1895 год. Италия.

Снег в этой части Ломбардии не был редкостью, причём часто он сопровождался сильным ветром, что весело заносил улицы города в считанные дни.

Впрочем, и таял он так же быстро, как и выпадал. Близость к жарким широтам Средиземного Моря, оказывала своё влияние и на погоду. Гамбара, этот таинственный город Ломбардии, жил на границе холода и тепла, и его жители привыкли как к проливным ливням, так и затяжным снегопадам.

На этот раз снег валил не переставая – крупные хлопья сыпали и сыпали из густых туч, что нависли над крышами города, алчно пожирая солнечные лучи. За неполные сутки снега выпало больше, чем за два последних года – и, судя по всему, останавливаться этот снегопад не собирался.

Город, как говорили старожилы, «накинул шаль из каминов» – десятки печных труб выбрасывали жирные языки дыма, что смешивались с хлопьями снега, придавая Гамборе вид игрушечного города, словно сошедшего с детских книжек о Рождестве.

Машина остановилась у вокзала, распугав своим видом несколько десятков прохожих. Судя по виду, это были крестьяне из глухих горных деревушек, что приехали в город для решения каких-то своих личных дел, или просто – посмотреть на мир.

Мощный автомобиль «Единорог», сделанный на предприятии «Бейнц», по строго индивидуальному заказу маркграфа, представлялся им каким-то волшебным агрегатом. Самодвижущейся повозкой из волшебных сказок, управляемой парой сноровистых чертей.

Франка хорошо знала это – и испытывала удовольствие, глядя как простолюдины, те, кого её отец сравнивал с «зайцами», шарахаются от её машины – символа власти и богатства её хозяина.

Остановив машину у вокзала, прямо поперёк площади, Франка достала тонкую сигарку, и неторопливо раскурив её от золотой зажигалки, выпустила кольцо дыма, глядя, как оно пролетает через снежинки.

Прохожие с негодованием смотрели на это, и, качая головами, обходили автомобиль стороной. Для них и автомобиль то был – чудовищным порождением самого Дьявола… А уж курящая девушка – это ни в какие ворота не лезло.

Некоторые даже складывали пальцы в «фигу», отгоняя зло. Франка это дико веселило – ей нравилось наводить страх на людей – даже такой – мистический. Отец всегда учил Франка, то в мире все люди делятся на два вида – тех, что пугаются, и тех, что пугают. На «зайцев» и «охотников».

И те, кто пугает – всегда стоят выше. А «зайцы» служат для того, что бы на них охотились охотники.

Выпустив ещё несколько колец дыма, Франка достала часы и посмотрела в них.

Судя по времени, этот странный тип – Эйнджел Снарк-Младший, особо не утруждал себя всякими глупостями типа пунктуальности. Он был должен появиться тут минуты три назад, но, видимо, не спешил, хотя его поезд прибыл на станцию уже минут пять назад.

Франка вышла из машины и посмотрела вверх, в хмурое, затянутое тучами небо, откуда сыпали густые хлопья снега…

Опустив голову, она чуть-чуть не уткнулась носом в громадный, больше её ладони, зуб какой-то рыбы, вроде акулы – если, конечно, можно представить себе акулу размером с вагон паровоза.

Зуб висел на верёвочке, поверх странной куртки – из какого-то чёрного, лоснящегося, меха. Мех был странным – создавалось впечатление, что шкурки взяли у каких-то мелких животных, величиной не больше ладони Франка. Причём – что было ещё более странно – кем бы ни были эти животные, их мех одинаково легко складывался во все стороны – и вверх, и вниз. Франка видела такое только один раз в жизни –отец и друзья «посетили с визитом вежливости» раскопки какого-то гуннского воина, времён Вторжения Атиллы – тогда кроме золотых украшений и дорогой диадемы работы до императорского Рима, отец принёс и рукав от одежды гунна – сшитой, по словам историка, «из шкур мышей» – однако тот мех был не мышиным – а точно такого-же зверя, даже двигался так…

Куртка из шкур этих странных зверей, была надета на здоровенного – два с лишним метра, молодого человека странной внешности – немного мрачное, и какое-то «стёртое» лицо, в котором было не разобрать никаких эмоций.

Тёмно-зелёные глаза прятались за массивными очками, причём Франка сразу поняла, что стекло там простое – не линзы. Такие очки часто носили те, кто имел хорошее зрение, но старался выглядеть начитанным и умным. Например, те знакомые Франка, что втирались в доверие к богатым людям, выдавая себя за «умных ослов», и потом забирая последние монеты у обманутых ими.

Молодой человек был гладко выбрит и коротко, почти под «ноль», и не носил никакой шапки – куртка имела громадный капюшон, на который, судя по всему, пошла целая лиса какого-то сероватого оттенка.

Штаны у него были из какой-то кожи, а вот ботинки были странными – больше похожими на сапоги с высокими голенищами, и со шнуровками.

За спиной у парня висел очень странный вещмешок – его словно сшили из чешуек, странного вида – самая маленькая чешуйка была размером с чайное блюдце – было страшно даже представить размеры рыбы или рептилии, что отдала свою чешую.

Сам он меньше всего был похож на учёного или какого-то там умника, закончившего университет – больше всего он смахивал на тех парней, что приезжали в Ломбардию с юга, что бы стать теми, кого в Гамборе называли «подмастерья чести». Однако в нём не было никакой той жёсткой решительности, которую хранили в себе «подмастерья», даже самые ничтожные. Ни один из «отцов» «людей чести» не взял бы такого типа себе в помощники – разве что чисто на «один скок» (то есть в качестве «козла отпущения», при совершении преступления. Примечание автора).

– Сеньорита Франка? Меня зовут Эйнджел Снарк-Младший. Я прибыл в гости к вашему многоуважаемому сеньору…

Голос у молодого человека был странным – гулким и густым – словно у профессионального певца или потомственного ныряльщика – Франка, из той, старой жизни, которую изо всех сил желала забыть, помнила, что у ныряльщиков из её деревни был точно такой же голос – следствие хорошо развитой постоянными погружениями под воду грудной клетки. Когда проводишь под водой чуть ли не больше времени, чем на суше – то выбора особого нет – или «раздувай грудину, как кузнечный мех», или захлебнись – на радость плотоядным сиренам из свиты Нептуна.

Совершенно непонятно было как этот тип ухитрился подойти к ней так близко, посреди открытой площади… Впрочем маркграф предупреждал Франка, что Снарк далеко не такой простак, каким кажется, и с ним надо быть повежливее. И даже упоминал, что своё прозвище – Доктор Акула, он получил отнюдь не за отличное знание истории и океанографии.

Это предупреждение Франка, как водится, пропустила мимо ушей – человек который был учёным и разбирался в науке, для неё был простым простаком и глупцом, принадлежавшим к породе «зайцев». Умные люди не имеют всяких там научных и профессорских званий.

– Маркграфу. Томазз Кардинни – маркграф, – поправила Франка, и, не без яду, добавила. – Вам известно, что такое – маркграф? Или ваши познания, распространяются только на дубинки Тихого Океана?

– Да, известно – маркграф, это изволит быть граф марки. А марка – приграничное поселение. В данном случае предки графа получили свой титул от самого Карла Великого, в 774 году, когда тот завоевал и разгромил королевство лангобардов. Фактически мы сейчас находимся в месте, что пало перед Каролингами в последнюю очередь… – равнодушно проговорил Снарк. – Название города, кстати, происходит от имени первой известной королевы великих лангобардов – Гамборы. (По легендам Гамбара была первой известной королевой винилов – как тогда назывались лангобарды, и именно при ней и её сыновьях лангобарды двинулись скитаться по Европе. Примечание автора). Именно она предложила для своего народа фокус, как можно удивить бога войны Тора и получить от него победу для тех, кого мы зовём лангобардами.

– Что-то не слышала ни разу.

Снарк улыбнулся, а затем сделал странную вещь – щёлкнул зубами. Звук раздался такой, словно он стукнул в кастаньеты. Такую привычку – щёлкать зубами, Франка встречала у тех-же ныряльщиков – под водой особо не покричишь, а вот щелчки зубами слышны отлично.