже не плакала. У нее заострился нос, проявились скулы, впали щеки, казалось, она постарела на тридцать лет.

Не отрывая глаз, она смотрела на мать, и только иногда слегка мотала головой из стороны в сторону, словно не веря, что слушает свою мать и та рассказывает ей про ее детство, про ее отца-извращенца. Жанна словно смотрела внутрь себя, находила все те болевые точки, которые раньше были необъяснимы для нее, а теперь так страшно и просто получили объяснение.

Все встало на свои места, и эта женщина, которая называла себя ее матерью, которая должна была по материнскому долгу защищать и оберегать свое дитя, мать, предавшая свою дочь и несущая по жизни проклятие предательства, наконец-то исполнила свой материнский долг. Пусть в такой, страшной, форме, но, открыв свое предательство, убивавшее ее дочь столько лет, она, наконец, открыла той путь в собственную жизнь. Она, наконец, отделилась от дочери, отрезалась, оторвалась. Она сделала свою дочь свободной. Жанна встала и, пошатываясь от напряжения, пошла к двери. Я подумал, что сейчас начнется приступ, но нет, она ушла, я слышал, как хлопнула дверь. На женщину, что сидела напротив меня, я даже смотреть не хотел, она была уже бесполезна, она была отвратительна, она была несчастна.

– Я не могу вам заплатить, – испуганно сказала она. – У меня нет денег, Жаннка притащила меня сюда.

– Пошла вон! – я был очень груб, но у меня не было сил изображать благовоспитанность и всепрощение.

Эта женщина настолько жестоко и хладнокровно нарушила Великий жизненный баланс, что церемониться с ней уже ни на этом свете, ни на другом никто не будет.

Ее вина доказана, ее признание получено, о раскаянии она, похоже, и не задумывается, так что случай безнадежный, пусть катится в свой собственный ад. Отрабатывать это преступление она будет бесконечно долго. Такие нарушения одним-двумя перерождениями в крысу или навозного жука – не исправить.

Так что, аллилуйя, и привет твоим персональным демонам, безумная.

Женщина продолжала сидеть. Она недоуменно смотрела на меня и не шевелилась, словно ждала чего-то.

– Чё сидим? – я откровенно демонстрировал свое отвращение. – Пошла отсюда, давай, шевели своей жирной задницей.

Я плюнул ей вслед, еще и книжкой запустил в закрывающуюся дверь. Мне надо было выпустить пар, я беспокоился о том, чтобы в порыве ярости не проклясть ее. Какой бы мерзкой она ни была, она остается матерью Жанны, их связь сакральна, как любая родовая связь. Мое проклятие распространилось бы и на Жанну. Поэтому здесь нужно быть очень осторожным.

Я вышел на балкон и начал восстанавливать дыхание, «заземляться» и возвращаться в «здесь и сейчас». Есть очень простой способ выйти из стресса, из любого негативного состояния, вернуться к себе, вернуться в реальность. Нужно поочередно проверить все пять органов чувств: услышать окружающий мир, выбрать один звук и вслушаться в него. Увидеть окружающий мир, найти один объект и всмотреться в него. Понюхать окружающий мир, найти один запах и «внюхаться» в него. Потрогать окружающий мир и оставить след своей руки на каком-нибудь одном объекте. И наконец, попробовать окружающий мир на вкус, что-то лизнуть, откусить, пожевать. Это одна из рекомендаций далай-ламы по «возвращению в осознанность», а уж далай-ламе можно доверять. Именно эти процедуры я проделал на балконе, пришел в себя и услышал, как звонит телефон, оставленный на столе. Звонила Жанна. Ассистентка дала ей мой прямой номер, и я подумал, что непременно выпишу ей премию. За чувствительность и точное реагирование. Ведь мой прямой телефон знают несколько самых близких людей, давать его посторонним запрещено.